Такое название для рассказа мною выбрано не случайно. Сцинтилляционный радиометр полевой (СРП) я знал еще со школы, когда мерял им радиоактивность горных пород и попутно излучение кинескопов телевизоров, которые выпускала советская промышленность. Он выглядел довольно воинственно: – такой серебристый пистолет длиной тридцать сантиметров, который можно было удлинить вдвое. К нему на кабеле, одетом в закрученную пружиной стальную проволоку прилагался пульт с питанием и шкалой. Все, которые не видели его раньше, считали, что это оружие большой разрушительной силы и сторонились геологов, вооруженных таким страшным оружием.
В действительности это был мирный прибор для определения радиоактивности, и с его помощью определяли радиоактивность. После Чернобыля все жители были объяты страхом перед радиацией и меряли все на каждом шагу.
Потом, в институте я с ним подружился и твердо знал, что им можно мерить любое излучение – гамма, альфа и бета. Я любил этот прибор за его неприхотливость и надежность, но знал только три его модификации -1,2 и 3.
С СРП-68-01 я долгие годы работал в многочисленных геологоразведочных партиях, – искал уран, торий и некоторые коренные месторождения золота. Но об том, что у этого прибора существуют разные модификации, в том числе военные варианты, я не знал.
Дело происходило в горах Полярного Урала, где я с отрядом таких же авантюристов искали золотоурановое месторождение. Рабочие в отряде были со всего союза, всех национальностей, и они владели всеми профессиями, которые мне были известны, а кроме известных мне профессий были такие, про которые я и не слышал.
Кроме золота нас интересовали руды редких, рассеянных элементов – в первую очередь такие, как лантаноиды и актиноиды. Но, как оказалось, они интересовали не только нас: однажды, когда я обнаружил в одной разведочной канаве минералы неизвестного металла, который буквально шипел, брызгал из странных, фиолетово-оранжевых кристаллов, я заметил ночью многочисленные огни, которые спускались с ночного неба на плато, где мы работали.
Была глубокая ночь. Я только закончил строить геологическую карту с разрезами и вышел из палатки, чтобы подышать свежим воздухом и покурить свою трубку. Сев на скамейку у кухни, я принялся набивать трубку махоркой, зевая каждую секунду, и потом буквально на секунду положил голову на руку.
Когда я закончил отдыхать и это кропотливое дело – набивание трубки табаком, то поднял голову и обнаружил, что все плато в двух километрах от меня было занято приземляющими звездолетами разных конструкций и размеров. Я очень удивился этой фантастической картиной и сказал несколько слов на русском языке, а потом разбудил личный состав отряда.
Рабочие и геофизики высыпали из своих палаток и уставились на плато, где садился космический флот инопланетян. Кто-то сказал, что надо сматываться в тайгу, пока не поздно, а кто-то предложил подождать окончания высадки и узнать, какого черта им здесь понадобилось. У меня была одна священная обязанность – предупредить своего начальника геологоразведочной партии о случившемся и я пошел в свою штабную палатку, где первым делом достал ракетницу и ракеты к ней. Потом включил рацию и стал ждать. Вскоре начальник вышел на связь, и я в двух словах объяснил о ЧП. Он, как мне показалось, не удивился, а сказал, что немедленно выезжает на вездеходе, и сказал, чтобы мы держались.
А пока я был в палатке, один из рабочих забежал и с горящими глазами сказал мне, что из звездолетов выкатились не то танки, не то бронемашины, которые спускаются к нашему лагерю. Я выглянул и точно: – часть этих машин уже остановилась у выкопанных накануне разведочных канав и из них вылезли роботы, а вторая часть полным ходом катила к нашему лагерю. До них уже было меньше километра, и я скомандовал, чтобы рыли окопы.
Прошло всего несколько минут, с тех пор, как я поговорил со своим начальником, и я понял, что дела плохи, и нам надо уходить в тайгу. Но вдруг из-за высоких елей выскочил вертолет и сразу пошел на посадку. Когда лопасти перестали крутиться, из него выскочил наш начальник в военной форме, с двумя ящиками в каждой руке, а пилот снова запустил двигатель и вертолет поднялся в воздух.
Начальник махнул на мое приветствие и грохнул тяжелые ящики на стол. Судя по звездам у него на погонах, он оказался генерал- полковник, чего я от него никак не мог ожидать: – он был для нас тихий, мирный начальник геологического отряда, а тут явился в военной форме, – уму непостижимо…Он открыл первый ящик, и я увидел в нем знакомый полевой радиометр, только у него был пульт и гильза серо-зелёного цвета. Во втором оказался такой же прибор, только гильза была другого размера.
Покосившись на приближающие танки инопланетян, начальник дал мне один прибор, а себе оставил второй, и тут же начал мне объяснять, как им надо пользоваться: – это было мне знакомое дело – все было такое же, как у обычного радиометра. Только он работал не так, как мне знакомый прибор.
Когда начальник поднял гильзу своего радиометра, то из гильзы вырвалось зеленое сияние, а впереди ползущий инопланетный танк исчез. Потом исчез и второй и третий. Все рабочие и я наблюдали над начальником с радиометром в руках, и только рты открыли от изумления. Но это было еще не все: – он достал из ящика телескопический прицел, прикрутил его на гильзу и стал целиться в остальные танки и бронетранспортёры, которые остановились у разведочных канав. Переключив пару тумблеров на пульте, генерал стал нажимать кнопку и вскоре ни одного танка и транспортёра около канав не осталось. Все было кончено в считанные секунды.
Вдалеке, у подножия гор, началось шевеление – один за другим стали взлетать звездолеты космического флота пришельцев. Нам было обидно смотреть, как они взлетают, и я поднял свой радиометр. В прицел мне сразу же попал неказистый, длинный звездолет, похожий своими формами на вертолет. Я долго целился, и когда, наконец, выстрелил, то срезал у него добрую половину. Дальше я не стал стрелять, потому что начальник положил свою ладонь на мое плечо, и сказал, что хватит.
Через минуту от космической армады остался лишь обрубок одного звездолета, а остальные улетели. Победа была полной. Мой начальник положил оба радиометра на стол и сказал, что это усовершенствованная военная модификация радиометра, к которым я всю жизнь проработал, отыскивая то уран, то золото, то торий. Я с уважением посмотрел на эти приборы и понял, что это, по сути, интегратор большой мощности, и с ним шутки плохи.
Из-за елей вылетел вертолет и сел на полянку. Начальник взял один ящик с прибором, я второй, и мы залезли в машину, которая тихонько махала своими лопастями. «Сначала посмотрим, что осталось от звездолета, а потом поглядим, что ты откопал в разведочной канаве» – скомандовал начальник, и мы взлетели.
У звездолета, который я изувечил, не было половины корпуса – она была срезана как острым ножом, и я не поверил, что это сделал я. Вокруг валялись тела роботов, кто без рук, кто без ног. Вертолет развернулся и через несколько секунд завис над канавами, в которых мы откопали неизвестный нам минерал.
Как только начальник увидел этот минерал, то сказал, что все понятно – я, своей канавой нашел сырье для изготовления интеграторов большой мощности и поэтому к нам пожаловал целая космическая армада инопланетян. Эти кристаллы были очень редки и поэтому они за ними пожаловали. Инопланетян на этих звездолетах не было, только одни роботы и они получили то, что хотели. Теперь они не сунуться на нашу Землю – мы обладали таким супероружием, что против него не попрешь. Я посмотрел на канаву, на окрестности и никак не мог представить, что несколько часов назад здесь были танки и транспортеры. Они просто испарились.
Но, видно, пара роботов осталась, потому что один из них вдруг вылез из канавы и так сильно ударил меня в плечо, что у меня отнялась рука. Но у меня осталась вторая, и я достал свою ракетницу. В следующую секунду я получил втор удар – в другую руку и лишь тогда открыл свои глаза.
Я сидел за кухонным столом с погасшей трубкой, а вокруг столпились мои рабочие – они желали поесть, но кухонный стол был занят начальником, и они отбили мне обе руки, стараясь меня разбудить. Я проснулся окончательно и устроил всем взбучку за то, что не дали мне досмотреть отличный сон. Один рабочий сразу уточнил – про что был сон, но я ответил – про обнаженных женщин. И тогда рабочий стал на колени и дал мне в руку камень, чтобы я его ударил по голове…
Много раз я ночевал в лесу один, когда бродил по лесам и горам, отыскивая то хрусталь, то аметисты, агаты, или другие камни для своей коллекции. У меня была молодость в самом разгаре, и я не боялся ни чертей, ни волков. Даже не боялся утонуть в какой-нибудь таежной реке, и смело спускался в старые горные выработки за каким-либо минералом. От своих друзей я слышал разные байки про нечистую силу, которая поджидала таких искателей приключений, как я, но мало обращал на них внимания.
Однажды я отправился за изумрудами, и тут я понял, что такое лихо. Началось все хорошо: – я вылез на затерянном полустанке, добрался до леса и устроил себе ночлег, а утром, когда рассвело, нашел лесную заросшую дорогу и по ней смело отправился в путь. У меня было все, чтобы найти мешок изумрудов, и я не сомневался, что так оно и будет. Только меня покинула удача, и я это скоро понял: – лесная дорога вела меня кругами через топкие болота, и, несмотря на то, что у меня была карта и компас, они мне не помогали, а наоборот, – компас показывал разные направления на север, а карта утверждала, что я нахожусь в другом полушарии, и, чтобы мне попасть на старый рудник, мне надо было идти на север несколько десятков, а может и сотен тысяч километров. Так что все оказалось таким запутанным, что я просто взвыл одним вечером, когда посмотрел в рюкзак: – еды у меня осталось дня на два, а лесная дорога водила меня, по-моему, кругами – вокруг топких болот. У меня такого никогда не было, и я от греха подальше решил повернуть обратно, пройти два дня по этой забытой богом дороге, выйти к железной дороге и уехать не солоно хлебавши, но живому, домой.
Наверное, меня, во что бы то ни стало, хотела погубить какая-то нечистая сила. Солнца я уже не видел дня три, на компас у меня никакой надежды не было, а у карты, которую я нес в своей полевой сумке, было такое зарамочное оформление, что мне казалось, что она отражала не Полярный Урал, а горы где-то в Юго-Восточной Азии. Но я точно помню, что я брал с собой карту Полярного Урала и готов был в этом присягнуть на Библии, или Коране. Короче, это все были происки нечистой силы, и я немного приуныл, когда это понял.
В последнюю ночь, перед тем, как я отправился назад, пошел мелкий моросящий дождь, и я еле успел найти себе убежище в стороне от дороги. Там был ручей, я натянул под огромными елями пленку и устроил себе нары, на которые потом накидал елового лапника и на него положил спальный мешок.
Негромко потрескивали дрова в костре, на молодой березке висели два котелка с моим ужином, а я сидел перед огнем с сигаретой и думал, что если не везет, то это надолго.
Было уже совсем темно, даже от костра остались только угли, когда я спрятался от непогоды под пленкой, в своем спальном мешке. Под спальным мешком лежал топор, а на моем поясе в ножнах висел огромный охотничий нож, наточенный как бритва. Его я брал с собой только в исключительных случаях, – когда ехал в какие-то дебри, подальше от жилья. Это был мой последний шанс: – отбиться от своих врагов или зверей. В детстве я его сам отковал и надеялся на него, как на себя. Кроме того, он был заговоренный и освящен в церкви.
Среди ночи я проснулся от волчьего воя. Он то приближался, то удалялся и умолкал, чтобы через некоторое время начаться снова. Я проснулся и почувствовал, что на пленке скопилось масса воды, и она начала литься на мой спальный мешок. Я высунул руку и потрогал – так и есть, спальный мешок был влажный. Чтобы ноги не замерзли совсем, надо было встать и натянуть пленку сильнее, а то я промокну и не высплюсь.
Вылезать из теплого спального мешка мне не хотелось, и я оттягивал этот момент насколько можно дольше. Но когда прямо у меня под ухом раздался треск сучьев, я пулей вылетел из спального мешка и по дороге на всякий случай прихватил топор. В результате такого быстрого поступка я задел пленку и с полведра воды вылилось мне на голову. Пробуждение было стремительным и окончательным. Я занес над головой топор и был готов порубить в мелкие щепки любого, кого обнаружу рядом.
Было темно, в костре еле светились угольки и сквозь еловые ветки пробивался лунный свет, при котором я увидел горящие глаза какого-то существа. Оно двигалось медленно, прямо ко мне, и у меня волосы встали дыбом от ужаса. Разбираться, кто ко мне направляется, не было времени, – мне хотелось немедленно убить своего ночного гостя, и забыть об этом. Между мной и горящими глазами было метра три-четыре, и я изо всех сил бросил топор, прямо в эти горящие глаза.
Я был на сто процентов уверен, что попал, так как умел кидать топор и днем и ночью. Глаза ночного гостя потухли, но он был еще жив и по-прежнему приближался мелкими шагами. Я потрогал локтем нож, достал его из ножен и пригнулся. В следующий момент я увидел при свете луны, кто ко мне пожаловал. Огромные клыки, взъерошенная длинная шерсть и ужасное тело не то волка, не то медведя. Нож в моей руке загорелся ярким желто красным светом, описал дугу, и сверкающее его лезвие чуть-чуть не достало до этой ужасной морды. Но и этого было достаточно: – неведомый зверь отпрянул и продолжал пятиться в темноту. Я уже стал видеть в темноте, как филин и следил за каждым его движением. Но скоро он пропал из моих глаз, и я с облегчением выдохнул, – мои волосы опустились, вместе с шапкой, и я начал искать зажигалку в кармане.
Когда нашел, сразу же поджег бересту, которая лежала под моими нарами. Сразу стало светло и страх с ужасом отступили. Костер разгорелся и я осмелел настолько, что отправился за моим товарищем – топором. Он лежал под елкой, и когда я принес его к костру, то лезвие его было в крови: – значит, я удачно попал и ранил этого зверя.
Теперь, когда было светло, костер уже разгорелся, а топор и нож были при мне, я закурил. Надо же, какой кошмар…
Спать я больше не мог, но и сидеть без дела тоже: – ждать, что еще какая сволочь пожалует ко мне в гости, было невыносимо. И я сначала позавтракал, потом вытряхнул пленку и начал собираться. До рассвета было еще целый час, и я не спешил, – старался все делать медленно, с чувством, с толком, и устраивал себе частые перекуры.
О проекте
О подписке