Женька

Я часто думал о том, почему мир так несправедлив ко мне. Почему одним всё и всегда сходит с рук, а другим приходится отвечать за чужие поступки, как за свои собственные. Думал и не мог найти ответа. Год назад я лечился в санатории при заводе, на котором работает мой отец. Как-то раз после ужина я пошёл в игровую комнату и увидел там такую картину: «Крыса», она же Марина Эдуардовна – старшая по этажу – для чего-то собрала всех парней и поставила их в линейку.

– Кто это сделал? Я ещё раз спрашиваю, кто из вас, поганцы, это сделал? – орала она на них и пальцем показывала на пол.

Сначала я не понял, о чём идет речь, лишь почувствовал, что чем-то воняет. А потом заметил в углу у дивана кучу говна.

– А ты чего там встал? – вдруг повернувшись в мою сторону, прокаркала она. – Ну-ка вставай со всеми в ряд и побыстрее.

Я встал вместе со всеми. Она подошла ко мне поближе и уставилась на меня своими глазищами. От неё несло перегаром, как от моего дяди, когда он приходил к нам домой, чтобы попросить у отца в долг. Но самым неприятным в этой ситуации было не это. Её глаза будто имели когти, вцепились в меня и не отпускали.

– Скажи-ка мне, не ты ли это сделал, а? – с язвительной ухмылкой отрывисто произнесла она.

Я помотал головой.

– А почему же тогда пришёл позже всех, позволь узнать?

– Ужинал, Марина Эдуардовна.

– Вы только посмотрите на него! Ужинал он, видите ли! Посмотрите-ка на него!

Она как-то криво ухмыльнулась и сдвинула брови, так что они стали похожи на английскую букву V.

– А может, ты сделал эту гадость до ужина? Что на это скажешь?

– Да это не моё! Я же только что пришёл.

– Ага, знаю я вас. За дуру меня принимаешь? Знаю я вас!

– Ну честное слово, это не я! Честное пионерское!

– Что?! Да как ты смеешь! – Её лицо побагровело от злости. – Такие как ты вообще недостойны носить гордое звание «пионер»!

И тут её понесло. Уж не знаю, чем я ей не угодил, но только досталось мне, по-моему, за все прегрешения человеческие. Её глаза ещё крепче вцепились в меня своими длинными зеленовато-пепельными когтями, и как я ни старался отвести от них взгляд, они были ко мне беспощадны. Будто съедали заживо. В общем, не вытерпел я и заплакал. А «Крыса» почему-то подумала, что, мол, раз я слезу пустил, значит, виноват на 100%. И пришлось мне убирать эту смердящую кучу за того, кто это сделал. С тех пор в моём мозгу устойчиво укоренилась одна простая формула: «Заревел – пиши пропало».

На ковре из иголок и шишек было не очень удобно, но я лежал, не двигаясь, и повторял как заклинание эту формулу, не известную, наверное, ни одному математику мира.

– Ты труп, ботан. Сегодня вечером жди в гости, я тебя лично так распишу, что родная мать не узнает! – где-то надо мной снова раздался гнусавый голос.

Я замер, чуть дыша, но он прошёл мимо и меня не тронул. Только сумку пнул со всего маха, так что в ней что-то громко звякнуло и, похоже, разбилось. Видимо, не хотел связываться, когда вокруг столько свидетелей. И всё же своеобразную «чёрную метку» он мне вручил. А значит, вечером мне уже так легко не отделаться. Я поднялся, кое-как отряхнулся и осмотрел свою поклажу.

– Вот блин, – невольно вырвалось у меня.

Домашнее клубничное варенье из разбитой братом Кабана банки растеклось по вещам, не задев лишь

(к счастью!)

пару сменных трусов. Придётся срочно где-то всё перестирать, ведь завтра должна быть большая торжественная линейка. Ну не идти же мне на неё в одних трусах и галстуке!

Вытащив и распихав по карманам оставшуюся чистой одежду, потея и кряхтя, с сумкой наперевес, я потащился по тропинке вглубь лагеря, в поисках своего корпуса. Нашёл дорогу быстро. Такие же, запоздавшие, помогли. К тому же все корпуса были пронумерованы. Мой находился у самого края лагеря. Сразу за ним был высокий плетёный железный забор, конца и края которому в обе стороны не было видно. Само здание казалось довольно ветхим. Это чувствовалось во всём – от гнилой лестницы при входе, разъеденной короедами, до выцветшей со временем зелёной краски, которой были окрашены веранда и стены. Я поднялся по ступенькам, осторожно поставил «сладкую» сумку на пол и постучал в дверь с полустёртой надписью «Вожатые». Сначала мне никто не открывал, но после третьего стука дверь неожиданно отворилась, и я увидел… Вероничку. Я просто обалдел, честное слово. Выглядела она как-то по-другому, не как в школе. Её роскошные каштановые волосы, всегда забранные в пучок, были распущены. И платьице – в полоску, по-летнему лёгкое – совсем было не похоже на скучное и «похоронное», которое она носила во время уроков.

– Серёжа, здравствуй! А ты что здесь делаешь? – опередила она меня с вопросом.

– Здравствуйте, Вероника Дамировна, я по путёвке приехал. Отдыхать. А вы?

– Хорошо тебе, я за тебя рада. А я вот работать приехала, Серёжа. Воспитателем. Меня за четвёртым отрядом закрепили. Ты случайно не в четвёртом отряде?

– Да, я просто немного опоздал. А вы прямо до конца смены будете?

– Ещё как! Я вообще на всё лето сюда. Здесь так здорово!

– Ага, здорово.

Её улыбка была настолько заразительной, а в глазах читался такой неописуемый восторг, что я невольно тоже улыбнулся во весь рот. Такой счастливой я её никогда не видел. Но стоять и болтать с ней сейчас было некогда, хоть и очень хотелось. Нужно было занять какую-нибудь койку, осмотреться и срочно постирать одежду.

– Пойдём, я покажу тебе твою комнату! – будто прочитала мои мысли Вероничка и чуть ли не вприпрыжку пошла вдоль веранды, так что доски под её ногами жалобно запели.

Я поднял сумку и поспешил за ней, стараясь не отставать.

– Вот здесь ты будешь спать, – указала она на кровать у окна, когда мы вошли в комнату в самом конце коридора.

– А почему именно здесь?

– Ну, к сожалению, Серёжа, ты пришёл самый последний, и все ребята уже выбрали себе места. Видишь, на кроватях уже лежат чьи-то вещи, значит, они заняты. Кстати (она взглянула на часы), сейчас все новоприбывшие с моей напарницей Зиной пошли на экскурсию по лагерю, они должны прийти где-то через час. Как вернутся, можешь попробовать с кем-нибудь поменяться койками.

– Ладно, у окна так у окна, – согласился я.

– Хорошо, давай располагайся, а я продолжу готовиться к завтрашней линейке. Если что, стучи. Кстати, можешь потом погулять немного, только далеко не уходи. Через два часа уже пойдём обедать.

Она легонько взъерошила мои волосы, так что у меня мурашки побежали по всему телу, и ушла. Я внимательно осмотрелся. Тумбочек было восемь. Кроватей столько же. Повсюду валялись чьи-то вещи, хозяева которых, по-видимому, покинули комнату в спешке. Телевизора здесь не было. Наверное, оно и к лучшему. Всё равно ничего интересного по нему не показывали. Ну, может, только тётю Валю да «В мире животных». Я вытащил из карманов чистые трусы и запихнул их под матрац. Открыл сумку, достал несколько пирожков с яйцом и луком, щедро политых сверху клубничным вареньем, с аппетитом их съел, а остальные продукты убрал в тумбочку. В ней было темно и прохладно, так что до вечера не должно было всё испортиться, несмотря на ощутимо поднявшуюся жару в это раннее время суток. Теперь сумка заметно стала легче, а значит, пора было найти место для большой стирки. Лагерь я ещё не успел толком изучить, а потому решил спросить совета у Веронички.

Когда я вышел на веранду, то увидел, как какой-то мужик в чёрной жилетке и джинсах

(в такую-то жару!)

вышел из комнаты Вероники Дамировны и пошёл по тропинке к грязно-серому зданию с надписью «Клуб», которое находилось неподалёку. У него были пепельного цвета волосы ниже плеч, за что я сразу мысленно окрестил его Седоватым.

Неслышно подкравшись к двери вожатых, я прислушался. Вроде бы никто не плакал. Это хорошо. Я постучал. На этот раз она открыла быстро.

– А! Это ты. Что-то случилось?

– Нет, просто у меня разбилась банка с вареньем и надо постирать вещи. А я не знаю где.

– Ох, Серёжа, дай-ка подумать… Вообще в бане, конечно, можно, только она пока не работает. Может, на колонке у медпункта? Знаешь, как туда пройти?

– Не-а, не знаю.

– Видишь вон ту тропинку, за беседкой? Иди по ней прямо, не сворачивая, до столовой. Потом поверни налево, там будет летняя сцена для выступлений, а чуть подальше – баня. Так вот, тебе нужно у бани направо повернуть, и вскоре увидишь медпункт. Там крест красный нарисован. А колонка прямо за ним. Запомнил?

– Вроде да. Спасибо!

– Не за что, Серёжа. Не забудь, что полвторого обед.

– Хорошо, Вероника Дамировна, успею!

Захватив хозяйственное мыло, я отправился искать колонку. Нашёл-то её легко, вот только вода оттуда текла настолько ледяная, что чуть не отморозил себе пальцы рук. В общем, вещи все перестирал,

(про сумку тоже, кстати, не забыл)

но теперь нужно было всё это где-то развесить. И тут я вспомнил, что проходя мимо бани, видел верёвку, натянутую между двух сосен. Мои детские часы с корабликом показывали 12:34. А значит, у меня ещё было время немного посушить одежду, тем более что солнце с раннего утра нещадно палило и день обещал быть очень жарким. Я развесил бельё, нацепил сумку на сучок и сел рядом на пень, который по счастливой случайности находился в тени. И тут вновь заметил того странного типа в джинсах. Он вышел из медпункта и пошёл в мою сторону. По его слегка покачивающейся походке, я догадался, какое лекарство он принял с самого утра. Поравнявшись со мной, он резко остановился. А затем спросил сиплым и сильно прокуренным голосом:

– Что, малец, не успел от мамкиной сиськи оторваться, и сразу обосрался?

Я промолчал.

– Чо не разговорчивый такой? Говорю, обосрался, что ли?

– Вы зачем к Веронике Дамировне ходите? – получил он в ответ.

– Чего?

– Я говорю, вы зачем к Веронике Дамировне ходите? У неё муж есть! – соврал я.

– А-а-а, ты про новенькую… Ничего, фигуристая такая. Чо, тоже на неё запал, да?

Я опустил глаза и покраснел.

– У-у-у-ха-ха! Точняк, запал. Ну, даёшь, малец! Ты хоть знаешь, дурачелло, что с бабами-то делать нужно?

– Ну, любить их, наверное.

Он рассмеялся.

– Дурачелло, их не любить нужно, а мять. Да чо я тебе объясняю… Подрастёшь – сам поймёшь. Кстати, вишни хочешь?

– Нет, спасибо.

– Да ты попробуй, она не простая, а пьяная, – произнёс он и протянул мне на ладони несколько ягод.

– Ладно, – сказал я, взял одну ягоду в рот и тут же выплюнул.

Вишня с виду была красивая, но вкус у неё был довольно непонятный, какой-то кисло-сладкий, с горчинкой.

– Тьфу, какая гадость, – подытожил я.

– Согласен, своеобразная ягода. Но однажды попробовав её, больше никакую другую уже не захочешь. Поверь мне, я знаю, что говорю.

– А за что её любят-то?

– Наверное, за непредсказуемый эффект, когда съедают много. В этом смысле пьяная вишня похожа на женщину. Только тебе всё равно этого пока не уразуметь. Говорю же, подрастёшь – сам поймёшь. А сейчас бывай, некогда мне тут с тобой лясы точить!

С этими словами он продолжил свой тернистый путь в сторону клуба. Я же остался наедине со своими мыслями и всё думал, почему бабам, ну, в смысле, женщинам, это так нужно, чтобы их мяли. Ведь это же, наверное, больно. Так и не найдя на это ответа, я решил, что при первой же возможности спрошу об этом у Женьки. Она же всё-таки женщина, хоть и маленькая.

Толком высушить до конца бельё я, к сожалению, не успел. Нужно было вернуться в корпус до обеда. Собрав в охапку полусырые вещи, я почесал на всех парах. К этому времени все ребята уже вернулись с экскурсии по лагерю, и их муравьиная суета была видна и слышна издали. Добравшись до пункта своего назначения и ступив на крыльцо, я еле успел отскочить в сторону. Гурьба пацанов и девчонок высыпала на улицу для построения. За ними спокойно шла Вероничка и твёрдым уверенным голосом раздавала команды налево и направо.

– Ребята, постройтесь в шеренгу по два. Ваня, будешь первым в строю, давай дуй в начало. Машенька, а ты почему без сандалий? Потеряла? Ничего, сейчас найдём! Так, кто там за сосной спрятался? Я всё вижу! А, Серёжа, вижу, ты колонку нашёл, давай быстрей вставай в строй, а то мы на обед опоздаем.

– Сейчас, Вероника Дамировна, я мигом!

В это же время на улицу высыпала вторая часть отряда, во главе которого была «Красная Пилотка» Зина. Было видно, что с детьми она не ладила, потому что её никто не слушался. Среди всего этого ералаша я мельком увидел Женьку. Она стояла у беседки и помогала какой-то девочке заплетать косички. Делала она это с таким серьёзным и умным видом, поджав губы, будто не волосы перебирала, а двигатель. И тут я поймал себя на мысли, что мне почему-то нравится смотреть в её сторону. Но особого значения тогда этому не придал. В общем, я быстро сбегал в комнату, повесил одежду на спинку кровати, сумку бросил в угол и побежал догонять колонну, которая, распевая «Солнечный круг», шагала в ногу по тропинке к столовой. Пристроился в конец шеренги к замыкающему, которого звали Толик. И с тех пор зарёкся опаздывать на построение. Всю дорогу он шёпотом мне на ухо рассказывал пошлые анекдоты про поручика Ржевского, успевая при этом иногда выкрикивать слова песни. Причём иногда путал, куда кричать песню, а куда загонять анекдоты.

На обед давали харчо, гречку с котлетой и компот. Я сел рядом с пацанами из третьего отряда, поскольку с Толиком садиться мне рядом не хотелось, а остальные места были уже заняты. Вероника Дамировна ходила между столами и желала всем приятного аппетита. Наш отряд ел спокойно, чего не скажешь о третьем. Они галдели как сороки и кидались яблоками из компота. В итоге их обещали лишить ужина. Из-за них чуть и меня не лишили. Больше я с ними ни за какие коврижки не сяду!