Пест сидел у маленького окна и выводил буквы на дощечку, покрытую воском. При этом он высовывал язык и горбился, стараясь вывести букву как можно сильнее. На мгновение послышался свист, и мальчишке прилетело по спине розгой.
– Спину выпрями, не то будешь кривой, как Акилура! – Рунок довольно строго относился к мальчику. Он заставлял писать его буквы, пока те не получались идеально ровными. Читать у Песта уже получалось, но пока по слогам.
Пест не проронил ни звука, лишь закусил нижнюю губу и выпрямился. Рунок нагнулся над восковой дощечкой и взглянул на писанину мальчишки.
– Ох ты горюшко! Жимолость так не пишется! Нет там буквы «ы»! – Он уже хотел снова отвесить Песту подзатыльника, но заметил, что тот поглядывает в окно. За окном, вид из которого выходил на околицу селения, происходила процедура прощания. Пикард, староста и еще двое мужиков обнимались.
– Дядько Рунок, а куда Пикард уходит? Да еще в латах кожаных?
– В городище он идет. В Вивек. За учебу твою узнавать, да за постой пока учиться будешь.
– А почему Пикард и зачем его в латы одели?
– На дорогах лихого люда хватает, а уж одинокого ходока им раз моргнуть, прирезать. Так, может, он еще ноги унести сумеет. А его отправили, ибо пришлый он, из лихого люда, но смертью не пачканный. Да и долг живота у него. Перед Акилурой живот в долгу держит он. Она его, раненого, выхаживала и сказала, что проклят он. Родовым проклятьем проклят. Не может он наследников иметь. Вот и послали его в городище. Судачат, что сам вызвался… – Рунок отвел взгляд от окна, где Пикард, переобнимавшись со всеми, пошел прочь от селения. У крайнего дома он остановился и, обернувшись, поклонился в пояс, достав рукой земли и прихватив щепотку. Выпрямившись, он посыпал голову землей и, развернувшись, пошел прочь от села.
– А далече до Вивека идти? – спросил Пест, не отрывая взгляда от удаляющейся спины Пикарда.
– Две недели, ежели на коне по тракту. Пикард – не дурак и по тракту не пойдет. Я так мыслю, он по лесу, вдоль тракта пойдет. Он лихой люд знает и на рожон не полезет.
– Это ж ему не две недели ногами идти!
– Месяц в одну сторону и обратно еще месяц, так что к посевной обернуться должон. – Рунок взглянул на задумавшегося Песта. – О чем задумался?
– Боязно за Пикарда, дядько Рунок. Голову сложить может.
– Всегда боязно, Пест. И голову сложить может и ни с чем вернуться. Ты на Акилуру смотри. Ей уж скоро сотня зим будет. Старшой как-то спросил ее, отчего та единому душу не отдает. Знаешь, что она ответила? «На кого я вас оставлю? Перемрете без слова духов местных да совета предков мудрых!» Мамка мне так рассказывала. Вот! То и страшно, Пест. Ежели без нее останемся, то худо совсем будет. Она и зверя голодного от села отводит, и слово о неурожае от духов вещает. Ежели б не она, народ с голоду не раз зимой душу единому отдал бы. Вот это страшно!
– А как мы без Акилуры раньше жили? – задал совсем не детский вопрос Пест.
– Как другие. Так же и жили. Лапти последние да детей на торжище бы везли, чтобы знахарку какую к себе переманить. Без них совсем худо было бы… – Рунок еще раз взглянул в окно и, не найдя спины Пикарда, скомандовал Песту: – Следующую букву пиши. Завтра прописные писать учиться будем…
Едва рассвело, дверь в дом старосты с грохотом открылась. Вошла Акилура, крикнув на весь дом:
– Старшой! Собирай мужиков!
– Чего кричишь? – воскликнул мокрый староста. Он был гол по пояс и вытирал лицо. Под ногами стояло деревянное ведро.
– Пикард на лысом холме лежит! Медведь подрал его! Не успеете – до седьмого колена прокляну!
После этих слов староста подобрался и спешно начал одеваться.
– Пальта! Детей буди! Глав родов и воев ихних нихай ко двору зовут, да с латами и оружием!
Немолодая женщина выскочила из-за печи и, взглянув на супруга, мигом кинулась за печь. Спустя полминуты оттуда пулей выскочили трое ребят и скрылись в дверном проеме, чуть не сбив Акилуру.
– Собирай мужиков, а я к лесу пойду. С хозяина леса долг спрошу, он вас коротким путем проведет. Да не медлите, как соберетесь сразу к лесу идите.
Староста не ответил. Он кивнул и продолжил затягивать шнуровку на нагруднике, а старуха маленькими шагами, но быстро перебирая ногами, вышла из дому…
– Лесничий, дружочек! Возьми пирожочек да ко мне подойди. Помощь мне окажи, – повторяла Акилура как мантру, положив кусок пирога на пень, который находился на границе леса. Сзади послышался топот мужиков. Старуха вытянула назад руку, давая знак им остановиться.
Одетые в кожаную броню мужики остановились на расстоянии ста метров. Акилура умолкла и, замерев, стала вглядываться в лес. Спустя минуту она слегка хлопнула в ладоши. Звук же от такого хлопка вышел оглушительный и эхом разнесся по окрестностям.
– Чего шумишь? Тут я! – послышалось из-под ног старухи. Из травы поднялась кривая ветка.
Используя пару веток как руки, а другую пару – как ноги, она поднялась. – С чем пришла?
– Долг с тебя спросить хочу! – прокаркала та в ответ.
– Долг говоришь? – Писклявый голос ветки приобрел задумчивые нотки. – Чем долг взять хочешь?
– Мужик, что на лысом холме, живой?
– Живой покамест!
– Вот к тому мужику и отведешь старшого села с людьми. И зверя от мужика того отведешь!
– Зверя-то я отведу, а старшой не знает к лысому холму дороги?
– Знает, но ты его своими тропами поведешь!
От этих слов Акилуры ветка зашипела.
– Не бывать тому, чтобы по моей тропе человек шастал!
– Я тебя не просто так прошу! Я с тебя долг живота требую!
– Не бывать, я сказал! – Писк ветки приобрел истеричные нотки.
– Забыл ты, кто тебя из духов лесных вытащил! Забыл, кто тебя кормит! – Акилура протянула руку с разбухшими суставами в сторону ветки и сжала пальцы в кулак. Сжимая кулак до побелевших костяшек, она начала его вращать. От ветки послышался писк, наполненный болью. – Я тебя хозяином леса сделала, я тебя от магов пришлых прятала, я тебя кормлю силою своею! Забыл ты, чье сердце под лавкой у меня лежит! Силу в себе почуял!
– Сделаю! Сделаю, отпусти! – На срыве пищала ветка, изгибаясь в причудливые формы. – Все сделаю!
– Мужиков обратно, вместе с тем, что на холме лежит, так же по своей тропе воротаешь! – со злостью прокаркала Акилура. – Не дай единый, я услышу слово плохое от мужиков! Месяц без еды сидеть будешь!
Ветка выпрямилась до исходного состояния и упала, а старуха повернулась к мужикам и махнула рукой.
– Держи! Это зелье, что с торжища мужики привезли. На раны Пикарду нальешь, а что останется – в рот выльешь. Как воротаетесь – Пикарда ко мне несите. И поищите в округе. Духи предков сказали, не с пустыми руками идет! – Старуха протянула маленький флакончик старосте. Тот кивнул, и они с мужиками двинули к лесу…
– Звала, Акилура? – Староста смотрел на серое, осунувшееся лицо местной ведуньи.
– Звала! Глав родов собрал?
– Здесь мы! – Послышалось из-за спины старосты.
– Песта привел?
– Тут я, баб Акилура! – Послышался голос Песта.
– Заходите тогда, чего встали? Ты, Пест, сядь у печи, да помалкивай и на ус мотай! А ты, староста, и вы, главы родовы, на лавку садитесь.
Пройдя в комнату, мужики уселись на лавку, рядом с лежаком, на котором лежал Пикард. Он лежал на животе и размеренно сопел с закрытыми глазами. На всех места на лавке не хватило, и некоторые остались стоять рядом. Староста сел напротив лица Пикарда.
– Просыпайся, Пикард! Старшой говорить с тобой хочет! – С этими словами Акилура провела рукой по лицу раненого. Глаза Пикарда открылись, уставившись на старосту, и на лице растянулась улыбка.
– Дошел всё-таки я, старшой!
– Добре, что дошел! Рассказывай, что в городище видел! Все рассказывай! – Староста хмурился, глядя на него. Было за что. Пикард вернулся без кожаной брони, без сапог и без единственного в селении клинка. Клинок был среднего качества, и владеть им никто не умел, но это была ценность для всего селения.
– До городища дошел без лиха… – начал Пикард, нахмурившись под взглядом старосты. – В городище попытался люд расспросить, но ты без меня знаешь, что без добра для себя никто пальцем не шевельнет. Я покумекал и так и эдак и пошел в харчевню. Долго искал, где маги ночуют, но найдя – нос повесил. Цены были такие, что тех серебрушек, что ты мне дал, и на ночь постоя не хватит. Приютился я у портовых мужиков в бараке, за бутыль медовой. Слово за слово я им дело рассказал. Они-то мне и рассказали все. И про постой, и про житье городское. Ты прости меня, старшой, но пропил я твои серебрушки. Не сдержался… не гневайся, единым молю!
– Забыл яму холодную да ушат воды ледяной… но не о том речь. Ты говори, что выведал! – староста цедил слова сквозь зубы. Было заметно, что он очень зол.
– Тех, кто у магов учится, студиозусами кличут. Или студентами. Кто как. Так вот те, кто не из благородных и не купчьи дети и деньгой не сорят, они угол у люда городского снимают. Цену все берут разную. Это и от того, есть ли стол да шкаф в комнате, зависит, так и от того, большая ли комната. В порту люд не богатый, но за десяток грошей можно угол с топчаном да столом с табуретом снять. Еще узнал, что студиозусы работают во время учебы. Учатся они с утра, но не с рассвета, а как солнце хорошо над горизонтом встанет. Учатся они до зенита солнца. А дальше сами науку учат или же праздно шатаются. Тех, кто работает, не много. Узнал о троих. Двое у лекаря местного в послушниках ходят, а один – у кузнеца. У магов много благородных учится, посему они простой люд в ученье сильно не жалуют. Своими глазами видел, как благородный у ворот академии простой люд кулаком угощал. Тот даже встать не решился, да как пес дворовый у ног калачом лежал. – Пикард хотел перевернуться на бок, но тут же воскликнула Акилура.
– А ну ляжь обратно на живот! Только кожу нарастила!
Пикард вздохнул и лег обратно на живот, продолжив рассказ.
– Я, значится, подождал, пока солнце в зенит выйдет да студиозусы разбредутся, и к охраннику на воротах в пояс поклонился да грош в руку сунул. Он меня гнать сначала хотел, а потом добро дал. Спросил я, мол, как принимают, чего стоит, а он мне в канцелярию путь указал. Там мне все и рассказали. Маг, что у нас был, не соврал. За обучение, чтоб без контракта на службу государеву на пять зим, деньгу берут в сорок золотых государевой чеканки. Наукам учат их пять зим. Мантию да писчую доску с собой иметь надобно. А то, что у нас Пест силой никакой не отмечен, не страшно. Мол, какие экзамены сдаст, те знаки ему и выдадут. Тут уж от усердия и прилежания его зависит. Что сможет выучить, то и унесет с собой.
– Какие знаки? – спросил староста.
– Так по закону государеву, уж как три зимы, ежели человек даром обладает да обучение прошел, то должен иметь знаки на груди. Их иглами да чернилами с ворожбой делают. И стереть никак нельзя, ибо на коже их делают. – Среди мужиков раздался гомон, так как татуировки никто не делал и все считали это уделом шаманов на севере государства. – И для неблагородных они экзамены проводят. Умеет ли дите писать, читать и считать. Это обязательно. Еще дар проверяют у дитя. Ежели он подходит, его зачисляют. Ежели нет, то от ворот поворот. Еще, старшой, я вот, что узнал. В академию зачисляют до пятнадцати зим. Старше не берут. Архи… рус словом обмолвился, что чем младше дите, тем лучше маг выходит. Вот так вот старшой…
– Что в мешке тащил? И где мешок ворожбой замарал? – спустя несколько минут молчания спросил староста.
– Я когда от пьянки отошел, старшой, думать начал, где поспать да поесть найти. С мужиками портовыми работать начал. Товар грузил да склады охранял. Два месяца так работал и денег немного собрал. – Пикард протянул к мешку руку и начал развязывать горловину. – Я к студиозусу сходил, когда в обратный путь собрался, и в пояс поклонился. Попросил мешок заворожить, чтоб чужой коснуться не мог.
– То, что он в учениках ходит, это ладно. Он так мешок твой заколдовал, что Изунт в штаны наклал, как в руки взял его. Так и шел обратно с мешком и штанами полными! – Староста засмеялся. Его смех поддержали все мужики, кроме одного. Самого Изунта, который покраснел.
– Боялся я, старшой, что лихой люд поймает. Вот и зачаровал на последние гроши. А нес я в нем вот что. – Пикард принялся вытаскивать из мешка книги. – На что хватило. Книги обычные без ворожбы. Мне в канцелярии бумагу написали, какие книги брать, чтобы Песту с них толк был. Два десятка грошей за такую бумагу отдал, – со вздохом произнес Пикард. – У меня не хватило только на одну книгу. Вот еще доску чародейскую купил. С ней палка вот такая. Маг палку даром своим заряжает, и палка эта по доске как перо с чернилами пишет. А еще вот. Архив… Арус… Этот мужик в канцелярии сказал, что Песту еще эти камни нужны будут. Я почти все деньги на них спустил. Пришлось еще три дня в порту работать, чтобы на еду в дорогу набрать.
Пикард достал маленький мешочек и высыпал на ладонь прозрачные камешки.
– Дай сюда! – потребовала Акилура. Взяв в руки камни, она начала их нюхать.
– Куда доспех с мечом дел? – строго спросил староста, пока старуха что-то бормотала над камнями. – Пропил?
– Прости, старшой… виноватый я. Как оклемаюсь, за все ответ держать буду. – Староста хмуро взглянул на Пикарда, но ничего не сказал ему, а обратил взор на Акилуру.
– Что за камни, Акилура?
– Для ворожбы этот камень. В нем часть своего дара хранить можно, а когда ворожбу маг творить будет, он не свой дар тратить будет, а тот, что в камне этом. Зело нужное Песту дело! И книги нужные, но не всему я смогу его научить.
– Добрый поход вышел! Зла я на тебя, Пикард, не держу, но главы родовы думать будут, как с тебя за клинок добрый и латы стеганы спросить. Лечись пока, а мы совет держать будем…
О проекте
О подписке