Читать книгу «Переписать сценарий!» онлайн полностью📖 — Сергея Васильева — MyBook.
cover












Вместе со зданием лаборатории невольные путешественники захватили часть асфальта, причём, очень красиво отрезали, будто циркулем очертив границу ХХI-го века. Трёхмерная модель катаклизма, таким образом, представляла собой идеально правильный шар тридцати метров в диаметре, внутри которого находился квантовый компьютер. Если бы он располагался ровно по центру лаборатории, она бы с запасом поместилась в шаре, а так хронологический нож отрезал почти третью часть здания, захватив вместо неё часть стоянки с полусотней разнокалиберных велосипедов, хозяйственный бокс, и стоящие рядом разноцветные контейнеры для отходов.

– То, что эпицентр катаклизма – наш квантовый компьютер, мы уже и так догадались, но вот что любопытно – разглядывая монитор, удивился Сценарист. – Во время первого тестирования я провалился в прошлое только с капсулой, а в этот раз мы улетели всем коллективом, да ещё, с таким «приданым». Отчего, по какой причине итог получился настолько разным?

– Мне другое интересно – что появилось вместо нас в Twente? Заросли бамбука?

– Не думаю. Симона, Джонни! Во время первого тестирования капсула исчезала?

– Нет, точно оставалась на месте…

– Тогда есть два варианта. Это может быть “квантовой суперпозицией”, когда объект может быть одновременно в двух местах. Или теория Эйнштейна подтверждается – время не однородно и не прямолинейно. В 1812-м году я провёл больше минуты, а в 2017-м не прошло и секунды. Но любой из вариантов пока не приближает нас к разгадке, как это всё работает. Поэтому давайте посмотрим, чем мы располагаем?

В лаборатории имелось много электронных блоков различной степени комплектности, электронно-измерительного, и монтажного оборудования, инструментов, учебных столов, стендов. Помимо этого, присутствовали штатные университетские 3D-принтеры, манипуляторы, и целая коллекция плодов лабораторных работ – ползающих, плавающих, и даже летающих…

Порадовал уголок отдыха, где приютились холодильник, микроволновка, и четыре разномастных кофейных аппарата. Заботливо приготовленные для кофейных пауз булки, сыр, джем и прочий фастфуд позволял не голодать, хотя бы, первые три-пять дней.

Проблема состояла в подключении всего этого комфорта к водоснабжению и канализации, которые постигла та же участь, что и внешние кабели электропитания, и решить её «с наскока» не представлялось возможным – резервных источников воды и автономной канализационной системы лаборатория не имела.

Исследованный сарай оказался заброшенным бараком с земляным полом, уже изрядно прохудившейся камышовой крышей и с двухъярусными лежаками, сооружёнными из грубо обработанных досок. К нему примыкал навес с полуразрушенной печью из дикого камня. В шаге от неё виднелся примитивный колодец, похожий издали на хаотично наваленную груду камней, накрытую бамбуковым щитом.

– Smoking tobacco, 404 Pearl street, New York – прочитал Сценарист на изрядно выцветшем обрывке грубой упаковочной бумаги, аккуратно изъятом из печки.

– Мы на территории чьего-то брошенного лагеря, и его обитатели, скорее всего, были из США или, как было принято говорить в начале двадцатого столетия – САСШ. Правда, судя по разрухе и запустению, хозяева уже давно не следят за своей собственностью, и риск нарваться на обвинение в незаконном вторжении невелик, но, всё же, остаётся. Следовательно, требуется легенда нашего появления и легализация, пока нас здесь никто не обнаружил и не объявил «вне закона». Для этого требуется, как минимум, установить своё местоположение, а также точную дату, в которой мы оказались. Одним словом – идём на контакт с аборигенами! Не вижу энтузиазма на ваших лицах, господа бакалавры новейших технологий!


Глава 9. Первый контакт с двадцатым столетием

Всё у нас получится! Ну, может, не совсем у всех, и не так, чтобы всё. Но приободрить-то надо.

Следующие два часа были целиком посвящены адаптации одежды, чтобы она не вызвала шок у местного населения. Кроме кроссовок и обтягивающих джинсов Симоны, которые здесь точно, никто не носит, всё остальное решили считать условно приемлемым. Местной валютой, без которой невозможно купить даже газету, было решено обзавестись посредством заурядного бартера “чего-нибудь ненужного” на требуемое.

В “ненужное” включили десяток сувенирных шариковых ручек с блокнотами, складной нож «Ganzo» с деревянной рукояткой, и велосипед, который позаимствовали на “трофейной” стоянке. Выбрали самый ржавый и неказистый, чтобы дешевле было умиротворить его хозяина после возвращения.

Первый контакт с местным населением прошёл на удивление беспроблемно. Крохотный (по меркам ХХI-го века) портовый город назывался Инчхон и жил шумной, деловой жизнью открытого порта, в котором иностранцев сновало больше, чем корейцев. Улицы, веером расходящиеся от порта по склонам холма, застроенные деревянными одноэтажными домиками, были плотно нашпигованы всевозможными отелями, барами, трактирами, лавками и конторами. Специализировались они на обслуживании многочисленных коммивояжёров, порученцев, жуликов и авантюристов всех мастей, ищущих лёгкой наживы, команд присутствующих в порту судов, военных и торговых. В общем, как на легендарном ковчеге библейского Ноя имелось “каждой твари по паре”. Здесь, на улицах города, разнообразной экзотики хватало и встретить можно было кого-угодно.

Обслуживая этот разношёрстный и весьма беспокойный контингент, местные лавочники привыкли скупать у традиционно небогатых матросов всё, что те притащат, и никто ничему и никому не удивлялся. Припортовые коммерсанты в любом порту мира одинаковы и всегда прекрасно совмещают обязанности купцов с неформальными функциями скупщиков краденого, успевая при этом ещё и подрабатывать осведомителями для нужных людей.

Благодаря этим труженикам торговли, криминала и шпионажа, Джонни быстро обменял пишущие, колющие и двухколёсные принадлежности на местные, совсем недавно введённые в обращение, «воны», получив в процессе торговли массу дополнительной информации:

Лютовавшая пять лет назад эпидемия холеры и накрывшие страну неурожайные годы, практически разорили местное население, но сейчас дела поправились, порт круглосуточно обрабатывает суда со всего мира, торговля процветает, и Чемульпо (второе название Инчхона) уже превосходит своего конкурента – порт Фузан.

Наиболее желанными гостями были американцы. С ними легче и выгоднее иметь дело – они самые платёжеспособные. Здесь работают два завода по очистке риса, один из них принадлежит японцам, другой же, снабженный новейшими усовершенствованными машинами, содержится «звёздно-полосатыми» парнями из фирмы «Тоwnsend & Co».

Американцы вели разведку и разработку полезных ископаемых, пытались получить концессии на строительство железных дорог, но их постепенно выдавили японцы. Некогда шумная геологическая экспедиция на берегу моря теперь заброшена, а жаль. Местные лавочники им были рады.

Теперь о грустном. По мнению торговцев, город живёт в ожидании войны России с Японией и кишит военными агентами, как дворовая «барбоска» блохами. Японские “коммерсанты” с явно военной выправкой скупают продовольственные склады, массово судами завозят продовольствие, боеприпасы и военное снаряжение. И это тревожит. Деньги любят тишину. Когда начинают грохотать пушки, честный бизнес умирает, процветают беззаконие, грабежи и прочий криминал. Во всяком случае, во время недавней японско-китайской войны было именно так.

– Хотя, в прессе никакой паники пока нет – закончил свой рассказ Джонни и положил на стол свежие газеты от 15 мая 1903 года…

– Уважаемые товарищи по несчастью, – посмотрев на дату, вздохнул Сценарист – у нас есть семь месяцев с «хвостиком», чтобы свалить отсюда, в противном случае, риск превращения в военный трофей приближается к стопроцентному. Поэтому всё, что является нетипичным, непонятным для начала ХХ века, нужно срочно спрятать либо хорошо замаскировать. Окна лаборатории закрыть ставнями снаружи и занавесить изнутри. Сконструировать сигнализацию и видеонаблюдение периметра. Неплохо было бы организовать охрану, да только беда в том, что она сама может стать источником опасности… И главное, за всем этим понять, какие ресурсы необходимы машине для «отката» назад, обратного переноса. Ищем и вспоминаем всё необычное и нестандартное в поведении машины, насколько возможно, детально.


Глава 10. Я всё отдам, но где мне это взять?

Главное – это поставить для себя цель. Чтобы было, на что издалека любоваться.

Просмотр газет никакой новой информации не предоставил. 15 мая 1903 года не наблюдалось никаких необычных катаклизмов. Штормы, с обязательными в этом случае крушениями – не в счёт, они для портового города обычны и привычны. Значит, природные аномалии и потребление природных ресурсов не влияют на перемещение. Чего же тогда не хватает этой машине?

Из непривычного и аномального остаётся только внезапное отключение электроэнергии после первого теста программы, но каким образом это может быть связано с работой компьютера, который постоянно потребляет свои 600W? При этом он надёжно защищён от перепадов напряжения собственными источниками бесперебойного питания, предохранителями сети. Непонятно…

– Так, давайте ещё раз, и по порядку. Первый тест – провал в 1812-й год. Причём, перемещается только капсула с игроком. Никто из присутствующих ничего не замечает. Второй тест – перемещение в 1903-й год. Но на этот раз “улетает” уже вся лаборатория. Вопрос: чем первый провал отличается от второго? Откуда это увеличение перемещаемой кубатуры и массы, если алгоритм наших действий совпадает. Почему ресурсов машины было достаточно для возврата в первый раз и не хватило во второй? И наконец, самое загадочное – почему между первым и вторым тестом никаких перемещений не случалось? Ведь мы гоняли программу на всех режимах. Какие мысли и предположения имеются по этому поводу? Пока мы это не поймём, вернуться вряд ли получится…

– А если пойти другим путём, и не пытаться инициировать программу возврата, а переместиться в 2017-й год точно так же, как мы переместились сюда? Задать соответствующий день, раз, – и дома!

Воодушевлённые таким простым решением сложной проблемы, исследователи бросились к своему квантовому «чуду».

– Спаситель ты наш! Давай родной, выноси! Пуск! Старт программы! Ключ – 15 мая 2017 года! Режим от первого лица! Twente! Поехали!

***

– «Страна утренней свежести» – так называют свою Родину сами корейцы. Представьте величественные горы, сплошь укрытые «ковром» из белой, розовой, желтой, красной, фиолетовой азалии! На одном кустике могут раскрыться одновременно до пятисот пышных цветов. Корейские поэты воспевали пурпурные азалии, бархатные красные и белые камелии, жёлтый рапс, бело-розовые нежнейшие цветы слив, вишен, груш и персиков. «Весной горы вспыхивают цветами, осенью – полной луной» – строки из «Сичжо», жанра средневековой корейской лирической поэзии, написанные поэтом Ли Хваном, жившим в XVI-м веке.

Вечная тайна жизни раскрывается весной, как нежный, загадочный цветок. И как только становится теплее, облака белых цветов взлетают к небу, как гигантские бабочки. А бабочка в Корее – символ радости.

Следом за белым облаком бабочек-магнолий, на корейскую землю спускается золотой дождь. Зацветает "кэнари жен". На горных склонах, среди камней и снега вспыхивают потоки его ослепительно-желтых кустов. Городские стены покрываются ажуром ветвей, изгибающихся в танце маленьких цветов.

Вслед за магнолиями, камелиями и сливами в Корее начинается цветение дикой вишни. В Японии это – сакура. Но это слово в Корее лучше не произносить, а говорить, что вы любуетесь просто «flower». А еще лучше назвать это дерево по-корейски "пот ккот". После Японско-китайской войны (1894-1895) и оккупации Кореи Японией, японские названия цветов кажутся кровавыми. На рассвете группа вооружённых японцев, так называемых "наёмных мечей", убила королеву Мин в спальне дворца Чхандоккун. После чего, на глазах, парализованных ужасом, придворных дам и прислуги, японцы изрубили королеву на куски и сбросили останки в королевский пруд на съедение рыбам. Организатором заговора был японский посланник в Корее.

Убийство было осуществлено в глубокой тайне, и мир так и не узнал бы об этом преступлении, если бы не свидетельства двух иностранцев, в том числе, русского подданного, служившего во дворце, якобы, сторожем…


(Показания дал подданный Россиийской империи Афанасий Середина-Сабатин, бывший на службе корейского монарха и, дежуривший в ночь на 26 сентября 1895-го года.

Афанасий Иванович Середина-Сабатин, корейское имя Саль Пхаджон, или Саль Пхаджин (1860 – 1921 годы). Русский подданный, малоросс по национальности, он жил в Корее с 1883 по 1904 год и выполнил около двух десятков архитекторских проектов, 14 из которых, по меньшей мере, были реализованы. В своей переписке Афанасий Иванович именовал себя «архитектор Его Величества короля Кореи», и тому были основания, поскольку корейский монарх к нему очень благоволи и пригласил для работы во дворце. Самый известный его проект – мемориальные «Ворота независимости», построенные в Сеуле в 1896 году.)


– Джонни, откуда ты всё это знаешь? – тихо спросила Симона.

Они стояли на крыше лаборатории. Отсюда открывался чудный вид на вечернее море, по которому скользил последний луч майского Солнца, уходящего за гору Манисан.

– Я родился и вырос в Кении, но каждый день мама перед сном рассказывала мне что-то о Корее. Совсем немного…. Но каждый день… Она говорила, что тем, кто покидает Родину, остаётся только память о ней, и она обязательно поможет, когда будет трудно. Я давно хотел сам почитать про историю Кореи, но всё время откладывал – постоянно находились какие-то другие неотложные дела…. Теперь жалею…. А ещё мама говорила, что потерявший память о своей Родине, гибнет… Ты знаешь, я, может быть, даже рад, что у нас ничего не получилось с перемещением обратно в 2017-й год. Может быть, всё должно было произойти именно так, чтобы мы могли что-то исправить здесь?

– Кевин сказал, что не успокоится, пока не разберётся, почему не получается. А ты ведь знаешь, он упёртый.

– Пусть пробует. Я понял, если мы просто так вернёмся обратно в 2017 год, я буду корить себя всю жизнь. Корить за то, что был здесь и не сделал ничего, чтобы защитить корейский народ от тех бед и страданий, о которых здесь, сейчас, никто не подозревает, но которые всем еще предстоит пережить.

Перемещение обратно в будущее опять не состоялось. Программа работала в своём привычном режиме, соглашаясь с любой командой, но наотрез отказывалась менять окружающую действительность. После нескольких неудачных попыток ребята загрустили, и только Кевин поклялся вычислить этот загадочный алгоритм перемещения и теперь, оставшись в гордом одиночестве, бомбил искусственный интеллект хитро сформулированными запросами и командами.

Сценарист взял на себя обязанности дежурного по кухне и ушёл оживлять найденную в покинутом лагере печку, а Симона с Джонни отправились на крышу устанавливать и подключать камеры наружного наблюдения, где их и застал потрясающей красоты весенний закат.

– Отменить войну – хорошая идея, вместе мы обязательно что-нибудь придумаем…


Глава 11. Все мы твари Божьи, но некоторые – совсем уж, твари…

Истинное лицо – всегда то, которое хуже.


Сценарист, растопив очаг в заброшенном лагере, и поставив на огонь ужин, пытался решить ту же проблему.

Над путешественниками дамокловым мечом висела угроза оказаться через семь месяцев в эпицентре десантной операции японской армии. Впрочем, и за полгода до неё, при наличии вольно шастающих в окрестностях военных агентов и активно проводимых приготовлениях к вторжению, безопасностью здесь вовсе не пахнет. И что делать? Эвакуироваться? А если изменение локализации сделает невозможным обратное перемещение?

Искать защиту у «сильных мира сего»? У каких? Корейский правитель Коджон, гордо именуемый императором – фигура номинальная, не обладает ни малейшим влиянием на происходящие события, прячась от политических невзгод в российской миссии в Сеуле.

Логичным было бы обратиться к Российскому императору, войска и флот которого реально противостоят японцам, если бы не одно НО… «Многие знания – многие печали». Сценарист, на свою беду, был знаком с дневниками будущего «царя-страстотерпца», поэтому русский царь совсем не походил на того, на кого можно опереться.

У любого нормального человека личные записи Николая Второго вызывают оторопь и подозрение в подделке. Такие откровения могут принадлежать перу юного гимназиста, закомплексованной курсистки, контуженого прапорщика в отставке, но никак не правителю одной шестой части суши.

То, что в начале ХХ-го века творило венценосное семейство Романовых, трудно назвать иначе, чем полной потерей адекватности. По их милости «корабль Российской империи» швыряло на геополитических волнах, как пьяного, но всё печальное заключалось в другом. Подавляющее большинство пассажиров первого класса этого корабля представляло собой пугающий симбиоз беспринципных, циничных, ловких коррупционеров, и, одновременно, слабоуправляемых и неисправимых личностей, когда дело касалось «службы государевой».

Многие, в основном, военные представители элиты, честно служившие Отечеству, терялись на фоне вороватых классовых собратьев. Эти, «приближённые» к монаршей семье деятели, изрядно вкусив казённых плодов, были ходячими примерами коррупции, жадности и безнаказанности.

Нарваться на подобного «кренделя» было легче лёгкого, что означало абсолютно непредсказуемые последствия. Самым счастливым для них вариантом стало бы полное игнорирование обращения непонятных, а значит, подозрительных «пришельцев». Особо рьяный служака мог запросто упаковать «источник беспокойства» в «места не столь отдалённые». Самый же ушлый и вовсе мог продать «по случаю» “нашим западным” партнёрам.

В порту Чемульпо, с намёком на собственные «особые интересы» обозначали своё присутствие практически все великие на тот момент державы. На рейде стояли военные корабли Англии, Франции, США и других стран. Но эти варианты были еще хуже. Несмотря на всю гнилую сущность обитателей российских «коридоров власти», по сравнению со своими коллегами из “цивилизованного мира” они выглядели исключительно честными и порядочными людьми. Скелеты в шкафах российской монархии меркли на фоне содержимого мебели монархов “просвещённой Европы”.

Зная количество заказных похищений и убийств, совершённых «от имени и по поручению» «партнеров», на счету которых к началу ХХ-го века было пять российских царей, в их сторону не хотелось не только смотреть, но даже думать. В лучшем случае, посадят в клетку и будут выпускать на цепи за “бананами” для “сахиба”. А скорее всего, выпотрошат и придушат, хотя бы для того, чтобы другим не досталось.