5.

"…Как заявил на своей пресс-конференции широко известный патриот и депутат Альфред Генералов, он, долгое время работая санитаром в морге при тюрьме и занимаясь научными исследованиями, в результате длительных изысканий и наблюдений пришел к выводу, что все особо опасные преступники – убийцы, грабители, насильники и извращенцы, имеют на своей правой ягодице родинку. Родинки могут быть самые разные: от огромных до почти незаметных, но они у этой категории лиц обязательно присутствуют, и обязательно на правой ягодице. Поэтому сейчас Альфред Петрович создаёт Лигу защиты от правоягодичников, которая будет разыскивать всех лиц с родинками на правой ягодице и вести за ними пристальное наблюдение…".

( Из сообщений агентства ИАНВ).

Андрей стоял на остановке уже минут пятнадцать, и за это время мимо него не проехал ни один автобус, ни один троллейбус. Он же, однако, такой странности не замечал, обдумывая смысл полученного письма.

Полчаса назад, когда Андрей уже собирался покинуть квартиру, он заметил на полочке в прихожей вчерашний конверт и вскрыл его. Внутри оказался лишь один листок бумаги с непонятным вензелем вверху. Отпечатанный на принтере коротенький текст особой ясности не внёс, хотя Андрей, и прочитал его дважды.

"Многоуважаемый господин Стрельцов!

Наше общество – ОВИС, считает нужным сообщить Вам, что мы крайне рады узнать о Вашем существовании. Приглашаем Вас посетить наш съезд и прибыть в г. Пролетград. Все расходы по проживанию и проезду возьмёт на себя наша дочерняя организация – Кружок любителей старины.

Будем Вам премного благодарны, если и письмо с приглашением, и саму поездку Вы сохраните в тайне от кого бы то ни было. Такое обстоятельство вызвано в первую очередь нежеланием организаторов съезда к возможному излишнему ажиотажу.

Настоятельно рекомендуем Вам прибыть на съезд, так как это касается как Вашей дальнейшей судьбы, так и судьбы всего Отечества".

Дальше шла непонятная подпись какого-то ответственного секретаря и написанные от руки число и адрес, по которому следует прибыть на регистрацию участников съезда.

Так ничего толком и не поняв, Андрей машинально сунул непонятное письмо в карман и отправился на остановку. По дороге и на остановке он еще раздумывал над полученным посланием и, в конце концов, решил, что это или какая-нибудь очередная рекламная кампания или шутка кого-нибудь из друзей. Придя к такому выводу, он обратил наконец-то внимание на отсутствие общественного транспорта.

Народ на остановке то прибывал, то убывал, но уехать никто не мог. Люди подходили, ждали минут пять, десять и, как будто что-то вспомнив, уходили.

Некоторые из стоявших тихо, вполголоса переговаривались между собой, провожая взглядами проезжающие мимо грузовики с солдатами.

Андрей обратил внимание, что транспорта на улице сегодня вообще мало. И, наверно от этого, на улице было непривычно тихо. И, то ли от этой непривычной тишины, то ли от этих грузовиков с солдатами, атмосфера была какой-то напряженной и тревожной. Андрей уже начисто забыл о письме и почему-то вспомнил о Татьяне. Кто-то на остановке произнёс: "недовольных сейчас много", и тут, наконец-то, Андрей вспомнил, что сегодня за день. А день был и в самом деле особенный.

Вот уже второй раз проходил День всеобщего недовольства. И по новому закону граждане дважды в год – осенью и весной, могли выходить в последнюю субботу октября и апреля на улицу и выражать своё недовольство по любому поводу. Единственное условие – демонстрации должны быть мирными. В прошлый День недовольства Андрей был на работе и не видел тогда, что творилось на улице, только отрывки по телевизору, сегодня же он смог наблюдать всё воочию.

Пока ничего особенного он еще не видел, но общественный транспорт в центр уже не шёл, и такое обстоятельство людьми на остановке мало приветствовалось, и хотя бы по этому поводу, но многие лица уже выражали недовольство.

Андрей посмотрел на часы – Татьяна скоро уже должна закончить работу. Она работала в парикмахерской в центре, и Андрей решил обязательно встретить её сегодня с работы. Он уже собирался пойти к ближайшему телефону и позвонить ей, предупредить, что он может задержаться, но в этот момент прямо рядом с ним остановился микроавтобус и водитель предложил желающим рассаживаться. Андрей, а следом за ним и ещё несколько человек ринулись в автобус.

Проехать в центр им не удалось, поскольку везде дорогу преграждали цепи вооружённых пластиковыми щитами и дубинками солдат.

Видимо, в этот день выражать недовольства им не полагалось. Впрочем, особого довольства их лица тоже не выражали, что Андрею было не совсем понятно, ибо по его разумению побывать в городе всё же лучше, чем заниматься хозработами в части, как это обычно бывает по субботам в армии. Милиции нигде видно не было. Очевидно, они где-то в другом месте организованно выражали своё недовольство по поводу негативного отношения к ним общества и неприятия их деятельности преступниками.

Перед цепью солдат водитель вынужден был остановиться, Андрей расплатился с ним и дальше отправился пешком.

Чем ближе он приближался к центру, тем народу вокруг становилось больше и больше. Причём народу становилось не только больше, но он ещё и качественно менялся. Если дальше к окраинам публика в основном была просто любопытствующая или же стремящаяся куда-то по сугубо личным делам, то ближе к центру преобладал народ, исключительно болеющий за интересы всего общества. Впрочем, Андрею, как и некоторым другим любопытствующим и праздношатающимся, казалось, что многие, выступающие за общее дело, преследуют при этом и свои шкурнические интересы.

В одном месте Андрей увидел, как возникла лёгкая потасовка между малочисленной группой граждан, протестующих против "людоедского" – как было написано у них на транспаранте Закона о лицензировании убийств, и их оппонентами, требующими снижения платы на лицензии и выдачи малоимущим слоям населения таких лицензий на убийство бесплатно. Сторонников законных убийств было значительно больше, чем противников, и последним пришлось бы худо, не вмешайся появившиеся солдаты. Под командой бравого офицера, им удалось оттеснить и разделить враждующие стороны, не причиняя, впрочем, ни тем, ни другим особых повреждений.

У Дома правительства тоже митинговали вовсю. Чиновники высшего ранга, среди которых Андрей увидел и несколько лиц, частенько мелькающих на экране телевизора, требовали от Парламента законов, без которых страна просто задыхается. Чуть поодаль от них, Андрей увидел митингующий Верховный парламент, вышедший на улицу почти в полном составе. Народные избранники в свою очередь требовали от правительства причитающейся им зарплаты, которую они не видят по несколько месяцев, детских пособий, бесплатного пролёта по всем своим депутатским делам, а также командировочных, которых, как и отпускных, не выплачивали им уже несколько лет.

Одна из самых больших фракций, разделившись примерно пополам и обернувшись второй половиной в другую сторону, требовала ещё и немедленной отставки этого самого правительства, отставки президента и передачи всей власти народу, что было Андрею не совсем понятно. Разве эти депутаты не выбраны народом? Что тогда им сейчас мешает проводить политику в интересах народа? Или они не считают себя избранниками народа и хотят сами отдать власть народу? Что же тогда мешает им сделать это? И если они отдадут власть народу, то каким образом весь народ, станет управлять страной? По очереди? По графику? Кто будет составлять этот график, и что из такого управления выйдет? Или придётся опять-таки кого-то выбирать из народа для управления государством? К чему тогда затевать весь этот сыр-бор?

Появившиеся солдаты стали оттеснять Андрея и остальных зевак в сторону, освобождая место для нескольких колонн демонстрантов. Андрею нужно было перейти на другую сторону улицы, но он опоздал это сделать, и, в результате, вынужден был стоять и ждать, пока мимо не пройдёт бесконечная череда недовольного люда.

Мимо Андрея шли все. Именно так и можно сказать. Все. В это короткое, но ёмкое слово "все" вместилось несколько колонн протестующих демонстрантов. И это было зрелище. Зрелище великолепное. Зрелище, потрясавшее своей мощью, напором и многочисленностью.

Андрей стоял и ждал. А они всё шли и шли. Шли коммунисты с пылающими взорами и болью о народе в сердцах. Коммунисты разные. Коммунисты настоящие и не очень, но считавшие себя настоящими. Коммунисты всех мастей и оттенков. И все они шли и шли. Шли с разноцветными флагами и транспарантами. Шли с портретами и лозунгами.

Шли анархисты, шли пацифисты, шли монархисты, националисты, социалисты, интернационалисты-эсперантисты и прочие исты.

Шли демократы, Демократы либеральные и не совсем либеральные. Демократы-консерваторы и демократы-новаторы. Шли движения. И движения тоже шли разные. Шло движение "За воссоздание Советского Союза" и экологическое движение "Природа – твоя и моя мать". Движение в поддержку генерала Дуболомова шло бок о бок с "Союзом Работников". На пятки тем и другим наступали весёлые компании Любителей пива и Друзей "Санта-Барбары".

А Андрей стоял и ждал. Ждал и смотрел. Смотрел на формалов и на неформалов. Смотрел на казаков в разнообразной форме и на революционно настроенную молодёжь в импортных кожанках.

О, эта революционно настроенная молодёжь! Молодёжь, руководимая лучшими, честнейшими людьми страны. Молодёжь, грезившая революцией. Читатель из благополучной страны, тебе этого не понять! Тебе не понять, сколько романтизма в революции и бунте. Какие это прекрасные слова, и какое это весёлое времяпровождение. Революционные бои и следующие за ними по пятам гражданские войны. Да знаешь ли ты, читатель, что это такое? Нет? Тогда положи палец на стол и ударь по нему молотком. Больно? А по коленной "чашечке"? А со всей силы? Тоже больно? А ты представь, что это не молоток, а вражеская пуля. Полегчало? Вот она впивается тебе в колено. Ты ничего не чувствуешь. Сила удара тебя отбрасывает назад. И вот пуля уже раздробила твоё колено, она вылетает из него, а вместе с ней, разрывая мясо и кожу, вылетают в разные стороны и осколки костей. Твоя голень висит на клочках кожи. И тут ты уже начинаешь чувствовать боль. Боль невыносима, но ведь это революционная боль! А потом, тифозный барак. Ты исходишь кровавым поносом, обрубок твоей ноги в пропитанных гноем бинтах. Какой во всем этом героизм! Как это прекрасно! И весело! А потом ты узнаешь, что пока ты валялся в бараке и кормил бегавших по тебе табунами вшей, враги вспороли штыками живот твоей молодой, беременной жене. Но ты-то ведь герой! Ты-то в революции! И как герою, тебе дают комнату в коммунальной квартире, которая покажется тебе раем после тифозного барака. А потом за тобой придут твои товарищи. И поставят тебя к стенке. Потому что так надо. Во имя революции. Нет, читатель, революция всё-таки прекрасна. Ты просто не понял всей её прелести, потирая слегка ушибленное колено. Революция прекрасна. Как прекрасны и эти молодые люди, шагающие мимо Андрея и мечтающие о революции.

А Андрей всё стоял и ждал. Ждал, когда пройдут патриоты. Патриоты разные, патриоты на любой вкус и цвет. Патриоты народные и патриоты национальные, свято-патриоты и воен-патриоты. Патриоты с патриотическими лозунгами и безо всяких лозунгов. Патриоты со знамёнами и патриоты с транспарантами. Патриоты из власти и патриоты из оппозиции. Много шло патриотов, и все они были один патриотичнее другого.

И вот уже у Андрея создаётся впечатление, что все, кто вышел сегодня на улицу и построился в колонны – патриоты, а те, кто сидит по домам или вообще имеет наглость работать в этот день – непонятно что, отщепенцы какие-то, рвачи и хапуги. И нет им места, и не должно им быть места в этой стране.

Андрей понять не мог, как это он вдруг оказался никем. Жалкая песчинка, в окружении таких же песчинок, очутившихся на берегу полноводной реки, вдохновлённых светлыми идеалами истинных патриотов земли своей. Как это так получилось? Вот он – здесь, на тротуаре, с такими же любопытствующими. И их мало, ничтожно мало. А большинство-то народа идёт.

Идёт в колоннах. Идёт и требует. Идёт и скандирует. Идёт и возмущается, и призывает, и стучит кулаком по столу. Как это так? Все на дороге, а Андрей на обочине, все в гуще событий, а Андрей на отшибе.

И вдруг плотные ряды демонстрантов поредели. И Андрей вспомнил, зачем он здесь, вспомнил, что ему надо на ту сторону – к Татьяне. И, недолго думая, он ринулся вперёд, туда – в образовавшуюся брешь. И он проскочил в эту брешь, и даже избежал удара палкой по спине от солдат, сопровождавших колонну.

До парикмахерской Татьяны оставалось совсем близко, когда Андрей попал в толпу митингующей группы сексуальных меньшинств, требующих разрешения однополых браков, "как и во всём цивилизованном мире". Увернувшись, то ли от мужчины, переодетым женщиной, то ли от мужеподобной женщины, желавшей его подцепить для каких-то своих таинственных целей, Андрей чуть было не угодил в стайку панков, спасающихся бегством от банды бритоголовых, но благополучно избежал столкновения и с теми, и с другими и попал, наконец-таки, в парикмахерскую.

Несколько уже подстриженных, но не торопящихся покидать парикмахерскую клиентов, стояли вместе с мастерами у окна и с любопытством наблюдали за происходящим на улице. Увидев мужа, Татьяна облегчённо вздохнула и подошла к нему.

– Как ты добрался? – спросила она, тревожно заглядывая ему в глаза.

Андрей приобнял жену и ответил:

– Ничего. Жив, трезв и здоров, как видишь. Но, думаю, что поход по магазинам нам лучше сегодня отложить, во всяком случае, в центре.

К супругам подошла Наташка, стремившаяся избавиться от любимой свекрови и, поздоровавшись с Андреем, сообщала, что заведующая решила закрыть сегодня парикмахерскую раньше, как только на улице станет поспокойнее. Андрей, открыл было рот сказать, что умнее им было бы вообще сегодня не открываться, но ничего сказать не успел. Дверь внезапно распахнулась, и в парикмахерскую ввалился человек в изодранной в клочья куртке и с окровавленной головой. Вид у него был такой, словно он побывал в лапах целой стаи разъяренных тигров, и только чудом ему удалось вырваться из неё.

Несчастный без сил повалился на подвернувшийся стул, а все присутствующие в оцепенении замерли, но через секунду, словно проснувшись, бросились к нему.

Неизвестно откуда появились бинты, чистая простыня, тазик с водой, и женщины не слишком умело, но быстро и старательно обмыли и перевязали раненого. Заведующая в это время пыталась дозвониться в милицию и вызвать "скорую помощь", но связь отсутствовала. Или связисты тоже протестовали, или связь нарушили какие-то таинственные враги, или телефон был уже взят под контроль.

Как бы то ни было, раненый оказался раненым не смертельно, и, в конце концов, хоть и довольно сумбурно, но смог рассказать присутствующим, что с ним произошло.

Оказалось, что он попал в передрягу совсем недалеко. Банда бритоголовых, от которой Андрей смог так удачно увернуться, всё-таки догнала панков и принялась их избивать. Несколько прохожих пытались прекратить побоище, но им тоже досталось, а потом появились солдаты, и, чтобы навести хоть какой-то порядок, стали метелить всех подряд. Наш герой направлялся в магазин за хлебом, и вот, оказался в парикмахерской только потому, что проходил мимо заварушки. От себя добавлю: и правильно оказался. Сидел бы дома и грыз сухари, зубы целее были бы.

Андрей с сочувствием посмотрел на него – на его месте мог оказаться он сам. Да и панков, честно говоря, ему тоже было жаль. Хоть он и не питал к ним нежных чувств, но они по крайней мере не размахивали цепями и металлическими прутьями, что с превеликим мастерством делали бритоголовые и что Андрей мог наблюдать все чаще и чаще.

К концу рассказа пострадавшего где-то разбилось стекло, и все дружно предположили, что это уже бьют витрины. Подошли к окну, чтобы убедиться в своей проницательности, но прямо напротив окна, почти вплотную к нему кто-то поставил армейский грузовик, и, разглядеть, что творится на улице, уже не было никакой возможности. Некоторых – особо любопытных, такое обстоятельство только раздосадовало, а заведующую и остальных – не слишком любознательных, наоборот – обрадовало – теперь витрина будет цела, и никакие экстремисты их не заметят…

Примерно через час шум на улице стал стихать, и Андрей еще с одним добровольцем – мужчиною довольно солидной комплекции, несмотря на запрет заведующей открывать двери, решили отправиться на разведку.

Осторожно открыв дверь и с еще большей осторожностью выглянув на улицу, они увидели, что улица абсолютно пуста. На асфальте там и сям валялись какие-то сломанные транспаранты, клочья непонятных матерчатых штуковин, пустые бутылки, мятые газеты и прочий мусор неизвестного происхождения и непонятно почему оставшийся после сплошь сознательных граждан. А кое-где виднелись небольшие красные пятна краски – как сначала подумал Андрей, но тут же понял, что это кровь, и такое открытие не добавило ему оптимизма.

Выйдя за дверь и пройдя метров десять, разведчики свернули за угол и увидели шеренгу солдат, стоявших спиной к ним. За этой шеренгой виднелась вдали ещё одна шеренга, за которой Андрей с попутчиком увидали толпу народа, по всей видимости, совсем не думающего расходиться. Тогда Андрей с компаньоном благоразумно решили вернуться в парикмахерскую.

Не привлекая внимания стоявших к ним спиной солдат, они свернули к своему убежищу и увидели новую толпу демонстрантов, направлявшихся в их сторону, а значит, и в тыл стоявших солдат. Никем не замеченные, разведчики юркнули в дверь, после чего её спешно заперли…