2

Пробуждение Костика оказалось не из приятных. Его голова дико трещала, как зажатый в тисках спелый арбуз, в глазах двоилось, а плечи горели огнём, вывернутые под неестественным углом.

– Очухался? – поинтересовался голос, показавшийся Костику знакомым. Кое-как собрав разбегавшиеся в разные стороны глаза воедино, Костик посмотрел на говорившего и узнал бармена из клуба. Тот вальяжно развалился на колченогом стуле сбоку от стола, на котором, как мог видеть Костик, зловеще блестели инструменты, подозрительно похожие на хирургические.

– Очухался, – заметив этот взгляд, удовлетворённо ответил сам себе бармен. – А то я грешным делом боялся, что перестарался с таблетками. Если бы ты склеил ласты раньше времени, хозяйка мне не простила бы.

– Где я? – разлепив пересохшие губы, еле слышно спросил Костик. Одновременно он попытался пошевелить руками, чтобы уменьшить боль в вывихнутых плечах, но добился прямо противоположного: его руки оказались до предела заведёнными за спину и вздёрнутыми вверх на верёвке, перекинутой через проходящую под потолком трубу и натянутой так, что стоять приходилось на цыпочках, вытянувшись в струнку. Дёргаться в таком положении было явно противопоказано, и, сглотнув и постаравшись погасить приступ паники, Костик обмяк и спросил чуть погромче:

– Где я?

– Тебе точный адрес сказать или обойдёшься общими сведениями? – насмешливо прищурился бармен.

– Общими… для начала, – прохрипел Костик.

– Ну, тогда ты в полной жопе. В такой полной, что мне тебя даже немножечко жаль.

Костик помолчал, переваривая эту информацию. То, что он действительно в жопе, он, конечно, сообразил уже и сам, но получить подтверждение этого факта из уст похитителя оказалось все же крайне неприятно. Паника, с которой он почти справился, вновь подняла голову, и Костик, стараясь отвлечься, сказал:

– А какой же тогда точный адрес?

– Такой, что он может стать последним в твоей жизни, – вклинился в их беседу новый голос, и Костик, с трудом повернув голову, уставился на вошедшую Веронику. Несмотря на свое незавидное положение, Костик не мог не признать ее чертовской привлекательности, и без всякой злости, а просто отдавая дань традиции, бросил:

– Сука.

Вероника кивнула, соглашаясь.

– Ты даже себе не представляешь, какая я сука.

Костик помолчал, собираясь с мыслями. И спросил:

– Что вам от меня нужно?

Вероника приблизилась и, встав перед ним, приподняла пальцем цепочку с рубином.

– Узнаёшь?

Ее голос изменился, став напряжённым, даже жёстким, и Костик понял, что ответ на этот вопрос для неё очень важен. А учитывая обстоятельства, этот ответ был важен и для него, и Костик честно попытался реанимировать свою память. Но на её месте зияла огромная чёрная дыра, и, промучившись с минуту, он признал свое поражение.

– Нет, – покачал головой Костик, внутренне сжавшись – обычно допрашивающие очень не любили подобных ответов и часто стимулировали допрашиваемых не самыми гуманными методами. Однако Вероника, похоже, ещё не исчерпала запас своего терпения, потому что, вздохнув, медленно произнесла:

– В апреле в клубе «Сохо» ты познакомился с девушкой, на которой была такая же брошь. После этого знакомства она этой броши лишилась.

– В апреле… – задумчиво повторил Костик, и воспоминание, тенью скользнувшее по его сознанию накануне в клубе, наконец-то оформилось полностью, обрело вещественность и зримость. Тот рубин действительно был похож на этот, но только в зеркальном отражении, словно два камня были половинками единого целого.

– Было, – не видя смысла отпираться, кивнул Костик.

– Где сейчас эта брошь? – сверкнув глазами, подалась вперед девушка.

– Понятия не имею, – честно ответил Костик. Вероника несколько секунд пристально изучала его, потом повернулась к бармену.

– Действуй. Только не увлекайся, как в прошлый раз – мне он нужен живой. И с членораздельной речью.

– Да кто ж знал, что у того спортсмена такое хилое сердце? – обиженно пожал могучими плечами бармен.

– Про этого мы тоже ничего не знаем, так что не усердствуй особо. Ясно?

– Ясно, – кивнул бармен и, взяв со стола нечто непонятное, но выглядевшее весьма пакостно, поднялся на ноги. Вероника едва заметно поморщилась и направилась к невидимой Костику двери, находившейся у него за спиной.

– Позови меня, когда он вернёт себе… понятие, – хмыкнула она на прощание, и бармен кивнул, злорадно оскалившись. Глядя на эту усмешку, Костик понял, что он пропал, и задёргался, как рыба на крючке.

– Э-эй, подожди! Катя!

– Что, Влад? – подчеркнув ложное имя пленника, спросила Вероника.

– Я говорю правду! – извиваясь на верёвке в тщетных попытках развернуться к девушке лицом, закричал Костик. – Я понятия не имею, где сейчас рубин! Я сдал его скупщику, получил бабло – и всё! А куда после этого его сплавил барыга, я не знаю!

– Имя барыги и его адрес? – быстро спросила Вероника.

– Меньшой! – задыхаясь от боли, которую он причинял себе сам, выпалил Костик. – То есть Меньшов Николай Фёдорович, Хлыновский тупик, четыре!

– Ты с ним работал без посредников? – не давая времени на раздумья, резко спросила девушка.

– Что? – не понял Костик, в глазах которого уже темнело, а в голове во всю маршировал взвод барабанщиков.

– Он тебя знает? – переформулировала свой вопрос Вероника.

– Да!

– Сними его, Борис, – кивнула девушка бармену, выглядевшему слегка разочарованным. – И вызывай Славича – поедем к этому… Меньшому.

– А этот-то нам зачем? – Борис указал всё ещё зажатой в руке хромированной хреновиной на Костика, обвисшего в полуобморочном состоянии.

– Затем, – усталым тоном пояснила Вероника, – что барыга незнакомых людей и на километр к себе не подпустит. Так что «этот» – наш пропуск и наша отмычка одновременно.

– Ясно, – кивнул Борис. Со звоном уронив хреновину обратно на стол, бармен достал из кармана выкидной нож и, шагнув к Костику, перерезал удерживающую его верёвку. Костик охнул и мешком повалился на пол, не замечая слёз облегчения, ручьём хлынувших из его глаз.

– Вставай, отмычка, – легонько пнул его в бок Борис, складывая нож и пряча его обратно в карман. – Барыга ждёт…

…Въехав во двор указанного Костиком дома, Славич припарковался за черным «Лендкрузером» с тонированными стёклами и заглушил мотор.

– Иди, – обернувшись с переднего сиденья, сказала Вероника Костику. Тот на секунду замешкался, но, получив чувствительный тычок локтем от сидевшего рядом с ним Бориса, открыл дверь и поспешно выскользнул наружу. Постоял, вдыхая полной грудью сырой, наполненный уже осенними запахами воздух, и двинулся к знакомому подъезду. Набрал код нужной квартиры и отступил на шаг, чтобы оказаться в поле зрения миниатюрной камеры, вмонтированной в косяк так умело, что не знающий человек ни за что не догадался бы о её существовании.

– Костик? – кашлянул через минуту домофон.

– Я, дядя Коля. Привет вам от отца, – условленной фразой ответил Костик.

– Большой привет? – поинтересовался домофон.

– Такой примерно, – сказал Костик и, подняв руку, продемонстрировал рубин. Вероника долго не хотела отдавать ему камень, пока Костик не убедил ее, что Меньшой работает только с эксклюзивным товаром и на что-нибудь другое может не клюнуть. Сам Костик обращался к Николаю Федоровичу всего два раза: с антикварным браслетом, снятым им с какой-то тёлки в «Жаре», и с тем самым, первым, рубином. Остальные цацки, добытые неправедным трудом, Костик сбывал через скупщиков попроще, которые сами предпочитали не связываться с раритетами – слишком уж заметными они были. Меньшов же такими предрассудками не страдал, специализируясь именно что на раритетах, и платил за них всегда настоящую цену. А вот куда, за сколько и кому он потом продавал эти раритеты сам, оставалось тайной за семью печатями. И эту тайну Костику сейчас и предстояло выяснить.

Конец ознакомительного фрагмента.