Детство Паука. 1970-1977

Вощемта, например

Если верить советскому паспорту, я родился 29 мая 1966 года в городе-герое Москве. В 1983 году окончил среднюю школу и поступил в типографию «Красный Пролетарий», а потом – в редакцию международной газеты «Московские Новости». На факультет журналистики в МГУ меня не приняли по идеологическим соображениям, поэтому пришлось дико рубить металл. Вскоре я образовал группу «Коррозия Металла», где и рублю на бас-гитаре по сей день…

Мой папаша, Евгений Троицкий, – известный ученый, академик, занимающийся изучением русской нации. Мамаша – зубной врач, с помощью клещей и бора пытала генералов и полковников МО. Мой предок, от которого род Троицких ведет родословную, был звонарем во времена Куликовской битвы, собирал и подговаривал народ на войну. Прадед – нижегородский священник (застрелен большевиками в 1937 году), дед – врач, награжденный орденом Ленина. В списках больных, спасенных моим дедом от малярии в Горьковской области в 1942 году, есть имя Савенко. Так случилось, что дедуся спас от смерти мать Лимонова (Савенко). Когда Иоанн Кронштадтский дарил икону моему прадеду, вряд ли он предполагал, что я буду петь детям про Люцифера, а общество знакомить с фашистским творчеством и орать «Бей Чертей – Спасай Россию!», а может, и предвидел…

Севастопольский проспект

Моё детство прошло на московской улице Севастопольский проспект, и, по всей видимости, это название сразу запрограммировало мой мозг на дикое котирование Крымских васюков и тамошних напитков.

В то время мой папаша работал в институте МЛ при ЦК КПСС и занимался анализом развития азиатских стран, сбросивших так называемые оковы империализма или вставших на просоветский путь. В те времена выпускники МГИМО не имели права в рабочее время изучать философские доктрины Бердяева и Соловьёва, но могли пользоваться громадной библиотекой и архивом МЛ.

В общем, у папаши и мамаши были комнаты, они разменяли их на двушку, так мы и оказались в пятиэтажной хрущёвской новостройке: две комнаты, совмещённый дабл и мелкий балкон. По всей улице стояли такие же одинаковые дома, 90 процентов публики составляла рабоче-крестьянская масса. Ужасающая бедность, шпана и алкоголизм.

Двери в квартиры по деревенским традициям, как правило никто не закрывал: считалось, что это по-еврейски. В любую минуту к вам могли припереться соседи или сосед с бутылкой. Во дворе было посажено множество кустов и лип, осенью там росли свинушки, каждый житель мог смело рассчитывать на пару сковородок вкусных грибов.

Центровыми местами двора были: мелкое футбольное поле для подростков, песочница для мам и малышей, а также доминошный стол для мужиков. Для оголтелых ведьм и старух, которые zaebli до смерти своих дедков, предназначались скамейки около подъездов, там сидели только одни бабки.

Обычный вечер

«ДОМИНОШНЫЙ СТОЛ» был самым злачным местом двора, он был чем-то средним между английским пабом и американским бинго для престарелых. Мужики целыми днями резались в карты и домино, гоняли телеги, распивали водку и глушили трёхлитровые банки с пивом. А что было ещё делать? По черно-белому телеку показывали только Брежнева, «Сельский час», «Спокойный ночи, малыши» и разбор шахматных поединков. В кино и театрах шла всякая херня, совершенно неинтересные для работяг драмы – по типу «Горя от Ума» или «Беспреданницы». Ебать было некого и негде, даже дрочить было нельзя. Конечно, кто ездил на поездах или в электричках, тот мог купить у «мафии слепых» черно-белые фотки голых тёток, переснятые с дореволюционных литографий. А кто ходил пешком на завод, мог только дрочить на Брежнева или на одноглазую Тётю Валю из «Спокойной ночи». В общем, никакого досуга и интертейнмента.

Высшие заправилы СССР всё это прекрасно осознавали, но не намерены были улучшать ситуацию. Если б они открыли людям «другую жизнь», вряд ли бы массы стали мириться с таким положением и задарма вкалывать на заводах по производству галош и пустых кастрюль.

Поэтому советский двор жил своей жизнью, сам ставил свои спектакли и бесчисленные драмы. Адские бухловые разборки, матерная брань, вопли и проклятья ежедневно были слышны даже на пятом этаже:

– Сука! Кто спиздил мой козырь?!

– Рыба! Да я тебя в рот ебал!

– Пошёл ты нах! Я тебя щас сам уебу!

– Бля! Толян всю воблу сожрал!

– А ты в тот раз водяру в одно ебло выжрал! Забыл что ли?

– Не пизди! Ты сам гондон!

– Это кто гондон? Получай в ебало!

И понеслось, начинался дикий махач, в разные стороны летели тузы, валеты, посуда и доминошки. Тётки вываливали на балконы и орали:

– Перестаньте! Толик, домой! Сволочи, опять нажрались! Я тебе дома щас такую РЫБУ устрою, ты у меня посмотришь!!! – И всё в таком духе, но самое шоу было впереди…

Отпизженный Васёк ломился в подъезд, из форточки доносились вопли жены Васька и мышиная возня. Драка тут же прекращалась и все мужики начинали гадать:

– За молотком, наверно, побежал!

– Да какое там за молотком – наверно, за топором!

– Пацаны, я вам говорю, он щас с тесаком прибежит, всех резать будет!

Но они не угадали! Васёк выкинул кульбит, который мог бы затмить все хиты на «Ютубе»!

– Мужики, у него ПУШКА!!! – Они бросились хватать дубьё, кирпичи и выламывать скамейки. Но не пушка была в руке у Васька, а моднейшая карбидовая бомба, пушка торчала за поясом.

– Получай! – Васёк метнул в толпу бомбу раздался комичный хлопок и взрыв дыма. Половина толпы рухнула на землю, некоторые горели и вопили, кто-то пытался убежать, но не тут-то было! Как в ковбойском фильме, ВАСЁК вытащил сразу два пугача, нашпигованных шариками из подшипников, и тут же ебанул из первого ствола. Град шрапнели скосил сразу пять или семь рыл, остальные ринулись на врага с дубьём и скамейками. Васёк хотел повторить трюк, по-ковбойски перекинул пугачи, но выстрелить сразу не успел. Безногий дядя Коля-САМОВАР ловко метнул кирпич, прямо в ебло Ваську. Когда тот падал навзничь, палец самопроизвольно нажал на курок, пугач взорвался и оторвал Ваську кисть, а дяде Семёну – ухо.

– Ухи! Ухи оторвало!

– Ничего не вижу!

– А! А! А! Горю! Спасите!

– Мне кишки вырвало!

– Суй кишки обратно! Надо зелёнкой мазать!

– Да какой зелёнкой! Ему водки надо!

– Где этот ВАСЁК! Убью!!!

– Да уже поздно! Его Коля-Самовар вырубил!

По асфальту ползали окровавленные дымящиеся люди, все стонали и вопили. Группа умельцев пыталась засунуть кишки дяде Вове – с этой целью его положили на доминошный стол. Когда практически все кишки уже затолкали, прибежал местный бродячий пёс Бобик. Он принял кишки за сардельки, схватил их и ломанулся прочь. Раздался дикий вопль, КИШКИ оторвались, а дядя Вова ебанулся со стола. С балкона пятого этажа я видел, как счастливый Бобик с гирляндой «КОЛБАС» мчался в сторону подвала. Была тут же организована погоня во главе с Колей-Самоваром. Коля мчался на своей тележке, но врезался в бордюр, улетел в цветник и треснулся башкой об дерево.

Вопли и ажиотаж продолжались ещё с полчаса, пока тётки не разобрали своих в жопу раненных мужиков. Около стола оставалась только бодрая троица: они пили водку, комментировали триллер и наливали Коле-Самовару.

– А Колян его мастерски подрезал! Точняк кирпичём в ебало!

– Налейте Коляну штрафную!

– Да наливай по полной!

– Пацаны, слушай меня! Там под Минском! Я гранатой прямо в люк танка попал!

– Колян, ну не пизди! Как ты мог тигру в люк попасть, тебя бы пулемётом скосили!

– А вот Ваську ты в ебло знатно засветил! Это мы видели и подтверждаем!

Они бухали до полного отруба, потом хватали Самовара и кидали его в открытое окно первого этажа, вдогонку бросали его тележку. Забрасывание тела в окно происходило еженедельно. Иногда окно было открыто, а иногда закрыто – тогда раздавался дикий грохот разбитого стекла и тупой удар башки об подоконник…

В общем, во время таких ОБЫЧНЫХ ВЕЧЕРОВ не вызывали скорую помощь или милицию, а разбирались сами. На следующий день как ни в чём не бывало вся забинтованная и загипсованная дворовая кодла сидела за одним столом, резалась в домино и пила водку. И Васёк сидел без руки, и Самовар сидел, резались все в карты и бухали.

Коля-самовар

Как всем известно, в начале 50-х всех калек – слепых, безногих и безруких – в один миг изловили на улице, покидали в товарные вагоны и вывезли за 101-й км от Москвы. Большую часть тут же расстреляли и сожгли на торфяных болотах. Под раздачу попало десятки тысяч фронтовиков, Героев Советского Союза, кавалеров Орденов Славы и Трудовой Доблести. Ветераны войны, которые прошли путь от Сталинграда до Берлина, которые не щадя своей жизни геройски спасали Советскую власть от краха и разгрома. Вместо благ и уважения коммунистическая власть одарила фронтовиков почетным АУТОДАФЕ на торфяных кострах Икшинского уезда.

В сознании простого обывателя война – это как в фильме: просто убитые и раненые. Например, девушка приходит в госпиталь, там её возлюбленный, он просто ранен в руку или в голову, потом раны заживают и он ломится снова на фронт. В реальности всё по другому. Когда разрывается в цепи снаряд, там сразу всем отрывает бошки, руки и ноги. В полевых условиях существует только одно реальное лекарство – ПИЛА АМПУТАТОРА. От этой участи были не застрахованы ни только простые бойцы, но и любые генералы, попавшие под бомбёжку или обстрел.

После войны улицы страны были наводнены ужасающей миллионной массой калек всех мастей. Советская власть пыталась навести лоск и показать, что «жить стало лучше и веселее», но тут наметилась «Холодная война». Сталин и Берия боялись, что американцы сбросят атомную бомбу, наймут генералов Вермахта, и те снова попрут на Совок, со всей Восточной Европой, которая уже успела возненавидеть новый советский порядок. Чтобы мобилизовать молодежь на новую войну, нужна была романтика, как в кино о «ГЕРОЙСКИ ПАВШЕМ БОЙЦЕ». Вид бомжеватого калеки с орденами – не мог служить романтическим имиджем для будущей тотальной войны, поэтому их слили как использованный материал.

Дядя Коля был опытным фронтовиком, проехал на Т-34 от Воронежского фронта и да самой Варшавы в чине лейтенанта, имел кипу орденов и медалей за самые невероятные подвиги. Во время форсирования Вислы под Варшавой, в понтонный мост угодил 500-килограммовый снаряд немецкой пушки «Доро». Две роты отправились на очную ставку к Нептуну, а Коле ПРОСТО оторвало ноги.

В госпитале его подлечили, выдали медали и модную тачку на подшипниках, а также лыжные палки. Всех безногих тачаночников называли «самоварами», так и получился «Коля-Самовар».

Во время «шухера» его изловили в пивняке, бросили в товарняк и повезли на Икшу Во время разгрузки из грузовиков, ему чудом удалось ускользнуть и спрятаться в лесу, пока его не подобрала сердобольная тётка, которая выдала ему самогону и еды. Ног у него не было, но зато был болт. Во время Хрущёвской «оттепели» ему удалось реабилитироваться и вернуться в Москву.

Коле-Самовару постоянно наливали водки и всячески стебались над нам, а потом всем двором пропивали его фронтовую пенсию. У нас, у местных детей, он одновременно вызывал шокирующий ужас, трепет, жалость и дикий интерес.

В общем, мужики его всерьез не воспринимали, а мы осторожно подкрадывались и слушали его. Как-то раз он сидел с двумя мужиками, чинно бухал с селёдочкой и огурцами и прогонял свои телеги. Вот примерно, что он говорил:

«…– Значится так! Послали нас в бой, всю бригаду, надо было прорвать оборону фрицев – а там открытое поле! Пехота десять раз в атаку ходила, два полка на поле и полегло. Три раза окопы их брали, но эсесовцы их выбили. В общем, посадили остатки на броню и поехали, а по нам как взялись лупить, так полбригады сразу и пожгли, а наш танк врезался в подбитый – это и спасло. Ну, а кода ещё бригада подошла, мы им врезали и погнали. Всё поле в трупах, гусеницы в кусках людей, а черепа хрустели, будто арбузы…»

После слов – «куски людей и черепа хрустели» – вся детвора застыла в ужасе и словно окаменела. Увидев краем глаза, что у него появились БЛАГОДАРНЫЕ СЛУШАТЕЛИ, дядя Коля-Самовар вошёл в раж и продолжил свой рассказ.

«…– Отогнали, значит, мы фрица верст на десять и заняли круговую оборону около погорелой деревушки. Из полета танков осталось два всего, а тут мимо генерал проезжает. Ага, говорит, вот, значит, где у нас тринадцатая бригада прячется! За то что сразу не прорвали фронт, в качестве наряда вне очереди – отправляйтесь в могильщики!..»

Во время войны немцы всегда копали аккуратные могилы, ставили берёзовые кресты и надевали сверху каски. Советских солдат немцы хоронили в общей могиле, а офицеров с почестями в отдельных. Они полагали, что противник поступит так же, если им не повезёт остаться живыми. Когда же наступали советские войска, местных тёток и пленных заставляли раскапывать могилы и разбрасывать трупы. Осквернению подвергались не только немецкие кладбища, но и погосты советских солдат, так как их хоронили при помощи фашистов.

«…– Значится так, Витюха! Слушай сюда! Иногда покойничков, было дело, даже скармливали полковым свиньям! Я сам видал раз, как во-от такая ЖИРНАЯ СВИНЬЯ глодала свежевскопанную мертвечину и рылом своим ЧМОКАЛА! Её, свинью-то эту, потом на седьмое ноября вся рота мотопехоты ЖРАЛА!..»

В этот момент от страха один малыш описался, а девочка стала плакать. Видя благодарную реакцию, Самовар продолжил дальше.

«…– Как-то раз уселся я на экскаватор и принялся общую могилу разрывать. Занёс ковш – как копну, да ка-ак брошу, как копну, да как опять брошу. Один раз так копнул, что дохлый фриц из ковша вдруг как полетит, да как грохнется на меня – прямо будто придушить меня задумал. Только я вовремя руку поставил. Фриц-то этот уже, считай, сгнил, изо рта вонища, зубы как у волчары, а из глаз ДВЕ ЗМЕИ БОЛОТНЫЕ ТОРЧАТ И ЯДОМ ЖАЛЯТ! – Он театрально повернулся к детям, вытянул громадные кулачища с грязными ногтями и дико заорал:

– А когти у него длинные, как сабли! ЧТОБЫ ВСЕХ ВАС РВАТЬ! Аааа!!!»

– Аааа! – Дети бешено заорали, попадали в обморок и тут же обоссались. Я тоже до смерти испугался, мои волосы встали дыбом, и я чуть не лишился чувств. Мне показалось, что сам дьявол вселился в Самовара, и он безжалостно разорвёт меня и Лёху Сухарева на части, а потом съест живьём… От обмороков и обоссывания нас спас мужик Витёк:

– Самовар, хорош тормозить, давай-ка ещё по третьей наливай!

Самовар ехидно улыбнулся и самодовольно разлил водяру. Выпил, закусил огурцом, после чего продолжил свою телегу.

«…– Когда меня под Варшавой «Дора» шандарахнула, тот фриц каждую ночь в госпитале во сне являться стал, душить меня приходил. Сперва вцепится когтями в горло, а потом давай змеями череп сверлить. А потом МОЗГИ ПИЛ И ДУШИЛ! – …» Коля картинно обернулся ко мне и Лёхе, вытянул громадные лапы, схватил себя за шею и бешено в алкоголическом угаре заорал:

«– …Вцепится когтями в горло, а потом МОЗГИ ПИЛ И ДУШИЛ! Вот, смотрите, шрамы до сих пор остались! Вот они, смотрите, засранцы! ШРАМЫ от его КОГТЕЙ! – …»

Я снова до смерти испугался, мои волосы опять встали дыбом, и я чуть не грохнулся в обморок. На этот раз от обморока и обыссывания нас спасло чудо.