– Стыдно! Ох как стыдно! – Юноша ещё сильнее прижал женщину к себе и вцепился в грудь… Тут уж женщина вырвалась, бросилась к двери и… вместо того чтобы исчезнуть за ней, повернула ключ и бросилась в объятия Отто уже сама.

– Ты, маленький негодник, что ты такое творишь? – Женщина сорвала с Отто брюки и, потянув его за собой, упала на стол. – Ну давай же, давай…

Отто едва не опрокинул стул. Он чувствовал себя таким неловким и снова стал краснеть. Но тут фройляйн Рейнхардт из строгой дамы превратилась в милую и нежную деву. Она не смеялась над ним, была ласкова, но страстна. Когда спустя полчаса они оба, вспотевшие и счастливые, вышли из класса, Отто навсегда для себя решил, что сделает всё, чтобы навсегда избавиться от собственной робости. С тех самых пор к двум первым увлечениям Отто добавилось ещё и третье – этим увлечением стали женщины.

В тридцать третьем, после прихода к власти Гитлера и поджога Рейхстага, начались массовые преследования коммунистов. Отец Отто, ярый поклонник таких политических деятелей, как Эрнст Тельман, Гейман Реммеле и Гейц Нейман, был арестован. Через год он умер в тюрьме. Мать запила и вскоре потеряла работу.

Отто всё ещё не терял надежды на то, что со временем он сделает спортивную карьеру – футбол тогда стал главным в его жизни, – и всё, что с ним тогда происходило, считал временными трудностями. Но отца не стало, а мать пила так, что у них даже не хватало денег на хлеб. Отто устроился работать курьером при брокерской конторе.

Как-то, отвозя почту за город, Отто провалился в глубокую лужу, а потом прождал адресата несколько часов на морозе. В результате он угодил в больницу, где ему ампутировали большой палец на правой ноге.

С футболом было покончено навсегда. Тогда же он и начал курить.

С тех пор Отто стал сильно прихрамывать, но в этом был и огромный плюс: он был признан негодным к службе в вермахте. Гитлера, идеи национал-социализма и развязанную Германией войну Отто ненавидел всей душой, поэтому и стал работать на Паука.

***

Сейчас, глядя на одетую в малиновое пальто шлюху, на её ярко накрашенные губы, Отто вспомнил именно фройляйн Рейнхардт – женщину, подарившую ему первый опыт общения с прекрасным полом. Он почувствовал себя так же, как и тогда, в душном классе, поэтому накинул пальто и, не надевая кепки, выбежал во двор.

– Отто, мой дорогой, я вижу, что не ошиблась, когда решила заглянуть в этот скромный уголок! Я так и знала, что ты выглянешь в окошко и остановишь на мне взор своих милых печальных глаз! – Девица рассмеялась.

– Пошли, – буркнул Отто, – не стоит рассказывать о нашем общении всей округе.

Девицу звали Руди. Отто уже не раз приводил её к себе домой. Девица была неприхотлива и за свои услуги брала умеренную плату.

Они зашли в квартиру; девица только сейчас загасила папиросу о переполненную окурками пепельницу.

– Похоже, ты был чем-то занят, милый, если так много курил. У тебя не продохнуть!

– Довольно болтать, раздевайся! – процедил Отто.

– Фи… раньше ты не позволял себе подобной грубости. Мог бы предложить для начала что-нибудь выпить…

Отто толкнул девушку – та упала на кровать и расхохоталась. Отто уже срывал с неё одежду. Руди довольно повизгивала и для видимости сопротивлялась. Она легонько укусила молодого человека за мочку уха, потом лизнула щёку… Отто уже весь горел.

Только спустя час он поднялся с кровати и подошёл к умывальнику.

– Милый, очень хочется курить, – томно произнесла Руди.

Она подошла к окну и открыла одну из штор.

– Сейчас же закрой окно! Я не хочу, чтобы в моём окошке мелькали голые девицы.

– Ты всегда такой застенчивый и скрытный. – Руди подошла к столу и закурила. Потом прошлась до кровати и улеглась под одеяло, попыхивая папиросой. – Кстати, ты до сих пор не рассказал мне, почему ты хромаешь. Уверена, что это какая-то романтическая история!

– Это тебя не касается, – пробурчал Отто, бросая на стол несколько марок. – Ты сделала своё дело, а теперь забирай деньги и проваливай!

– Ты не был так груб со мной раньше. У тебя что-то случилось? Расскажи же… Мне не хочется оставлять тебя таким. Расскажи, мне не хочется идти на холод. Я могу остаться у тебя до утра. Сегодня мало клиентов. Решайся. Если я останусь, то потребую совсем немного; если ты на мели, то можешь отдать деньги как-нибудь в следующий раз. Ну же, не будь букой!

Отто посмотрел на девушку. Пышные волосы, длинные ноги, шикарная грудь с задорно торчащими из-под полупрозрачной сорочки сосками. Отто опять вспоминал фройляйн Рейнхардт.

– Если хочешь – оставайся. Только не приставай ко мне со своими глупыми расспросами.

Отто подошёл к окну и выглянул на улицу.

Припаркованный под кустом «мерседес» он заметил не сразу. Его скрывали густые ветви ещё не успевшей осыпаться акации.

Однако он всё-таки увидел его.

У автомобиля стояли двое – кутались в приподнятые воротники, курили. Отто тут же вспомнил про опасения Паука.

Что это? Может быть, случайность, или всё-таки Паук не ошибся? Рисковать нельзя.

В дверь постучали. Отто шарахнулся от окна.

– Милый, что случилось? Ты весь побледнел! – Руди соскользнула с кровати и повисла у Отто на шее.

– Отстань! Не до тебя. – Отто оттолкнул девицу, бросился к двери и замер.

Несколько сильных ударов прозвучали как гром среди ясного неба.

Руди взвизгнула…

Зачем он позволил этой дурёхе остаться, если он засветился… если он провален…

Паук часто говорил, чтó нужно делать в случае провала в первую очередь.

Отто бросился к тайнику, оторвал половую доску, достал передатчик и тетрадку с шифрами. Потом сорвал с крючка под потолком висевшую на нём керосинку и слил её содержимое в алюминиевую миску. Он достал спички, положил их и тетрадку с шифрами рядом с миской. Он сожжёт шифры и разобьёт передатчик, но нужно сделать кое-что ещё.

Отто полез за комод и достал старый ржавый топор. Его трясло, руки не слушались, боль в ноге, казалось, стала ещё сильнее. Снова послышался громкий стук. Отто подошёл к антресоли, протянул руку и достал свой старенький «вальтер». Руди взвизгнула. Прежде, чем они ворвутся, он уничтожит рацию и шифры; также нельзя даться им в руки живым. Теперь оставалось только молиться, чтобы интуиция Паука на этот раз не сработала.

Снова этот ужасный стук.

Отто схватил коробок и чиркнул спичкой. Зажечь керосин в миске и бросить туда бумаги. Да-да. Потом один взмах топора…

– Отто! Ты откроешь дверь, или мне придётся стоять тут до утра? – послышался из-за дверей знакомый голос. – Я прекрасно знаю, что ты привёл в дом девицу, но мне нет до этого дела, уж поверь!

Руки Отто дрожали. Фрау Марта, соседка с нижнего этажа, – это определённо была она. Отто выдохнул, погасил спичку и посмотрел на Руди. Та забилась в угол, прикрывшись одеялом. Отто убрал миску с керосином, топор и сунул листки с шифрами в карман.

Может, всё ещё не так плохо?

– Что вам нужно, фрау? Если я и вожу девиц, то это и в самом деле не ваше дело! Вы чуть не вышибли мне дверь!

– Что ты сделал со счётчиками, негодный мальчишка? У меня снова перегорели пробки!

«Спокойно, – успокаивал себя Отто. – У страха тысяча глаз». Он подошёл к двери – соседка всё ещё голосила. Отто отодвинул щеколду и приоткрыл дверь. «Вальтер» при этом он держал за спиной.

– С меня довольно! На этот раз ты так просто не отделаешься! – возмущалась соседка, при этом что было сил вытягивала шею, стараясь разглядеть то, что скрывал Отто за своей спиной.

С разлохмаченными волосами, в одном халате и шлёпанцах, разгневанная фрау выглядела весьма устрашающе.

Отто примирительно улыбнулся:

– Простите меня! Я помогу вам устранить поломку. Сейчас я спущусь и вставлю вам новые пробки.

– Да что ты такое говоришь? Поглядите на него! Пробки он мне вставит! Одной, похоже, уже вставил! – Женщина отступила. – А если в следующий раз ты мне дом спалишь – что тогда?

– Ступайте, фрау Марта. Я сейчас к вам подойду.

– Пошли сейчас! – Женщина снова подалась вперёд, но Отто плавно прикрыл дверь.

Фрау снова разоралась:

– Что? Захлопнул перед самым носом! Негодяй! Мерзавец!

Отто слил в лампу керосин. Рацию и тетрадку с шифрами снова убрал в тайник, заложил доской. Пистолет он всё ещё держал в руке. Он посмотрел на Руди.

Она всё видела…

Отто улыбнулся.

Он больше не боится, он больше уже не краснеющий при виде женской груди мальчик. Он – воин.

Однажды он уже убил человека. Это был противный толстяк, который вздумал шантажировать Эмму Шридер – молодую женщину, работавшую на Паука.

***

Тогда Паук был излишне возбуждён. Они встретились в парке на скамейке, и русский резидент сообщил, что сумел завербовать очень ценного сотрудника:

– Это женщина – красивая, молодая. Она работает в доме у одного из первых лиц второго отдела Абвера горничной.

– Это же хорошо, – отвечал Отто, – однако я вижу, что вас что-то тревожит.

– Есть человек, который может выдать девицу гестапо и её работодателю. У неё не всё в порядке с родословной, поэтому она также не хочет, чтобы её жених узнал кое-что о её предках. Этот ублюдок возжелал нашу девушку, в противном случае он откроет все её секреты. Мне придётся убить этого выродка, или мы упустим нашу красотку.

В душе Отто вспыхнуло пламя.

– Вы не должны рисковать! Я убью шантажиста! Кто он?

Паук удивлённо посмотрел на молодого человека.

– Ты? А ты уже кого-нибудь убивал? Это непросто, мой мальчик, очень непросто. К тому же стоит тебе сделать хоть одну ошибку… Я не могу потерять радиста.

– Я убью ублюдка! – упрямо процедил Отто. – Не сомневайтесь.

Паук кивнул и нацарапал на клочке бумаги адрес и приметы будущей жертвы. Потом он достал из-за пазухи нож и протянул его Отто. Прочитав на клинке надпись, Отто поморщился.

– «Кровь и Честь!» – это же игрушка головорезов из Гитлерюгенд!

– От этого он не становится более опасным для нас и менее опасным для наших врагов. Или ты хотел бы, чтобы я вручил тебе настоящий нож разведчика, с которым воюют русские?

Отто подкараулил свою жертву в подворотне. Он прятался за каким-то сараем, из которого пахло рыбьими потрохами и мочой. Отто догнал толстяка и хотел ударить в спину, но не смог. Он замешкался. Толстяк повернулся и увидел в руке Отто нож. Он заорал и полез в карман. Тут Отто подался вперёд и воткнул нож толстяку в живот. Когда Отто обшаривал карманы убитого, он нашёл пистолет.

Так Отто помимо ножа стал обладателем старенького «вальтера».

***

Теперь, когда Отто приговорил Руди, ему стало легче. Он понимал, что убить женщину ему будет ещё сложнее, чем того толстого негодяя, но рисковать он не имеет права. Отто посмотрел на пистолет и убрал его на антресоль. Теперь он улыбнулся уже Руди – пусть успокоится. Женщина поднялась с постели и подошла к окну.

«Сейчас она снова станет задавать вопросы, – рассуждал Отто. – Главное – её не напугать. Нужно вывести её из дома и где-нибудь в тёмном переулке… Почему же она молчит? А фрау Марта? Она, похоже, уже ушла. Он обещал к ней спуститься, но это подождёт. Сейчас главное – избавиться от Руди».

Отто подошёл к двери и прислушался – никого. За спиной послышались шаги, щёлкнул выключатель. Руди подошла к окну и распахнула шторы. Совсем без одежды она стояла у окна. Значит, она всё поняла – ну что ж, тогда придётся сделать всё здесь.

– Сейчас же закрой окно и выключи свет! – прорычал Отто.

– Иди к чёрту!

– Что? Что ты сказала?!

– Я говорю: иди к чёрту, идиот!

Руди тихонечко смеялась, Отто видел, что в глазах его будущей жертвы совсем не было страха.

Она знает, что он приговорил её, но не боится. Значит, всё это – спектакль?

Паук был прав: они погорели. Значит, Руди работает на них – тех, что ждали внизу у «мерседеса». Его вдруг осенило. Он понял, зачем она включила свет и отдёрнула штору.

Это был сигнал… сигнал им.

Сильный удар сотряс всю квартиру. Дверь треснула и едва не слетела с петель. Отто бросился к тайнику, в одно мгновение вырвал из пола доску.

– Стоять! – истошно завопила Руди.

Она стояла, прижимая к груди сумочку; в правой руке у неё был небольшой пистолет. Отто вытащил из тайника тетрадку с шифрами, чиркнул спичкой. Ещё один удар потряс комнату, раздался треск – и дверь слетела с петель.

Он мог бы ещё успеть уничтожить шифры, но в тот момент, когда в комнату ворвались двое в чёрных плащах, Руди нажала на спусковой крючок. Прогремел выстрел. Отто дёрнулся и завалился набок.

Глава третья, в которой пожилой кёльнер сталкивается со странными посетителями

В задымлённом полуподвальном помещении на Фридрихштрассе было не протолкнуться. Здесь пахло женскими духами, пóтом и пережаренным салом. Пиво лилось рекой. Небольшой динамик в углу под потолком изрыгал последние новости с Восточного фронта: диктор голосом, напоминающим треск автоматной очереди, сообщал об очередной победе войск вермахта под Курском и Вязьмой, и этот треск тонул в радостных гортанных криках. Эти громкие звуки разбавляли смех и визг девиц. С ярко накрашенными губами, в воздушных платьях и накрахмаленных сарафанах, светловолосые красотки с раскрасневшимися щёчками порой даже заглушали звериные вопли своих раззадоренных кавалеров. Сегодня женщин было лишь четыре, и вокруг каждой вилось по нескольку возбуждённых, пахнущих табаком и пивом вояк в серых мундирах. Повсюду произносились тосты, звенели стаканы, слышались песни.

«Как же они мне надоели, эти песни!» – проворчал сквозь зубы грузный мужчина в белой застиранной рубашке, поверх которой был надет застёгнутый на все пуговицы жилет. Он сидел на высоком стуле за стойкой, протирал стаканы и не переставал улыбаться. Его звали Эрик Кохх, и сегодня он, пожалуй, был единственным мужчиной в подвальчике, который не нацепил на себя военную форму.

Впрочем, это уже давно стало нормой.

Эрик Кохх походил на добродушного пожилого бюргера как никто другой. Недавно ему перевалило за шестьдесят; пивное брюшко, красный шейный платок в белый горошек и массивные очки в толстой оправе дополняли этот образ. Для полноты картины не хватало, пожалуй, только шляпы с пером и пышных подкрученных усов. Однако вместо шляпы голову кёльнера украшала огромная лоснящаяся лысина, а место под мясистым носом, где могли быть усы, было гладко выбрито опасной бритвой «Kobar Solingen» – подарком фрау Краузе, пышнотелой вдовушки, живущей через два квартала, неподалёку от пивнушки Диерта Шредера.

Пивная на Фридрихштрассе, в которой уже без малого шестой год работал кёльнером Эрик Кохх, не считалось особо изысканным заведением. Однако пиво здесь подавали отменное, а сосиски, зельц и кровяная колбаса стоили недорого. Поэтому заведение редко когда пустовало. Со дня основания пивной, которая в своё время принадлежала ещё отцу Диерта Шредера, и задолго до появления здесь Эрика Кохха основную массу посетителей пивной составляли обычные работяги с расположенного по соседству станкостроительного завода – в основном зрелые мужчины, степенные и немногословные. После тяжёлых трудовых будней, проведённых на конвейере или у станков, эти пили немного и вели себя довольно тихо. Позже штат завода пополнился молодёжью, и вышло так, что безобидных трудяг сменили дерзкие и агрессивные юнцы в коричневых рубашках.

До Эрика должность кёльнера у герра Шредера занимал Алекс Шульман, тощенький паренёк со впалыми щеками и необычайно тощей шеей. Новым посетителям пивной молодой кёльнер сразу же не пришёлся по вкусу. После того как в тридцать пятом парни из СА массивной кружкой разбили Алексу голову, тот попал в лечебницу. Тогда-то герр Шредер и предложил место кёльнера жившему по соседству Эрику.

Принимая нового человека, герр Шредер детально расспрашивал Эрика о его ближайших родственниках. «Ты уж пойми меня, приятель, – говорил герр Шредер, качая головой. – Я ведь знал и отца, и мать бедняги Алекса. Они из Мюнхена – чистокровные баварцы, – а эти… Надо же было так изувечить паренька, да ещё и обозвали „жидовской мордой“!». После того инцидента Алекс Шульман исчез навсегда, и ни Шредер, ни тем более сам Эрик больше ничего не слышали о нём.

Эрика «коричневые» особо не задирали, и он спокойно проработал кёльнером несколько лет. Потом «коричневых» сменили «серые».

Сегодня гостей заведения, точнее – бóльшую часть из них составляли молодые мужчины в мышиного цвета мундирах, румяные и крепкие, ещё не успевшие понюхать пороха и не слыхавшие грохота пушек и хлопков разрывающихся под ногами мин. Эти только ещё ожидали отправки на фронт, поэтому веселились и радовались как дети. Меньшую часть составляли хмурые, немного осунувшиеся солдаты, которые тоже выпивали, но вели себя более сдержанно, иногда замыкались и уходили в себя. В отличие от первых, они уже побывали в боях – поэтому и вели себя более сдержанно, разговаривали вполголоса, но пили нисколько не меньше, чем их необстрелянные соотечественники. Многие из этих вторых только что покинули лазареты и госпиталя и ожидали повторной отправки на фронт.

Вопреки обычному, сегодня в заведение заглянула ещё и парочка младших офицеров. Они потребовали лучший стол у окна и заказали, помимо «Баварского», ещё и две бутылки коньяка «Eugene Gourry». Запьянели они быстро, потребовали ещё одну бутылку коньяка. Один из них – тощий, с горбинкой на носу и тонкими усиками – был в форме пехотного фельдфебеля. Напившись, он полез под стол и стал совать забившейся в угол рыжей кошке надкусанную сосиску. Кошка шипела, щетинилась, выгибая спину, при этом нервно махала хвостом. Фельдфебель злился и громко орал: «Как смеет эта тварь брезговать угощением из рук героя Польской компании вермахта? Клянусь: я заставлю эту дрянь не только сожрать эту сосиску, но ещё и выпить за нашу очередную победу!» Несколько сидевших неподалёку солдат тут же предложили тощему фельдфебелю помощь в поимке кошки. Двое полезли под стол, и почти сразу же один из них выскочил, махая окровавленной рукой. Кошка метнулась в образовавшийся проход и выскочила из зала под всеобщий хохот. Эрик Кохх с интересом наблюдал за столь необычным для немецких офицеров поведением.