Читать книгу «Хроника одного побега» онлайн полностью📖 — Сергея Зверева — MyBook.
image

Глава 3

Данила с Камиллой, конечно же, понимали, что просто так их не отпустят. Но они не могли подумать, насколько далеко зашли планы их похитителей.

Солнце клонилось к западу. Его косые лучи прорезали заводские руины, золотили их. Первый стресс после попадания в плен уже прошел. Ключников и Бартеньева в первые дни старались не упоминать в разговорах Москву, свои прежние ошибки, не пытались докопаться до причин, по которым оказались пленниками.

Мужчина и женщина сидели под стеной на прогретой солнцем земле. Днем им хотелось быть поближе друг к другу, потому что ночью их загоняли в общие камеры. Данилу в мужскую, Камиллу – где содержались женщины.

– Мне спокойно рядом с тобой, – проговорила Бартеньева. – Хоть ты и сволочь. Променял меня на эту тупую Лидку из театра.

– Хороший симптом, если начинаешь злиться, – Данила погладил свою подругу по плечу.

– Я не злюсь. Я констатирую факт. Но при этом понимаю, что окажись ты со своей Лидкой здесь, то это бы вас сблизило по-настоящему. Так что уж лучше я с тобой, чем она. Интересно, нас уже хватились?

– Думаю, что нет. Точного времени для встречи мы никому не назначали. От нас по-прежнему ждут репортажей. Даже время в эфире для них зарезервировано.

– Обидно, – вздохнула Бартеньева. – Мое любимое время суток – закат, – она прикрыла глаза. – Солнце такое ласковое. Оно не палит, как днем, а просто греет.

– Ты еще скажи, будто с закрытыми глазами можно представить себе, что сидишь не в пыльном дворе полицейского управления, а расположилась на берегу моря. Солнце сядет, и мы с тобой отправимся в бар, а там «все включено». Если хочешь, я могу даже шум волн изобразить. Шшш… Шшш…

Камилла взяла пальцы Данилы в свою ладонь, сжала их.

– И какого черта мы сюда поперлись? Ведь можно было предположить, что повстанцы совсем не ангелы свободы.

– Да и официальный режим не сонм святых, – напомнил Ключников. – Когда идет война, убивают с обеих сторон. А потом и не разберешься, кто виноват в том, что началась бойня.

– Прав оказывается тот, кто в результате победил. Так что, думаю, любитель считать до шести в результате станет одним из национальных героев.

– Если доживет до победы. Этот мудила слишком самоуверен.

– Мудила – это еще мягко сказано. Он недочеловек. И дело здесь не в том, что он араб. Среди арабов много умных, добрых, справедливых, честных – прекрасные поэты, писатели, журналисты…

Продолжить перечень Камилле не дали. Охранники закончили вечернюю молитву и стали загонять пленников в цокольный этаж здания, где располагались камеры. Мужчина и женщина шли, взявшись за руки, так, как привыкли ходить, прогуливаясь по вечерней Москве. Но им не позволили войти вместе со всеми. Охранник, ничего не объясняя, отогнал их в сторону, поставил к стене.

– Чего они от нас хотят? – испуганно спросила Камилла.

– Откуда мне знать? Заглянуть ему в голову, что ли?

Все остальные пленники уже исчезли в здании. Только тогда во дворе появился Сабах, он лучился улыбкой, даже удостоил журналистов кивка, а затем заговорил по-русски с явно выраженным восточным акцентом.

– С этого дня мы помещаем вас в отдельные одиночные камеры. Ваша судьба пока не решена.

– В чем нас обвиняют? – спросил Данила.

– Почему сразу обвиняют? – вскинул брови Сармини. – Идет обычная проверка. Кто вы, с какой целью оказались в Сирии?

– В первую очередь следовало бы об этом спросить нас самих, – вставила Камилла.

– Люди иногда врут, к сожалению, – блеснул очками Сабах. – Условия содержания у вас будут получше, чем до этого. В общей камере недолго и какую-нибудь заразу подцепить. Завтра мы поговорим о вашей судьбе более подробно. Подумайте о том, что сможете нам сказать. А пока – спокойной ночи.

После такого милого пожелания Сармини сделал жест охраннику, чтобы тот провел пленников в их новые камеры. Электричества в здании не было, коридор освещался редкими керосиновыми лампами. Камеры для особо ценных пленников располагались в самом его конце. Мужчину и женщину определили в соседние помещения.

– До завтра, – только и успел сказать Данила, и за его спиной лязгнул дверной засов.

Для пленника новая камера – это своеобразный аттракцион. Хоть какое-то разнообразие и объект для исследования. Солнце уже зашло, но небо все еще хранило его свет. Пока не стало совсем темно, следовало осмотреться. Под стеной на бетонном полу лежал матрас, набитый свежей соломой. Вместо стола высились два поставленных друг на друга старых деревянных ящика для овощей. Больше никакой обстановки в камере не наблюдалось, если, конечно, не считать обстановкой парашу, прикрытую гофрированной картонкой. Стены были испещрены старыми, полузамазанными надписями на разных языках. Новые охрана уже не уничтожала. Содержание их было предсказуемым. Часть просто сообщала, кто здесь и когда сидел. Другая часть свидетельствовала о ярко выраженных политических пристрастиях сидельцев.

Данила подошел к зарешеченному оконному проему. За ним в полутора метрах виднелась мрачного вида бетонная стена. Пахло сыростью и плесенью. Негромко журчала вода. Он поднялся на цыпочки, глянул вниз. Окно камеры выходило в какой-то водосточный коллектор. Было странно, что в почти вымершем городе еще что-то функционирует.

– Камилла, – тихо позвал он.

Женщина тут же отозвалась из соседней камеры:

– Я здесь.

– У тебя все в порядке?

– Вот только телевизора и мини-бара в номере нет.

Из-за двери послышался окрик, требующий прекратить переговариваться. Пришлось замолчать. Данила прилег. Спать абсолютно не хотелось. Деятельный Ключников буквально изнывал в заключении. Он бы даже согласился, чтобы пленников днем выгоняли на какие-нибудь работы. Хотя бы разбирать завалы в разрушенном городе. С тоской вспомнилась съемная московская квартира, казавшаяся до этого убогой. Обустраивать ее всерьез Данила не решался. Сегодня хозяйка готова сдавать ее, а увидит, что сделан хороший ремонт, найдет повод выселить квартирантов и заселить новых, которым придется доплачивать за отделку. Но зато там был Интернет, коллекция хороших фильмов. За неимением лучшего, Ключников стал восстанавливать в памяти некоторые из них. Как оператор, он помнил не только звук в фильмах, в его память врезались планы целиком.

Страшно захотелось курить, Ключников даже достал пачку, хотя точно знал, что сигареты в ней кончились еще днем. Он даже понюхал ее, та еще хранила запах хорошего табака. Бессонная ночь показалась оператору бесконечной. Найти себе разумное занятие в камере было практически невозможно. Пришлось прибегнуть к способу, почерпнутому из литературы. Данила стал мерить доставшееся ему помещение шагами. Пять шагов в длину, четыре с половиной в ширину. Именно этих полшага и раздражали больше всего, пойдешь и упрешься лбом в стену. Из рассказов бывалых людей Данила знал, что самые сложные в заключении первые три-пять дней, в течение которых человек не может смириться с тем, что потерял свободу. Затем примиряется с ситуацией. Но это в теории, да и касается нормальной, легальной тюрьмы, где ты знаешь, что раньше или позже должен появиться следователь, адвокат, впереди тебя ждет суд. Здесь же, в Абу-эд-Духуре, царила полная неопределенность.

Взгляд Данилы уперся в стену. При скудном освещении из окна проникал лунный свет, он увидел в глубокой щели между кирпичами, как ему показалось, скрученную в трубочку записку. Щель была явно процарапана в растворе кем-то из предыдущих сидельцев. Ключникову тут же вспомнилась иерусалимская Стена Плача, в щели между каменными блоками которой иудеи засовывают записки с посланиями богу.

Что сталось с тем сидельцем, который оставил записку? Кто знает, может, благополучно вышел на волю, заплатив выкуп, может, был расстрелян как «неперспективный» в смысле получения с него денег? Записка не могла этого прояснить, скорее всего, она была оставлена в минуты отчаяния. Но у Данилы мелькнула мысль, что в ней может содержаться полезный совет. Он запустил в щель мизинец и выковырял послание, которое на самом деле оказалась посылкой. На ладони лежал длинный окурок – сигарету неизвестный благодетель скурил лишь до половины, остальное оставив незнакомцу, которому предстояло занять камеру после него.

Данила чиркнул спичкой, на несколько секунд его лицо осветилось огоньком. Он глубоко и с наслаждением затянулся. Заключение учит радоваться мелочам, на которые в обычной жизни не обратил бы внимания. Ну кто бы еще несколько дней назад мог сказать, что высокооплачиваемый оператор будет радоваться окурку. Курить его, даже на секунду не задумавшись, что человек, потягивавший сигарету до него, может быть больным заразной болезнью. Данила просто наслаждался выпавшим на его долю кратковременным счастьем.

Огонек дошел до фильтра. Во рту появился тошнотворный вкус. Ключников выбросил окурок в зарешеченное окно. И вновь потянулись долгие минуты ожидания. Он понимал, что в камере, скорее всего, в тайниках, подобных найденному, могут храниться и другие подарки от заключенных, но на всем следовало экономить.

Данила не успел присесть на соломенный тюфяк, как в коридоре вдруг послышались шаги. Шли не меньше двух человек, можно было различить бряцание оружия.

«За мной?» – тут же промелькнула мысль.

Ночной визит не мог предвещать ничего хорошего. Шаги приближались. Данила замер в ожидании. Совсем рядом невидимые для него тюремщики остановились. Лязгнул засов, но не в его камере, а в соседней, там, где находилась Камилла.

– Что вам от меня надо? – спросила женщина.

Послышалась возня.

– Они меня забирают! – успела крикнуть Камилла, и крик оборвался.

Скорее всего, Бартеньевой заткнули рот. Данила бросился к металлической двери, стал колотить в нее руками и ногами:

– Что происходит! Откройте!

Но его никто не слушал. Шаги удалялись. По шороху можно было предположить, что Бартеньеву волокут по полу. В бессильной злобе Ключников еще несколько раз ударил в дверь, а затем сполз на пол. Впервые в жизни он почувствовал себя таким беспомощным. Он даже не мог защитить свою подругу. Он вообще не мог ничего сделать.

– Сволочи, ублюдки… – прошептал он и почувствовал, как глаза его предательски увлажняются, а воображение стало рисовать одну картину за другой, все страшнее и страшнее.

Разумом телевизионщика Данила понимал, что произошедшее, скорее всего, и рассчитано на то, чтобы надавить на его психику. Не зря же их посадили в соседние камеры, дали немного успокоиться, не зря выбрали ночное время, когда человек чувствует себя максимально незащищенным. Но разум – это одно, а вот чувства логике не подвластны.

Ключников вскинул голову, ему показалось, что издалека, сквозь толщи кирпичной кладки, до него долетел отчаянный женский крик. Прислушался. Нет, вроде показалось. В реальности слышалось только журчание воды в коллекторе.

– Камилла… – прошептал Данила. – Почему они пришли за тобой, а не за мной?

* * *

Бартеньеву втолкнули в один из кабинетов, расположенных на последнем этаже бывшего полицейского управления, тут было светло, горели под потолком светильники, светился экран компьютера. На балконе мерно тарахтел портативный генератор.

За столом расположился Сабах. Несмотря на позднее время, он был подтянут, идеально причесан, светлый костюм сидел на нем безукоризненно, двое давно не бритых охранников, притащивших сюда Камиллу, смотрелись на его фоне сущими дикарями. На одной из стен висело черное полотно с написанной от руки арабской вязью. Нервничающая Камилла только и успела понять, что это религиозная цитата, что-то про джихад.

– Поосторожнее с ней, она пока еще наша гостья, – строго сказал Сармини, сам поднялся и отодвинул стул: – Присаживайтесь.

Бартеньева сразу не придала значения слову «пока», услышала то, что хотела, – она здесь гостья. Она села на жесткий стул, машинально пробормотав «спасибо», нервно сцепила пальцы в замок и, чтобы не было заметно, как трясутся руки, положила их на колени. По дороге сюда, когда ее волокли с зажатым ртом, женщина решила, что впереди ничего хорошего ее не ждет, только еще больше неприятностей. Но вид учтивого, интеллигентного Сабаха, неплохо говорившего по-русски, успокаивал.

– Почему я здесь, можете объяснить? – спросила она, стараясь, чтобы в ее голосе не звучал вызов. – Чем обязана?

Сармини мило улыбнулся.

– Вы умная женщина, это по вашим глазам видно, – проговорил заместитель командира. – Мы абсолютно не желаем вам зла, поверьте. Но время военное.

– Я уже это слышала от вас.

– Мне нужно немногое. Я хочу, чтобы вы связались со своими друзьями, родными, сообщили им, что с вами произошло. Заверили их, что с вами здесь хорошо обращаются. Вот и все. Они же волнуются из-за того, что от вас нет вестей. – Сармини был само благодушие, но по блеску глаз за стеклами очков Камилла понимала – перед ней двуличный человек.

– Как я могу объяснить им то, что мы, журналисты, абсолютно мирные люди, попали к вам в плен? – приняла условия игры Бартеньева.

– Скажите чистую правду. Мы не исключаем, что вы, прикрываясь профессией, шпионили в пользу Асада. Я имею право на сомнения? – Сармини вежливо улыбнулся, как бы подсказывая ответ: «Да, такое право он имеет». – Уверен, проверка, которую я сейчас провожу, покажет вашу невиновность. Хотя наш командир придерживается другого мнения.

– Почему я здесь одна, ведь в плен попали мы оба – я и мой напарник по съемочной группе? – спросила теряющая бдительность Камилла.

– Мужчины более амбициозны. Я сперва хотел убедить вас, а потом вы убедите вашего друга. Так будет проще для всех.