изменилась, и пробы, которые Виолетта брала по мере продвижения вглубь мертвого Центра, всё так же давали синий цвет химических индикаторов. До правительственного сектора дошли спустя час, там следов разрушений оказалось ещё больше.
– Сектор заблокировать не успели, – прозвучал в эфире доклад разведчиков. – Гермозатворы
происходило очень быстро, в считаные минуты, – ответила она. – Но у болезни имелся инкубационный период порядка шести – восьми часов, который проходил незаметно, без каких-либо симптомов. А в чем дело, Леонид Львович?
– Просто
мне тут. Кругом старые пулевые отверстия, ржавые гильзы и пятна крови, но ни трупов, ни скелетов. И освещение еле живое, почти все лампы погорели, даром что энергосберегающие.
На улицах Центра
Консервационный шкаф внутреннего пульта ручного управления также оказался вскрыт, но находился в рабочем состоянии, и активировать процесс шлюзования не составило труда. Взвыли мощные вентиляторы, навстречу ударил сильный
взгляда хватало, чтобы почувствовать отсутствие жизни в этом месте. Под стенами лежали горы нанесенной ветром земли, рокадная дорога между Центром и укреплениями Военизированного Пояса давно потерялась под толстым слоем засохшей грязи, со скатов Периметра срываются клубы песка, гонимые
Новосибирского ЦСГР по спутниковой связи, в самый разгар эпидемии. Не мудрено.
– И что это означает, док? – поинтересовался инвазивный лейтенант. – Мы работаем дальше?
внезапные проблемы прямо на месте, когда вокруг тебя пули свистят! Беру всю ответственность на себя! Если что, отец отмажет, никуда не денется. Ну, поорет немного
поднимая целую пылевую бурю работающими винтами и расшвыривая во все стороны лиговские поделки. Несколько секунд все молчали, глядя в иллюминаторы и ожидая улучшения видимости.
– Это же наш «Джет»! – узнал пилот. – Тот самый, что отправили сюда четырнадцать лет назад, когда с Новосибирским пропала связь! Я думал, он не долетел, рухнул по дороге… а он целехонек!
– Лиги сделали из него