Коренастый брюнет повернул голову и открыл рот, намереваясь осведомиться у водителя, зачем тому понадобилось так шумно портить воздух. Шутка застыла у него на губах, когда он увидел, как его напарник падает простреленной головой на руль. В ветровом стекле напротив его лица красовалась аккуратная круглая дырка, в которую задувал тугой прохладный сквозняк. Подголовник сиденья и стекло бокового окна были густо забрызганы кровью и беловатыми, отвратительными на вид комками. Еще ничего толком не поняв, но чувствуя, что его сейчас стошнит, брюнет рефлекторно схватился левой рукой за испачканный кровью руль в отчаянной попытке предотвратить неизбежное столкновение.

Увы, было поздно. Потерявший управление «шевроле» на приличной скорости въехал бампером в угол дома. Очередной раскат грома заглушил лязг, скрежет и звон стекла, с которыми перед дорогой иномарки превратился в груду хлама. Подушки безопасности сработали с негромким хлопком, припечатав к спинкам сидений убитого водителя и его утратившего связь с реальностью коллегу.

В следующее мгновение хлынул настоящий дождь, затянув происходящее зыбкой серой пеленой. На искореженном, курящемся горячим паром капоте, на лаковой крыше, на корявом асфальте и ржавых жестяных крышках мусорных баков заплясали фонтанчики водяных брызг. Сквозь ровный шум дождя и несмолкающие громовые раскаты до сидевших в салоне разбитой иномарки людей едва донеслось хриплое клокотание подъехавшего и остановившегося рядом синего грузового микроавтобуса.

Засевший за вентиляционной трубой стрелок аккуратно упаковал винтовку в чехол от удочки и забросил чехол за спину. Подбирать гильзу, которая, скатившись по мокрому железу крыши, упала в бурлящий и пенящийся водосточный желоб, он не стал. Поправив на голове армейское кепи, с козырька которого капало, как со стрехи деревенского дома, снайпер осторожно, чтобы не поскользнуться, добрался до слухового окна и нырнул в сухой, пахнущий пылью и голубиным пометом полумрак чердака. Винтовка все еще оставалась при нем; профессионалы так не поступают, но человек с красноречивой татуировкой на левом плече и не пытался сойти за такового. Бросать доброе оружие, которое прошло с ним всю войну, а после долгие годы дожидалось своего часа в тайнике на даче, он не собирался; кроме того, его работа еще не завершилась, и винтовка должна была сослужить ему еще одну службу.

Выйдя из подъезда, он нырнул в темный туннель подворотни. Вскоре там с громовым треском завелся и ровно затарахтел мотоциклетный движок. А еще мгновение спустя из подворотни выкатилась старенькая вишневая «Ява» с облезлыми никелированными накладками на бензобаке и выданным еще в перестроечные времена номерным знаком. Верхом на «Яве» сидел с головы до ног укутанный в мокрый прорезиненный брезент старой офицерской плащ-накидки водитель в смешном старомодном шлеме и забрызганных дождевой водой очках-консервах. Под накидкой угадывался тощий рюкзак, к багажнику была привязана удочка в потрепанном и линялом брезентовом чехле.

Волоча по мокрому асфальту шлейф сизого дыма, отчаянно тарахтя и тускло поблескивая включенной фарой, древний мотоцикл вывернул на улицу и, газанув, скрылся за пеленой дождя.

* * *

Дело, как им и обещал по телефону оставшийся неизвестным заказчик, оказалось пустяковым. В строгом соответствии с полученной информацией черный «шевроле» в точно указанное время, буквально минута в минуту, прокатился мимо места, где они его поджидали, а потом свернул в ту самую подворотню, которая была аккуратно помечена крестиком на полученном ими подробном (какого не купишь ни за какие деньги ни в одном книжном магазине) плане московского центра.

В месте, которое, опять же, было указано заранее, лакированный «шеви» вдруг ни с того ни с сего потерял управление и на скорости около сорока километров въехал своей любовно отполированной заграничной мордой в покрытый облупившейся штукатуркой, разрисованный похабными картинками и надписями угол ветхой сталинской восьмиэтажки. Ощущение было такое, будто смотришь фильм, сюжет которого тебе подробно пересказал какой-то доброхот; в подробном плане, полученном по электронной почте, был упомянут даже хлынувший прямо в момент аварии ливень – о нем, помнится, было сказано: «Не исключена возможность обильных осадков». Вдавливая в пол тугую тормозную педаль старого грузопассажирского «мерина», Ржавый снова подивился предусмотрительности и осведомленности неизвестного заказчика. Эта осведомленность наводила на мысль о близости телефонного анонима к престолу самого Господа Бога; успокаивало лишь то, что, имей заказчик нимб над головой и крылья за плечами, ему незачем было бы прибегать к услугам Ржавого, Кожи и остальных.

Пацаны, странно смотревшиеся в одинаковых черных куртках с броской надписью «ФСБ» поперек спины, выкатились под дождь со сноровкой, которая сделала бы честь даже настоящим спецназовцам. Два «узи» и «ингрэм», все с самодельными, но эффективными глушителями застучали, как швейные машинки, пытающиеся сшить смокинг из автомобильных покрышек; от черного «шеви» во все стороны полетели стеклянные брызги, куски пластика и бледные, хорошо заметные на фоне рушащейся с неба воды искры. Все было кончено в считаные секунды, задолго до того, как опустели магазины штурмовых пистолетов; сопротивления, о возможности которого предупреждал осторожный заказчик, так и не последовало.

Убедившись, что все три пассажира черного «шевроле» перешли в состояние полного покоя и пребудут в этом состоянии навеки, хладнокровный и не чуждый рисовки Лещ выпустил короткую очередь по багажнику. Искры брызнули густым снопом; по борту микроавтобуса, заставив сидевшего за рулем Ржавого испуганно вздрогнуть и отпустить короткое непечатное словцо, звонко щелкнул случайный рикошет. Крышка багажника послушно, как в кино, отскочила (Ржавый при этом подумал, что стрелять по замку не было никакой необходимости – там, в салоне, под сиденьем водителя, есть такой рычажок, который позволяет открыть багажник без пальбы и иного насилия), и пацаны, почти неотличимые друг от друга в своих черных куртках и мокрых трикотажных масках, принялись перебрасывать в «мерседес» пятнистые от дождя брезентовые мешки. Мешки имели прямоугольные очертания и тяжко ухали, падая на голый железный пол; багажник «шеви» был набит ими под завязку, так что Ржавый только диву давался: и как эти москали ухитрились захлопнуть крышку?

Как только неповоротливый Рыло забросил в кузов последний мешок и запрыгнул следом, Ржавый (в полном соответствии с полученной инструкцией, черт бы ее побрал со всеми потрохами) рванул ленивый дизельный драндулет с места, направив его в жерло той самой арки, в которую не сумел вписаться водитель «шевроле». Длинный и худой как жердь Кожа, протиснувшись между спинками сидений, уселся рядом, с отвращением содрал с носатой физиономии спецназовскую маску и, вывернув шею, зачем-то посмотрел вверх, на крышу дома. Из этого, естественно, ничего не вышло, поскольку они уже нырнули в арку, но Кожа был самым головастым и никогда ничего не делал просто так. Поэтому Ржавый счел необходимым спросить:

– Ты чего, браток?

– На крыше он, сука, – сквозь зубы сообщил Кожа и, отхаркавшись, смачно плюнул в закрытое окно.

Грязное стекло от этого чище не стало.

– Какая такая сука? – спросил Ржавый и поскреб ногтями зудящую татуировку.

Сделанная классической жженкой наколка на его мясистом левом плече изображала полуголую грудастую девицу с двумя «кольтами» сорок пятого калибра на изготовку. Девица вышла косоглазой и имела разновеликие груди; кроме того, она, как настоящая привокзальная шлюха, регулярно покрывалась какой-то дико зудящей сыпью, что заставляло даже легкомысленного Ржавого задумываться, не добавил ли недавно откинувшийся с зоны «кольщик» к классическому рецепту жженки чего-нибудь от себя – триппера, например, чесотки, сифилиса или, боже сохрани, СПИДа. А что? Непременным ингредиентом жженки является моча, которая, как и кровь, превосходно переносит из одного организма в другой любую заразу… «Надо бы сходить провериться», – уже далеко не впервые подумал Ржавый, точно зная, что никуда не пойдет, пока без всяких анализов не станет ясно, что дело дрянь.

– Снайпер, – ответил на его вопрос Кожа и мокрой спецназовской маской стер плевок с окна. Маску он бросил под ноги. – Водилу снайпер мочканул, зуб даю. С крыши или, может, из окна… В лобовике дыра, в башке дыра…

– Чистая работа, – авторитетно подтвердил Рыло, который, согнувшись в низковатом кузове и цепляясь руками за спинки сидений, стоял позади них.

Хладнокровный Лещ промолчал. Он сидел на сваленных в разъезжающуюся кучу мешках и что-то делал с одним из них – судя по блеску любовно отточенного лезвия, который Ржавый краем глаза уловил в зеркале заднего вида, препарировал на предмет установления содержимого.

Ржавый аккуратно притормозил перед выездом на оживленную улицу, повертел головой из стороны в сторону и бросил машину в первый же наметившийся в плотном транспортном потоке просвет. Позади возмущенно засигналили; Ржавый пренебрежительно выругался и повернулся к Коже:

– И что?..

– Не нравится мне это, – глядя перед собой на дорогу, сообщил Кожа. – Про снайпера базара не было…

– И что? – стараясь успокоить не столько его, сколько себя, с напором повторил Ржавый. – Нам никто докладывать не обязан. Ну снайпер… Зато тачка стала в нужное время и в нужном месте…

– Баксы, – неожиданно донесся из глубины железного кузова изумленный голос Леща. – Бля буду, пацаны, полные мешки зеленых вражеских тугриков! И все – сторублевками… На глаз лимона два наберется, век воли не видать.

Забыв о зеркале, Ржавый повернул голову назад и увидел Леща, который, широко расставив ноги, сидел прямо на подпрыгивающем железном полу и держал в каждой руке по увесистому бумажному бруску. Бруски имели характерный серовато-зеленый оттенок, и даже в полумраке кузова было заметно, что обычно невозмутимая физиономия Леща приобрела примерно тот же цвет, а в придачу к цвету – совершенно обалделое выражение, как будто его только что сильно хлопнули по голове пыльным мешком.

– Липа? – предположил Ржавый и, повинуясь короткому толчку локтем, вновь сосредоточил внимание на дороге.

– Не похоже, – пошуршав извлеченной из пачки купюрой, с сомнением ответил Лещ. – Если даже липа, то экстра-класса… Да нет, меня не проведешь, я левые баксы за версту носом чую. Настоящие, братва!

– Опаньки! – обрадовался туповатый Рыло.

На него никто не обратил внимания.

– Вот так, – негромко сказал, обращаясь к Ржавому, Кожа. – Сначала снайпер, теперь это… Тебе не кажется, братан, что мы слишком многого не знаем? Два лимона – не шутка. Это многое меняет. Нам на четверых обещали двадцать тонн зеленью. Сколько это – один процент?

– Есть предложения? – быстро спросил Ржавый, который, несмотря на внешность типичного провинциального быка, тоже неплохо соображал.

– Были бы, если бы не снайпер, – задумчиво проговорил Кожа.

– А что – снайпер? – встрял неугомонный Рыло. – Он где остался, а мы – вон где… Ищи нас свищи!

– По сторонам оглядись, баран, – посоветовал Кожа. – Что видишь?

Рыло послушно завертел из стороны в сторону толстой, скверно выбритой мордой.

– Улицу, – сообщил он. – Дома…

– Ночь, улица, фонарь, аптека, – с тоской проговорил начитанный Кожа. – А на улице что?

– Ну, машины…

– Правильно, машины. А в машинах?

– Лохи московские…

– А ты что, документы у всех успел проверить? И везде так и написано: «лох»? А вдруг вот этот, этот, этот и еще вон тот, – длинный костлявый палец Кожи поочередно указал на машины, которые двигались в транспортном потоке спереди, сзади и по обеим сторонам синего микроавтобуса, – никакие не лохи, а реальные пацаны, которые нас ведут? Подумай хоть раз своей тупой башкой! У нас в кузове два миллиона. Зачем отдавать нам даже один процент, если пара рожков к «калашу» или один выстрел к «мухе» обойдутся намного дешевле?

Такая перспектива заставила забеспокоиться даже толстокожего Рыло. Каким-то чудом удержавшись от очередного глупого вопроса, он извлек из-за спины все еще покрытый мелкими капельками воды «ингрэм», сменил магазин и деловито передернул затвор.

– Вот это правильно, – не оборачиваясь, одобрил его предусмотрительность Кожа. – Только шмалять погоди.

Он тоже сменил обойму в «узи»; судя по донесшимся из глубины кузова звукам, Лещ последовал его примеру, а сидевший за рулем Ржавый, которому сегодня так и не довелось пострелять, просто проверил, легко ли вынимается засунутый сзади за пояс джинсов семнадцатизарядный «глок».

– Что делать будем? – спросил он у Кожи, отлично понимая, что все эти военные приготовления ничего не изменят, если заказчик и впрямь вздумает устроить на них засаду.

– Пока – по плану, – недовольно грызя нижнюю губу, отрывисто ответил Кожа. – Деваться все равно некуда. Тачка засвеченная, стволы мокрые, и неизвестно, какие еще сюрпризы приготовила для нас эта тварь из телефона… О! – изумленно и, как показалось Ржавому, испуганно воскликнул он, услышав пиликанье мобильного телефона. – Кажется, легок на помине… Слушаю! Да, в порядке…

Краем уха слушая, как Кожа говорит по телефону, Ржавый мучительно искал выход из сложившейся неприятной ситуации. Видимо, смекалистый и скептичный Кожа был прав с самого начала, говоря, что не следует браться за это сомнительное дело. Какие-то анонимные звонки по телефону, какие-то искусственные, электронные голоса, нашептывающие в уши соблазнительные вещи, странные, туманные письма, приходящие по электронной почте, – все это и впрямь казалось очень подозрительным.

А с другой стороны – ну что тут такого? Две трети заказчиков (те, которые менее опытны и более глупы) сыплются сразу же, как только от чисто теоретических размышлений – дескать, было бы очень даже неплохо, если бы тетя Соня или, скажем, дедушка Петя вдруг приказали долго жить, – переходят к конкретным действиям в желаемом направлении. Первым делом эти горе-заказчики набредают на знакомого алкаша, про которого точно знают, что он сидел, и просят свести с нужным человеком, по наивности своей даже не подозревая, что их знакомый сиделец пьет в основном, на деньги, полученные от своего куратора – опера из ментовки. Так что «нужным человеком» в девяноста пяти процентах подобных случаев оказывается все тот же опер, который весьма рад случаю без каких-либо усилий и даже с некоторым артистизмом упечь за решетку очередного дурака…

Посему умный человек, у которого нет прочных связей в уголовном мире, но есть острая нужда в услугах квалифицированных исполнителей, вынужден проявлять предельную осторожность и шифроваться всеми мыслимыми и немыслимыми способами. В наш просвещенный век сделать это помогает электроника, и это нормально – по крайней мере, более нормально, чем навешивание на себя накладных бород и составление подметных писем из букв, вырезанных ножницами из журнала «Работница» и наклеенных силикатным клеем на листок из школьной тетради…

И вообще, в таких делах секретность лишней не бывает. Предположим, их замели бы на месте преступления. Да, ограбление; да, мокруха. Ехали мимо, увидели аварию и не удержались – решили пощипать богатую тачку. Ну, сажайте, раз виноваты! Зато заказчика, которого в глаза не видели, они не смогут выдать даже под пыткой. Заказчику, конечно, хорошо, но ведь и им неплохо! Предварительного сговора нет, заказного преступления нет, а есть, если попадется грамотный адвокат и сговорчивый судья, простое убийство по неосторожности…

Ну, это уже, положим, фантастика. И все-таки заказчика понять можно: на что ему лишние проблемы? А дело, между прочим, было выгодное. По пять тысяч долларов на брата за шестьдесят секунд не шибко обременительной работы – это что, плохо? Мало это? Ну, так пойди и заработай больше, если такой умный.

Но, с другой стороны, Кожа прав: два миллиона баксов – это более чем серьезно. Своего первого человека Ржавый еще по малолетке завалил по пьяному делу из-за смехотворного долга в пять советских рублей, о котором убитый якобы забыл. Память ему Ржавый освежил обломком кирпича и, между прочим, ни разу с тех пор о том не пожалел. Пять рублей! А тут – два миллиона баксов… За такие бабки не то что убьют – живым в асфальт закатают при большом скоплении зевак!

– Хорошо, – говорил между тем Кожа в телефонную трубку. – Что? Нет, командир, верят в церкви, а мы – деловые люди. Просто имей в виду, что у нас здесь канистра бензина. И если нам что-то вдруг не понравится, хоть один из нас да успеет перевернуть ее над этими мешками и чиркнуть зажигалкой…

Ржавый бросил на него короткий одобрительный взгляд. Да, голова у Кожи работала, как и раньше, на все сто. Это, наверное, был единственный способ обеспечить себе относительную безопасность: дать заказчику понять, что его денежки целы, пока все спокойно. Какой смысл убивать исполнителей, если вместе с ними пропадет вся добыча от тщательно спланированной операции? Не проще ли пожертвовать одним-единственным процентом от гигантской суммы?

Кожа прервал соединение и завозился на сиденье, заталкивая мобильник в узкий карман джинсов. Ржавый снова посмотрел на него, на этот раз вопросительно.

– Пока по плану, – ответил на его невысказанный вопрос головастый Кожа. – А там поглядим…

Ржавый понимающе кивнул. Да, вырвавшись из города, можно немного изменить планы, свернуть в другую сторону и, затерявшись на бескрайних российских просторах, поторговаться с этим телефонным умником. А почему, собственно, всего один процент? А может быть, два? Или десять, или, чем черт не шутит, пятьдесят? А будешь умничать, вообще ничего не получишь…