Цитаты из книг автора «Сергей Жадан»

Сидит в своей комнате у стола, заваленного учебниками, потом не выдерживает, поднимается с дивана, выходит на улицу

Отец слушает прогноз погоды, будто в

И всё это, не выключая телевизор. Телевизор он не выключает даже ночью. Он у них как вечный огонь – горит не столько в радость живым, сколько в память о мёртвых.

– А мы клали на коммунальщиков, – объяснил Шура. – И на их выписки тоже, – расставил он акценты.

Свежий воздух забился в складки его кожанки, будто он принес в карманах куртки обрывки утреннего октября. Солнце освещало комнату, слепя глаза и окончательно пробуждая ото сна. Травмированный прошелся по коридору энергичными движениями чувака, который знает цену своему времени и своим возможностям, бурно поздоровался, мол, рад видеть, хорошо, что вернулся живой. Вошел в кухню, заполнив собой пространство, втиснулся между столом и мойкой, заскрипел куртяком, выглянул в окно.

В начале октября дни короткие, как карьера футболиста, маслянистое солнце проплывает над головой, утяжеляя тени на земле, освещает траву и греет разбитое сердце асфальта.

Если бы тогда, вначале, кто-нибудь рассказал мне, чем все закончится, я бы, возможно, отнесся к этому путешествию осторожнее, хотя кто же мог знать, что все случится именно так и что вся эта затея будет иметь такие последствия. Когда ловишь жизнь за хвост, меньше всего думаешь, что с ней потом делать.

Мы постояли какое-то время, потом Коча потянул нас на лестницу. Снизу поднялся Эрнст с железной канистрой. Кто-то достал кружку, пропустили вперед Кочу, тот деловито взял посудину, оглядел притихшую толпу: – Квартиру, – сказал, – не ремонтировали с девяносто первого. И хоть бы тебе что. – И выпил. Все одобрительно закивали на это головами, поддерживая Кочу в его горе.

Пепелистую звали Анжела Петровна, голос у нее был неприятный и ленивый, а взгляд – черствый и мутный. Другая, цвета промышленной меди, говорила резко и неразборчиво, будто рот ее был полон речного камня, дословно представилась так – Бгалинда Бгедоробна, это должно было значить, очевидно, Галина Федоровна или что-то в этом роде, но про себя я ее окрестил Брунгильда Петровна, и называть ее как-то иначе мое сознание наотрез отказывалась.

Через какое-то время мы выбрались на берег и начали собираться. Ольга снова попросила не смотреть, незаметным движением стянула с себя мокрые трусики и, зажав их в ладони, стала натягивать платье. Мы двинулись и, взобравшись на меловые утесы, побрели вверх, вслед за вечерним солнцем, уже севшим за холмы. Ольга шла впереди, крепко сжимая в левой ладони трусики, платье облепило ее мокрое тело, и я вообще старался на нее не смотреть.