Недавно, разгребая оставшиеся после Ягоды завалы, обнаружили весьма интересный материал. В своё время из одного не очень надёжного германского источника поступила информация о существовании в верхах Красной армии антисоветского заговора, возглавляемого неким генералом Тургаевым. Оказалось, под этой фамилией в двадцатые годы в командировках в Германии в рамках тогдашнего сотрудничества между Рейхсвером и РККА бывал не кто иной, как Михаил Тухачевский. Ягода начертал на донесении: «Попытка скомпрометировать Тухачевского. В архив». Разумеется, теперь в НКВД задались вопросом, отчего Ягода не придал значения этому сигналу. Ежов доложил о находке Сталину и дал поручение начальнику ГУГБ Агранову проконсультировался у Артура Артузова, руководившего в те времена Контрразведывательным, а затем Иностранным отделом.

Оказалось, это была не единственная информация на Тухачевского. Дело в том, что в двадцать втором или двадцать третьем году он был введён в качестве очередной подсадной утки в операцию «Трест», осуществлявшуюся в рамках контригры против белой эмиграции. Наличие такой видной фигуры в «белогвардейском подполье» на территории СССР должно было по замыслу чекистов придать ему больший вес в глазах парижских и берлинских контрагентов. Но так сложилось, что линия с Тухачевским не получила – якобы? – развития. Однако сохранились следы в архивах спецслужб и со временем стали доноситься отзвуки запущенной дезинформации. Обо всех перипетиях «Треста» и «Синдиката» и отдалённых последствиях этих грандиозных игр не знал даже всеведущий Агранов…

Сталин слушал с прежней нахмуренностью, но видно было, что с интересом. Сопел папиросой, потом раздавил её в пепельнице, прервал Ежова взмахом руки.

– Якабы! То-та что – якабы… Ты, Никалай, в адвакататы сабрался, шьто-ли? Сматри, дарожка скользкая!

Ежов вздрогнул. Ещё бы, на эту дорожку ступил когда-то Ягода, поскользнулся и сломал себе шею… Но даже Ежов понимал, что решительно во всём поддакивать шефу так же опасно, как и саботировать его указания. Тем более если речь идёт о тузах вроде Тухачевского. Тем более что Хозяин никогда не высказывается до конца и волю его приходится угадывать. Прав, прав Агранов, работать надо с предельной аккуратностью…

– Да я же… Товарищ Сталин, я…

– Ищите! Капайте. Нужны матерьялы. Далжны быть матерьялы, я эта предчувствую. Шьто Путна и Примаков? Прадалжают упорствовать?

– Так точно, товарищ Сталин. Ещё один промах Ягоды. Надо было сразу после ареста на раскол брать, а теперь либерализм боком выходит.

Комкор Путна и командарм Примаков сидели с августа прошлого года. Ежов и сам пока не решался широко применять ускоренные методы следствия. Но намёк Сталина, у кого брать нужные материалы, был ясен. Более того, с благословения Хозяина только что были подписаны ордера на арест всего руководства Уральского военного округа во главе с командующим комкором Гарькавым и его заместителем комкором Василенко.

– А шьто ты делаешь па линии ачищения НКВД? – всё так же глядя исподлобья, спросил Сталин.

– Товарищ Сталин! Я прошу санкции Политбюро на арест Молчанова.

Начальник СПО после Агранова и впоследствии заместитель Ягоды Молчанов особенно упорно вставлял палки в колёса следствию по делу троцкистско-зиновьевско-каменевского террористического центра. На пару с Ягодой решили поиграть в политику, дурачки. Вскоре после смещения Ягоды отправлен был руководить Наркоматом внутренних дел Белоруссии.

– Малчанава? И толька?!

Сталинские глаза сверкнули тигриной желтизной. Ежова бросило в пот. Откуда-то из тёмных глубин памяти всплыли читанные в отрочестве в какой-то книжке рассказы из древней истории. Нарком вдруг представил себя гладиатором на арене, растерзанным хищником. Своими глазами увидел он собственные потроха, вывалившиеся на песок арены, и даже услыхал рёв опьянённой кровью толпы.

Жёлтые искры в глазах вождя погасли, он усмехнулся в усы, вытащил из ящика письменного стола приспособление вроде перочинного складного ножика, взял трубку и принялся её чистить.

– Сматри, Никалай. Ты в манастырь игуменам паступи. А нам таких наркомав и дарам не нада!

– Товарищ Сталин! – взмолился Ежов. – Товарищ Генеральный секретарь! Да ведь от него потянутся нити к троцкистскому подполью… Враг хитёр и хорошо законспирирован!

– Ладна, ладна… Будет тыбе санкция. Ягоду тоже прыбери, хватит ему на свабоде балтацца… И вот шьто. Артузава тоже к себе забирай абратна. Абнаглел, скандалы устраивает. Варашилав жалуется. Тоже на Палитбюро праведём. В распаряжение НКВД. Там пасмотрим, шьто с ним делать.

– Слушаюсь, товарищ Сталин! – Ежов торопливо делал пометки в блокноте.

Сталин поднялся и принялся мерно расхаживать вдоль стола для заседаний, поучая наркома, монотонно вбивая ему в голову программу действий. Ежов слушал, повернувшись к нему вместе со стулом.

– …Так шьто НКВД на хаду придётся чистить. Камиссариат па ходу дела сам себя ачищать должен, без атрыва ат праизводства. На тыбе, Никалай, двайная атветственнасть, бальшая атветственнасть. Понял?

– Понял, товарищ Сталин!

– В свете такой пастановки задач – шьто ты думаешь а работе Спецатдела ГУГБ?

И смотрел настороженно, по совиному.

О конфликтах Глеба Бокия со Сталиным Ежов был извещён предостаточно, знал, что Бокий Хозяина откровенно презирает, а потому ответил уверенно:

– Много об себе полагает Глеб Иваныч! Только и слышно от него – меня, мол, сам Ленин на это место поставил…

– Знаю, слыхал, – как бы смягчился Сталин. – Нада же… Какое кащунства – Ленина всуе паминать!

Глеб Иванович Бокий давно сидел занозой у многих. Его Спецотдел числился не столько отделом ГУГБ НКВД, сколько при ГУГБ и НКВД и мог поставлять информацию напрямую в ЦК, минуя непосредственное руководство. Занимаясь шифрами, дешифровкой, прослушиванием радиоэфира и телефонных сетей, а также охраной государственных секретов и непосредственной охраной советских дипломатических представительств за рубежом, Спецотдел Бокия владел такими тайнами, по сравнению с которыми вся прочая таинственность выглядела напускной и не совсем серьёзной. Была у Глеба Ивановича и своя особая папка, людьми осведомлёнными почтительно именуемая «чёрной», куда он складывал такие сведения о высшем руководстве, которым могли позавидовать даже Ягода и Ежов с их досье. Но всем этим деятельность и вес Спецотдела не исчерпывались. Бокий имел заместителя «по науке» – Евгения Гопиуса, который руководил целой сетью лабораторий и мастерских, не только обеспечивавших потребности Спецотдела в радиоаппаратуре, но и проводивших исследования в самых разных областях науки и техники. Среди них была и лаборатория нейроэнергетики Всесоюзного института экспериментальной медицины, занимавшаяся изучением биологического электромагнетизма. А отсюда был один шаг до исследований гипноза, телепатии, и даже – спиритизма, мистики и оккультизма, и этот шаг давно был сделан…

Но всё это ещё бы ничего. Главная проблема заключалась в том, что руководитель этой лаборатории Александр Барченко создал не более не менее как ложу, названную высокопарно «Единым трудовым братством», в которую вовлёк и Глеба Бокия и даже —страшно сказать – авторитетнейшего главу Орграспредотдела ЦК Ивана Москвина, вытащившего из дерьма и воспитавшего, между прочим, самого Колю Ежова. «Братство» ставило своей целью объединение человечества на идеях коммунизма, отрицания классовой борьбы, соблюдения иерархии и уважения к религиозным культам. Во как! И всё это при НКВД и внутри ВКП (б).

Агранов с Ягодой давно и подробно освещали Хозяину всю эту художественную самодеятельность, да «братья» особо и не конспирировали. Агранов, много возившийся с интеллигентами и пропитанный изрядно духом образованщины, считал это своего рода интеллигентской блажью. Однако бывшему семинаристу Сталину особо претил отчётливый масонский душок, исходивший от Братства. Масоны всегда начинают с уважения к религиозным культам, а заканчивают сатанизмом.

Ничего, мы с Колей и чёрту рога обломаем, если понадобится.

– С тебя, Никалай, и тут асобый спрос будет, кагда начнём эт-та асинае гнездо варашить! Сматри не падведи.

– Я готов, товарищ Сталин! Ближе интересов партии для меня ничего нету!

И правда, Ежов старался не вспоминать теперь о застольях в семье Москвина, на которых супруга Ивана Михайловича уговаривала его, Ежова, бывшего туберкулёзника, кушать побольше, ласково называла «воробушком»…

– То-та же. Шьто там ещё у тебя?

Ежов стал докладывать о миссии заместителя начальника ИНО Шпигельгласа, отправленного в Париж с широкими полномочиями по части мокрых дел. Назревала необходимость похитить или ликвидировать генерала Миллера, возглавившего после ликвидации генерала Кутепова белогвардейский «Российский общевоинский союз». Попутно строились планы ликвидации проживавшего в Париже сына Троцкого Льва Седова, к которому подбирались агенты Марк Збаровский и Сергей Эфрон. Ликвидаторы НКВД наводняли Париж, Европу, весь мир! Тут же как бы к слову пришлось доложить о письме из Парижа с информацией о вербовке немцами неизвестного русского в отеле «Эксельсьор»…

Стоило напомнить Сталину об испанских делах, как настроение его моментально испортилось. События на другом краю Европы грубо вторгались в реальность, грозя разрушить и без того хрупкую внешнеполитическую комбинацию, которую он кропотливо выстраивал с начала тридцатых годов. Приход нацистов к власти в Германии явился большой удачей, которую, впрочем, он готовил при содействии и участии германских коммунистов. Русский перевод «Майн Кампф» в серенькой обложке «для служебного пользования» был тщательно проштудирован, и оставалось лишь помочь автору реализовать заложенные в книге идеи. Если Гитлер будет по прежнему утверждать, что Франция со времён Версальского мира является главным врагом немцев, то так тому и быть. Пусть от версальской системы останутся рожки да ножки. Следовало вновь искать пути к русско-германскому сближению. Следовало по старой доброй традиции вновь разделить Польшу, это уродливое детище Версаля, и обеспечить фюреру прочный тыл в его схватке с французами. А там – посмотрим, пусть сначала как следует потреплют друг дружку. Секретнейшие переговоры заместителя советского торгпреда в Берлине с рейхсминистром и президентом Рейхсбанка Ялмаром Шахтом о торговом соглашении велись в обход Наркоминдела и полпредства. Торговля как всегда должна была проложить дорогу к политическому сближению…

Испанские события могли этому помешать. Победа над франкистами разномастных республиканцев в союзе с анархистами, троцкистами и коммунистами способна была насмерть перепугать Европу. Европейские страны, забыв о разногласиях, могли объединиться против того, кого наверняка сочли бы виновником поражения Франко, против него, Сталина, против СССР.

Положа руку на сердце, Сталин мог бы сказать, что больше симпатизировал Франко, чем тому сброду, который ему противостоял. Тут и своя гражданская война оставила весьма противоречивые впечатления, что уж говорить об испанской. Но что оставалось делать? Не окажи он поддержку Республике, что бы подумало о нём всё прогрессивное человечество, будь оно неладно? Так уж сложилось, судьба будто в насмешку поставила его в один ряд с троцкистами и анархистами. Теперь следовало в высшей степени осторожно выкручиваться из опасной ситуации, открыто не бросая непрошенных союзников на произвол судьбы. Впрочем, этой бестолковой республиканской коалиции чего не поставляй, кого ни отправляй к ним на помощь, проку не будет. Хорошо хоть успели вывезти из Мадрида испанское золото до того как началась серия диверсий. Не дай-то бог шальная торпеда отправила бы на дно «золотой галеон».

Мысль о золоте и коллекционных испанских винах, также вывезенных в Москву в залог поставок, вернула утраченное было душевное равновесие. Как истый грузин Сталин вино уважал, хотя и водочки не чурался. Сознание собственной правоты и прозорливости также способствовало тому, что на этот раз нарком избежал нагоняя. Всё же не зря он, Сталин, накалял шпиономанию. Без бдительности не построишь коммунизма не только во всём мире, но даже в отдельно взятой стране. Чистить её ещё и чистить!

– Правильна, Никалай. Эт-та ты правильна решил. Эту гниду нада вычислить. Толька патарапись. Работы – навалам, некагда сопли жевать. Шьто там ещё у тебя? Давай, дакладывай…

Бутылка водки стояла у Николая Ивановича в кабинете прямо в тумбе письменного стола. Вернувшись к себе на Лубянку, он первым делом достал её, схватил стоявший рядом с графином стакан, налил с бугром и шарахнул залпом без всякой закуски.