16

15 августа пришли вести о падении Бадахоса. Старинный город с ветхими крепостными стенами был взят отрядом генерала Ягуэ после ожесточённого штурма. Защитники-ополченцы частью погибли в бою, частью попали в плен, лишь немногим удалось бежать в Португалию и там интернироваться. Более двухсот пленных мятежники расстреляли на городской арене для корриды. Автострада Мадрид – Лиссабон была теперь перерезана, армии мятежников стремительно сближались. Возвращаться на республиканскую территорию прежним путём через Португалию и петлять просёлочными дорогами по району боевых действий было бы чистейшим безумием, и Ньюмен сидел в Севилье без телефонной связи, досадуя на сложившуюся ситуацию.

Спустя ещё неделю войска Франко и Молы наконец соединились на севере Эстремадуры. Открылась дорога до самой французской границы через Мериду, Касерес, Вальядолид, Бургос, Памплону и пиренейские перевалы. С разрешения военных властей Ньюмен воспользовался шансом совершить поездку по мятежным провинциям. По дороге он продолжил отправлять в Нью-Йорк пространные телеграфные сообщения и наконец из Бургоса смог связаться с редакцией по телефону. К тому времени уже стало ясно, что рискованное турне полностью себя оправдывает, давая массу по-настоящему интересного материала. Чего стоило одно лишь знакомство с недавно назначенным военным губернатором Андалузии и Эстремадуры полковником Висенте Рохасом, бретёром и выпивохой, вдруг обнаружившим потрясающие административные таланты. Сам родовитый испанский дворянин и помещик, Рохас придумал способ, как успокоить многочисленных и буйных деревенских бедняков, опору республики. Он немедленно собрал крупных землевладельцев юго-западной Испании и уговорил их отменить до конца войны арендную плату и более того – бесплатно уступить мужикам часть земель… При этом левой рукой он опирался на эфес сабли, а правой – на крышку кобуры. Никто не посмел полковнику отказать. И это после того, как республиканцы годами мусолили в кортесах проект земельной реформы!

Во Франции, в Тулузе, ожидая пока в автомастерской починят сломавшуюся машину, усталый Ньюмен боролся с искушением бросить всё и купить место в пульмановском вагоне экспресса Барселона – Париж. Однако минутная слабость миновала, искушение было успешно преодолено и он всё-таки поехал в Барселону, а оттуда – в Мадрид.

К тому времени в республиканской столице начали наконец осознавать всю серьёзность происходящего. Поражения следовали одно за другим – в Арагоне, в Эстремадуре, в Андалузии, на севере. Неудачей окончилась попытка десанта на Балеарские острова, затеянная каталонцами. Хираля уже громко именовали главой правительства комедии и позора. Настоящим шоком стало сокрушительное поражение под Талаверой, запиравшей вход в долину Тахо, которая вела к Мадриду. Казалось, здесь было всё для успешной обороны: горные хребты, прикрывавшие город с севера и юга, спешно подтянутые из Кастилии бронепоезда и артиллерия… И всё же ополченцы-«милисианос», многие из которых не воевали, а скорее играли в войнушку, столкнувшись с прибывшими из Африки опытными бойцами, перепуганные бомбардировкой с воздуха и дикими воплями марокканцев, побросали тяжёлое вооружение и обратились в бегство. Ещё до этого Мадрид вновь всколыхнули рабочие и студенческие демонстрации. В день сдачи Талаверы кабинет Хираля вынужден был уйти в отставку. Новым премьером стал пожилой социалист Ларго Кабальеро.

Приход к власти нового правительства сопровождался множеством помпезных мероприятий. Была и торжественная программная речь в кортесах, и приём делегаций с поздравлениями, и широкая пресс-конференция, и более узкий брифинг. Ларго распускал перед журналистами орлиные перья, вспоминая героическую эпопею борьбы испанцев с Наполеоном. Он говорил, что испанцам ни к чему строить укрепления, ибо они не привыкли прятаться от врага («такова психология испанского воина»), что народная милиция имеет такое же право на существование как и армия, что даже с потерей Мадрида не будет потеряна Испания, «ибо наша борьба всюду и везде»… Ньюмену приходилось читать в исторических книгах о том, как толпы полупьяных оборванцев-герильясов одолели регулярную французскую армию, но проводить параллели с современной войной представлялось ему совершенно некорректным. Прочая пишущая братия придерживалась того же мнения. На скептические вопросы, помнит ли господин новый премьер-министр, что на дворе двадцатый век, что на вооружении армий имеются пулемёты, авиация, дальнобойная артиллерия, радиосвязь наконец, внятного ответа не последовало…

Как и следовало ожидать, подобная риторика не улучшила ситуацию на фронтах. Неважно вооружённые и совсем уж скверно снабжаемые и руководимые дружинники-ополченцы продолжали откатываться под натиском неприятеля. Командиры пытались остановить бегущих, стреляя в них, а бывало, что и бойцы расстреливали командиров, особенно привлечённых кадровых офицеров. На Центральном фронте появились присланные Муссолини итальянские танкетки «Ансальдо», быстрые и маневренные, отличившиеся недавно в Эфиопии, и ополченцев вдобавок к боязни воздушных налётов охватила ещё и танкобоязнь.

«Добровольческие республиканские отряды Центрального фронта после падения Талаверы находятся в каком-то лихорадочном состоянии, – писал Ньюмен в очередном репортаже. – Они даже не пытаются зацепиться за удобные для обороны рубежи и беспорядочно отступают, произвольно меняя позиции. Бывает, что даже посылаемые к фронту в совершенно недостаточном количестве транспорты с боеприпасами и продовольствием не могут найти те части, которым они адресованы. С эвакуацией раненых дела обстоят ещё хуже…»

«Кабальеристы» вынуждены были предпринимать давно назревшие контрмеры. Прежде всего была сделана попытка наладить работу военного министерства и генерального штаба, с начала мятежа пребывавших в коматозном состоянии. Были укомплектованы штаты, однако это мало помогло делу, поскольку лучшие офицеры давно перебежали к мятежникам. Не помогло даже то, что Ларго лично возглавил военное министерство. Руководство войсками осуществлялось по прежнему из рук вон плохо.

Всё более проявлявшееся техническое превосходство мятежников и политика невмешательства в испанские дела, инициированная Великобританией, Францией и Североамериканскими Соединёнными штатами, вынудила Ларго обратиться за помощью к СССР. Страны в срочном порядке обменялись посольствами. Под большим секретом, бывшим впрочем секретом Полишинеля, советские суда начали доставлять в Картахену, Аликанте и Бильбао стрелковое оружие и боеприпасы, разобранные истребители и бомбардировщики, танки и бронеавтомобили. Незадолго до этого в Мадриде, Картахене и других местах стали появляться в заметном количестве не говорившие по-испански молодые мужчины в штатском. Многие из них были с военной выправкой. Вскоре также поползли слухи, что в городке Альбасете в Новой Кастилии формируются некие части из иностранных добровольцев, навербованных уполномоченными Коминтерна в Европе и Америке. Впервые прозвучало – «интербригады»…

В оплату нынешних и залог будущих поставок республика отдавала государственный золотой запас, драгоценности, музейный антиквариат и даже коллекционные вина знаменитых погребов. По доходившим сплетням Кабальеро и товарищ Сталин дружески договорились, что если и великоват выходит залог, то всё равно пусть это добро полежит в СССР от греха подальше, сохраннее будет.

Вскоре однако выяснилось, что одними лишь военными поставками дело не ограничится. Промышленное производство в республике падало. Трудящиеся под руководством профсоюзов захватывали предприятия, изгоняли хозяев, директоров и даже инженеров, повышали себе заработную плату, сокращали рабочий день… и вскоре обращались к правительству за дотациями. Ларго наконец санкционировал закон о земельной реформе в самом радикальном её варианте, предложенном коммунистами: вся земля передавалась крестьянам без выкупа. Однако это не сильно улучшило положение в деревне, поскольку новые власти повсеместно с увлечением занимались поборами и реквизициями продовольствия. Чтобы скрасить нерадостную действительность, Кабальеро обещал к весне порадовать крестьян новой техникой, семенами и удобрениями – всё это он рассчитывал получить из СССР и частично из Франции…

В Кадиксе тем временем высадился германский добровольческий легион «Кондор» – лётчики, танкисты, артиллеристы, связисты, офицеры генштаба. Это вдобавок к потоку германских и итальянских военных грузов, лившемуся через Кадикс и Португалию с согласия её правительства и президент-диктатора Салазара. Гитлер и Муссолини разорвали дипломатические отношения с республикой и отозвали персонал своих дипломатических представительств из Мадрида.

В начале октября Ньюмен с интересом узнал, что его севильский собеседник Франсиско Франко на военном совете мятежных генералов в Сарагосе избран верховным вождём. Собравшиеся вручили ему всю полноту военной и гражданской власти. Специально для него был придуман титул – «каудильо», ранее и слова-то такого в испанском языке не существовало. Приблизительно оно значило – «вождь», как немецкое «фюрер» и итальянское «дуче». Новоявленный вождь, как и обещал, образовал Временное правительство – «Государственную исполнительную хунту» – и провозгласил, что отныне восставшие будут официально именовать себя «националистами», в противоположность «республиканцам».