Клим тянул до последнего, ехал с включенным «поворотником». Свернул в последний момент под мигающий сигнал светофора. «Гелендваген» вынужден был повторить маневр, практически уже пересекши улицу, и потому неминуемо оказался сзади.

– Засветились, – процедил сквозь зубы водитель.

– Можно подумать, что он нас до этого не заметил.

– Все равно прокол. Один-ноль в его пользу. Надо было передать его другой машине.

– Сейчас сделаем, – рука напарника потянулась к кнопке рации.

Бондарев вел джип одной рукой, в другой сжал странного вида телефонный аппарат. Его корпус был выточен из цельной титановой заготовки, под толстым сапфировым стеклом с интервалом в несколько секунд пробегала извилистая светящаяся линия, как на экране осциллографа. Когда заработала радиостанция на «Гелендвагене», огненная линия замерла, дала всплеск – сканер надежно засек частоту, на которой она работала. И почти тут же в наушнике зазвучал голос «топтуна».

– Третий, я Второй, готовьтесь принять объект под свой контроль.

И только успел Третий ответить, как дешифратор, встроенный в трубку, уже превратил цифровой сигнал в звуковой, вдобавок выдав на дисплее точные координаты говорившего. Бондарев следил за трубкой, не сбавляя скорости машины.

«Теперь они должны вызвать главного».

Предположение тут же подтвердилось.

– Я готовлюсь передать объект, – донеслось из наушника.

– Вы продержались тридцать минут, – ответили Второму, – движемся за вами.

И хоть тот, кому докладывали, тут же прервал связь, Бондарев уже засек параметры выхода в эфир и координаты. Получалось, что машина находится метрах в пятистах от них.

«Отлично».

Он свернул во двор. Потянулись серые, однообразные ряды девятиэтажек. «Гелендваген» остался стоять на въезде, посылая в эфир:

– Вижу объект, движется к вам. Будьте готовы.

Проскочив квартал насквозь, Бондарев оказался на довольно широком проезде, с одной стороны которого тянулась безликая стена кооперативных гаражей, построенных лет тридцать тому назад из силикатного кирпича, с другой – что-то среднее между парком и лесополосой. Среди разросшихся кустов и березок белели газеты, пакеты, пластиковые бутылки. У самой дороги на травке расположилась компания бомжей.

Сканер телефонной трубки, лежавшей на сиденье рядом с Бондаревым, показывал, что машина, идущая впереди от него метрах в ста, – белый «Фольксваген» – и есть тот самый Третий. Дорога упиралась в заброшенную стройку. Клим остановил машину, загнав ее между возведенных на высоту человеческого роста стен, и заглушил двигатель. В наступившей тишине он услышал, как «Фольксваген», взвизгнув покрышками по асфальту, дал задний ход.

В то время, когда белый бок машины преследователей поравнялся с джипом, Клима в салоне уже не оказалось, как, впрочем, и удочек. Водитель «Фольксвагена» напряженно всматривался в строительный пейзаж и про себя матерился.

«...Настоящий лабиринт. Тут можно его целый день искать...»

С другой стороны стройки замер «Гелендваген».

– Я его на время потерял, – донеслось из динамика рации, – но территорию стройки он не мог покинуть. Удочки он прихватил с собой.

Водитель «Гелендвагена» и его напарник переглянулись.

– Я сразу подумал, что с удочками готовится какой-то сюрприз. А ты?

– Нам еще около часа предстоит продержаться. Никуда он не денется. Периметр стройки полностью просматривается с трех сторон. Не станет же он сидеть здесь до темноты...

Тут водитель радостно воскликнул:

– Да вот же он! Передай, что мы его нашли.

– У меня такое чувство, что это он нас нашел.

Клим Владимирович, абсолютно не таясь, шел с зачехленными удочками на плече вдоль недостроенной стены. Бетонная плита, переброшенная через траншею, вела к тропинке. Именно туда и направился Бондарев. Мужчины из «Гелендвагена» даже не успели свериться с картой города. Оба направились вслед за Климом, боясь потерять его из вида. Тропинка слегка шла под уклон, и вскоре за деревьями показался пруд. Зрелище было не очень романтическое. Посредине пруда торчал остов грузовика, вокруг него плавали пластиковые бутылки. Но если закрыть глаза, то вполне можно было почувствовать себя не на окраине большого города, а на природе: шумели на ветру березы, пахло сыростью. У ближнего берега разрослись камыши, пронизанные тропинками. Бондарев поправил камуфляжную выцветшую шляпу и шагнул на тропинку. Камыши доходили ему до груди.

Преследователи остановились, оценивая обстановку. Вода за камышами просматривалась великолепно, самого Клима они видели.

– Останемся здесь, – сказал водитель «Гелендвагена», усаживаясь на бревно у черного пятна кострища.

Послышался свист разрезавшей воздух лески и плеск ударившегося о воду грузила.

– Что здесь можно ловить? – Водитель мял в пальцах незажженную сигарету, соблазненный дымком, вившимся от сигареты в губах Бондарева.

– Карасей, – абсолютно серьезно ответил напарник, – они даже в лужах водятся. Заплывают на луг в разлив, а в засуху зарываются в ил и впадают в анабиоз. Могут целое лето так пролежать.

– Доложи начальству, что мы держим его в поле зрения.

Когда рация в машине «начальства» ответила, Бондарев сразу же засек ее местоположение. Автомобиль стоял на проезде почти напротив того места, где он находился, и если бы не деревья, он бы мог разглядеть лица сидевших в нем людей, но Клим и так догадывался, кто находится поблизости. Он бросил взгляд на часы: с того момента, как он покинул дом, прошло уже полтора часа. За это время он мало чем удивил следивших за ним и потому был уверен, что те расслабились. Бондарев разложил полотняный стульчик, присел возле него на корточки и неглубоко, но надежно воткнул удилище во влажную землю. Сложней всего было со шляпой, ради нее пришлось пожертвовать коленом от запасной удочки. Сперва шляпа повисла на конце колена, и только потом Бондарев осторожно ввинтил его в землю. Привязав конец лески к удочке, он, пригнувшись, побежал по тропинке.

Шофер «Гелендвагена» курил, поглядывая на камуфляжную шляпу, возвышавшуюся над камышом. Удочка то и дело приподнималась, уходила в сторону, как всегда происходит, когда рыбак возвращает на место поплавок, отнесенный ветром или течением.

– Ничего еще не словил и не словит, – с легким сожалением в голосе произнес он.

– На рыбалке всегда интереснее следить за чужим поплавком, чем за своим, – отозвался напарник.

Бондарев, притаившись на краю камышовых зарослей, выжидал момент, когда двое мужчин будут смотреть в одну сторону – не на него. Но, как назло, этого не происходило, сказывалась тренировка – постоянно держать под наблюдением максимальный сектор обзора. Клим несколько раз сильно дернул леску, удочка в камышах взметнулась.

– Кажется, словил, – ветер донес до его слуха слова водителя.

Напарник непроизвольно перевел взгляд.

– Нет, просто клюнуло, он подсечь хотел.

Этих коротких секунд хватило, чтобы пробежать с десяток метров открытого пространства между камышом и деревьями. Бондарев привалился плечом к березе, выглянул из-за нее. «Топтуны» не заметили подмены, мирно продолжая караулить шляпу и удочку, в то время как хозяин уже смотрел им в спины.

«Ну и влетит же вам от начальства». Клим выбрался к стройке.

У недостроенной стены горделиво застыл угловатый «Гелендваген». Титановая телефонная трубка приблизилась к дверце. Сканер буквально за десять секунд вскрыл код сигнализации, коротко пискнул датчик, и тут же щелкнул центральный замок машины, освобождая дверки. Бондарев, особо не спеша, забрался на водительское сиденье.

«И замок зажигания у них дистанционный. Электроника до добра не доводит».

После нажатия двух кнопок на корпусе мобильника двигатель завелся. Бондарев резко – даже гравий полетел из-под колес – тронул машину с места.

– Поехали, – ухмыльнулся он.

Водитель «Гелендвагена» мог бы распознать звук двигателя своей машины в хоре тысячи моторов, но даже он не сразу дернулся, заслышав, как тронулся автомобиль. Он схватился за карман, где лежал пульт, но не стал тратить время, чтобы его доставать. Водитель и его напарник были сильные, тренированные мужчины, умели бегать быстро. Они выскочили к стройке, когда «Гелендваген» еще не свернул на проезд. Водитель выхватил из кобуры пистолет и прицелился, затем, забористо выругавшись, опустил оружие.

– ... Нет... дырявить колеса собственной машины рука не поднимается.

– Ты и не попал бы.

Тем временем Бондарев уже ехал по асфальту. У спуска с невысокой горочки стояла точно такая же машина, как и та, на которой он ехал. Разглядеть, кто сидит в салоне, из-за тонированных стекол было невозможно, да и не надо – Клим примерно представлял себе, кто ее пассажир. Главное – не фамилия, имя, отчество, а должность, занятие человека, его возможности и способности. Он остановился, чуть ли не ткнув бампер в бампер, и коротко посигналил, при этом его губы тронула улыбка. Бондарев представил себе удивленное лицо высокопоставленного пассажира, то, как брови недоуменно сходятся у переносицы, как лоб бороздят морщины, как он дает знак шоферу выйти посмотреть, что случилось.

«Сейчас выйдет шофер», – решил Клим и распахнул дверцу.

Они стояли, каждый у своей машины: водитель и Клим, смотрели друг на друга. Водитель с удивлением, будто увидел воскресшего покойника, а Бондарев – немного издевательски.

– Это он, – бросил водитель в открытую дверцу и слегка попятился.

– Раз уж он здесь, то пригласи его ко мне, – прозвучал из салона немного скрипучий, но вполне дружелюбный голос.

– Садитесь, – шофер сделал знак рукой.

– Я слышал, – Клим неторопливо занял предложенное ему место на заднем сиденье.

Высокий худощавый мужчина чуть моложе пятидесяти лет протянул ему руку:

– Мы знакомы заочно. Иван Антонович Борейша.

– Именно таким я и представлял себе заместителя руководителя охраны Президента.

– Это хорошо или плохо? – Чувствовалось, что мужчина не привык улыбаться, лишь краешек губ дернулся, и улыбка почти мгновенно погасла, а лицо вновь стало непроницаемым для чужих взглядов.

– Это – правильно, – улыбнулся в ответ Клим Владимирович.

К машине подбежали запыхавшиеся преследователи, ни один из них не рисковал подойти вплотную, топтались в стороне.

– Ваше мнение о них, – поинтересовался заместитель.

– Хороши. Им можно доверять охрану...

– Кого угодно, но только не Президента, – в голосе прозвучала злость. – К вашему сведению, я отвечаю и за подбор людей.

– Лучших вы не найдете, – спокойно заметил Бондарев.

– Меня не должно интересовать, худшие они в своей профессии или лучшие. Они должны справляться со службой в любой ситуации. Другого критерия не существует.

– Если так подходить к отбору, то в результате останется только один человек. Против любого таланта найдется гений. Но дело в том, что все мы в чем-то хуже, в чем-то лучше.