Глава «В»

Всё течёт, всё меняется. Только прошлое изменить нельзя.

Главное дотерпеть. Конец рабочей недели катился к закату, и Олег уже представлял, что будет делать в выходные. За долгие годы службы он привык вовсе не думать о предстоящих выходных. Ибо сказано: чем ближе исполнение мечт, тем досаднее разочарование. Но в этот раз ему показалось, что всё вовсе не так. На столе лежало всего одно дело. И оно не нуждалось в оперативной спешке. Да, дело было не простым и не проходным. Из всех средств массовой информации, пожалуй, только журнал «Пчеловодство» не сообщил о нём. Поэтому его вполне можно было назвать резонансным. Но трудным для настоящего следователя оно было только большим количеством фигурантов и соответственно невероятным объёмом писанины. Две группы молодых людей постреляли друг в друга из травматического оружия. Слава богу, практически все живы. Правда есть одна жертва – случайный прохожий, умерший от сердечного приступа. Личность его пока не установлена. Поэтому ход этого нехитрого расследования вполне может подождать до понедельника. Олег представил, что завтра он возьмёт реванш у бесконечного завала дел и, наконец, примерит на себе удовольствия редкого для этих широт солнечного лета. Возьмёт жену с сыном и махнёт с ними на дачу. Ого! Последний раз он там был на Новый год. Вау, как хочется сходить в баньку! А затем усилить ощущение этой расслабухи, уединившись от суеты в беседке с бокалом холодного пивка. А поутру в воскресенье – на рыбалку! Вот в этот прекрасный момент апофеоза мечтаний о воскресных удовольствиях его и вызвали к начальству. Пришлось оторваться от радужных предвкушений и двигаться по коридору в кабинет, на двери которого красовалась новенькая табличка «РУКОВОДИТЕЛЬ СЛЕДСТВЕННОГО ОТДЕЛА БОЯРИНОВ СЕРГЕЙ ЛЕОНИДОВИЧ». Когда пришло известие о назначении нового начальника, Олег подспудно надеялся, что это полный однофамилец. Но интернет безжалостно выдал знакомое фото. Какой чёрт тебя принёс в Китеж? Сидел бы в своей столице!

Увидев Князева, хозяин кабинета надел на лицо маску «очень рад» и с распростёртыми объятиями двинулся навстречу:

– Не потолстел, не похудел, не полысел. За восемь лет совсем не изменился!

Олег уклонился от объятий и даже не протянул руки:

– За восемь лет не изменилось и моё отношение к вам.

– Садись, – без обиняков предложил хозяин кабинета, пытаясь проводить гостя к креслу за совещательным столом. – Рад тебя видеть, Олежа.

Князев поморщился от фамильярности начальника:

– Господин полковник…

– Пока ещё «товарищ», – улыбаясь, перебил его старший по званию.

– Товарищ полковник, я хотел бы сразу предложить вам только официальный уровень общения, без всяких тыканий и детских прозвищ.

– Что это ты, Князь, так завёлся? Мы здесь одни, – развалившись в своём кресле, Бояринов развёл руками.

– Мне не нравится ваша фамильярность. Подчинённый обычно не имеет возможности ответить тем же. Субординация не позволяет. Поэтому одностороннее «тыканье» начальства может восприниматься либо, как хамство руководства, либо, как низкая оценка профессионального уровня подчинённого. Ни того, ни другого мне не хотелось бы ощутить на своей шкуре старого опера.

– Не такого уж и старого. Нам с тобой, Олежка, всего по двадцать девять. Какие могут быть «выканья» между нами? Я тебя знаю с двенадцати лет.

– Всё так. Но вы теперь в кресле начальника, а я словно волчишка в студёную пору – в постоянном поиске. То бишь на своих двоих. Настоящего следака кормят голова и ноги, а не цырлы и политес. Мне бы хотелось и при вашем чутком руководстве обойтись только ногами и головой.

Полковник встал из-за кресла:

– Я думал, что мне показалось. Показалось, что ты не рад моему новому назначению.

– Рад, не рад. У каждой медали две стороны. Давайте: или я буду работать как прежде, или напишу рапорт.

– Даже так?

– А как вы думали? Хотелось бы в рай, да грехи не пускают. Вот и мне хотелось бы иметь начальника, которого я хорошо понимаю. Только не вас.

– Обиделся, значит. Я думал, что ты всё давно забыл. Тем более, что из той ситуации ты поимел определённые дивиденды. Или просто завидуешь?

– Считайте, как хотите. Лучше перейдём к делу.

Полковник грустно ухмыльнулся и сел на место:

– Ну, к делу, так к делу. Сейчас езжай в отель «Китежбург Global InterContinental». Сегодня рано утром в нём поселился некий Левницкий Станислав Львович.

Шеф сделал паузу, ожидая вопросов. Но их не последовало. Поэтому он продолжил:

– Пропал наш Левницкий. Исчез. Испарился, – он вновь сделал безответную паузу и продолжил: – У него было назначено три важных встречи. Ни на одну из них он не явился. В столице беспокоятся. Очень беспокоятся.

Наконец Князев открыл рот:

– Осталось узнать, кто он такой, что мы должны его днём с огнём искать, хотя с момента пропажи не прошло и суток.

– Старший советник Генеральной прокуратуры Левницкий.

– Понятно. Разрешите выполнять?

– Разрешаю. Сразу докладывай. Если дело серьёзное, то завтра прилетят столичные спецы. Сдашь им дело.

– Так точно! Будет исполнено!

– Угу. Не перебарщивай с субординацией. Или ты ещё чеканным шагом отправишься приказ исполнять?

– Как прикажите.

– Иди уже.

После того, как подчинённый покинул кабинет, полковник негромко проворчал:

– Клоун, – при этих словах он нажал кнопку селектора: – Олег Дмитриевич, это Бояринов. Принеси-ка мне личное дело капитана Князева. Прямо сейчас. Жду.

Отключив переговорное устройство, буркнул себе под нос: «Что-то слишком много здесь «олегов» развелось. Наверное, стоит проредить».

Глава «Г»

Гармония жизни – это недостижимое состояние, в котором ум согласен с тем, что тело может удовлетворять все свои потребности без каких-либо ограничений.

Сны в субботнюю ночь не идут ни в какое сравнение со снами понедельника. Субботний сон бывает пьяным и непонятным, но ужасным – никогда. Максу этим утром снился приятный сон. Очень приятный. Ему снилась яичница. Простая утренняя глазунья. Вернее, не простая. Она скворчала на сливочном масле вперемежку с лучком, помидорчиками и капустой брокколи. Ласковые мамину руки разрезали её на четыре части и одну из них положили на тарелку для любимого Максика. Жёлтые глазки яичницы при этом затряслись, указывая на то, что они находятся в любимом для него полужидком состоянии. Макс слегка помазал майонезом горячий тост и отправил первую порцию глазуньи в рот. Чёрт! Горячая. Но такая вкусная. Я так тебя люблю! Обжигаясь, он принялся уплетать один лакомый кусочек за другим. Чьи-то нежные женские руки потрясли Макса за плечо. «Мам, ну дай поесть спокойно», – заканючил сын.

– Просыпайся, пора вставать.

Голос напомнил, что мама далеко, а жена рядом. Значит, глазуньи не будет. Увы!

Умывшись, Макс пришёл на кухню. Яичницей здесь и не пахло. Вообще ничем горячим не пахло, за исключением кофе.

– Тебе эспрессо? – жена поднесла руку к кнопкам кофемашины.

Макс равнодушно и грустно кивнул, и сел за стол, тупо уставившись в тарелку, стоявшую перед ним:

– Опять это двойное «у».

– Что?

– Ужас унитаза.

– Пипец! Макс, ты о чём?

– О свекольном салате.

– Ты чего ожидал? Вчера был морковный – поэтому, сегодня свекольный.

– Мила, а нельзя на завтрак хотя бы яичницу приготовить?

– Сбрендил? В ней калорий, жуть сколько, – прокрутив его недовольство в голове, Камилла быстренько наскребла в душе критическую массу старых и новых обид, которая тут же прорвалась наружу: – Если тебе не нравится то, что я готовлю, найми кухарку. Я давно тебе предлагала.

– Зачем нам кухарка, если дома мы только завтракаем? Когда я возьму кухарку, то обедать и ужинать мы тоже будем здесь.

– Жуть! Я не согласна. Я привыкла в рестиках кушать, – Мила расправила плечи и зачесала в хвост свои мелированные тёмные кудри.

– Тогда научись готовить яичницу.

– Жесть. Может, мне ещё и борщ научиться готовить?

– Мила, что ты, как пацанка, как Эллочка-людоедочка, всё время сыпешь примитивными словечками: жуть, бьюти, жесть, шикардос, хайпово?

– Кто такая Эллочка?

Макс безнадёжно и вяло махнул рукой – кругозор супруги был развит исключительно благодаря разглядыванию глянцевых журналов.

– Меня давно раздражает однообразие твоих эмоциональных эпитетов. Уже не только уши режет, но и душу выворачивает.

– Капец, ты такой нервный. На работе плохо?

– Всё «крутяшно», – зло передразнил Милу супруг, – Но мне хочется, чтобы ты улучшила лексикон.

– Очуметь? Я тебя иногда совсем не понимаю. Что такое «лексикон»?

Макс брезгливо засунул порцию свеклы в рот и поморщился:

– Ладно, разжую, раз ты не понимаешь. Можешь вместо «жесть», «жуть», «офигеть» и так далее придумать что-то новое?

– Зачем? И как? Приведи пример.

– Ну, не знаю. Например, вместо «класс» можно говорить «чупочупсно».

– А! Так ты шутишь! Я не сразу поняла.

– Я не шучу.

– Чупочупсно? Макс, но так никто не говорит.

– Вот и я про это.

– Про что?

– Ладно, проехали, – Макс немного раздражённо бросил вилку на стол и отодвинул тарелку со слегка тронутой свеклой.

– Вот ты всегда так! Какую-нибудь чушь придумаешь. А когда понимаешь, что ляпнул глупость – сразу в кусты. А я остаюсь оплёванной.

– Ну, всё! Успокойся.

– Макс, научись выражать свои мысли яснее.

– Куда уж яснее?

Жена вскочила, явно психанув, сжала губы и дёрнула напряжёнными руками вертикально вниз. В больших, доверчивых, серо-голубых глазах появилась реальная пелена слёз:

– Ты пытаешься сделать из меня дуру? Или тебе хочется с самого утра мне настроение испортить?

Делать нечего, Максу пришлось встать и обнять супругу:

– Ну, что ты, пупся! Ты меня просто не поняла, – он поцеловал её в губы, прижал к своему плечу и стал гладить по волосам. – Это всё свекла на меня так действует. Я не хотел тебя обидеть. Где я ещё найду такую заботливую, такую красивую, такую сексуальную пупсю?

Камилла глубоко вздохнула, добавив:

– И ещё: терпеливую и покладистую. Нигде.

– Нигде не найду.

Мила тут же оживилась, пытаясь воспользоваться ситуацией:

– Кстати, может, мне сделать пластику?

Макс отстранил голову жены от плеча и пальцами свернул её губы в пучок.

– Тебе это ни к чему, – он внимательно посмотрел на результат сворачивания губ и покачал головой: – Пока рано. Ты же знаешь, как я к этому отношусь.

– Абзац! Прошлый век! Ну почему ты у меня такой несовременный? Гомункул какой-то. Все ходят с губами и грудью. Это выглядит так лакшери! Одна я, словно быдло замкадовское.

– Такое «быдлочко» – глаз не оторвёшь! – супруг попытался превратить всё в шутку, целуя при этом плечи и руки Камиллы. – Ты у меня – сама Гармония.

– На фуршете твой босс так на меня пялился. Вот если бы ты не был жмотом, я бы подчеркнула свои прелести, и тогда он был бы вынужден назначить тебя своим замом. А то так и будет ещё три года обещать.

Она думает, что именно так решаются карьерные вопросы. Макс мысленно ухмыльнулся. Впрочем, кто его знает? Воспоминания о работе в субботнее утро не навевали ничего, кроме грусти, и неприятной тяжести в области солнечного сплетения. Поэтому супруг решил перевести разговор в другое русло:

– Нам не пора ехать?

– Нет, – она прижала свои ненакачанные губы к его уху и горячо зашептала: – Ты меня хочешь?

Максим, соблюдая семейный обряд, ответил в унисон:

– Очень.

– А почему ты меня очень хочешь?

В ответ должны были посыпаться комплименты. Но в этот раз муж неожиданно и просто сказал:

– Потому что я хочу, чтобы у нас был ребёнок.

Этот ответ прервал железную традицию, которая непременно вела супругов в спальню. Мила резко отстранилась от мужа и холодно констатировала:

– Ты это специально сказал, потому что не хочешь меня. Я давно поняла, что ты меня разлюбил.

Она отстранённо села за стол и машинально включила телевизор, показывая всем своим видом глубокую обиду. Максим решил снова начать петь супруге дифирамбы:

– Я хочу, чтобы у нас была полноценная семья. А наш ребёнок походил на тебя. Ведь моя жена такая гармоничная. Она …

Не успел он придумать эпитеты, как экран телеящика засветился и заговорил голосом героя Олега Басилашвили из фильма «Осенний марафон»:

– И шьёт!

– Да! – ответила героиня Марины Неёловой.

– И готовит!

– Да!

– И печатает, и стирает, и спасает, и мучает…

– Ну вот, я же говорил, что со мной уже телевизор разговаривает, – Максу захотелось перевести разговор в шутливую плоскость.

Но супруга лишь поджала губы, взяв в руки айфон. Взглянув на время, она всполошилась:

– Очуметь! Уже почти двенадцать. Я обещала в час приехать. Ксюха на фекалии изойдёт.

Они быстро собрались. В дачной зоне близ Мошкарова, где на живописной опушке соснового бора стоял загородный домина, их ждали друзья, чтобы вместе провести уикенд. Собственно, собирать особо было нечего. В сумку легко поместились купальники, футболки, шорты и запасное нижнее бельё. Выпивку и что-то необычное из продуктов супруги собирались купить по дороге. Пока Максим открывал багажник, чтобы положить туда собранные вещи, Камилла выхватила у него ключи и побежала к водительской двери:

– Чур, я поведу. Я знаю классный маркет, где можно купить экологически чистые зелень, клубнику и овощи.

«Помешались все на эксклюзивных пучках петрушки и сельдерея, – подумал Макс, но ничего не сказал, мысленно добавив: – А ведь на природу едем, где этого добра, априори, должно быть валом».

Через час, поместив пакеты с продуктами для пикника в тесный багажник кабриолета, они уже мчались по Скоростному диаметру, взлетев по эстакаде над куполами города и гладью Светлояра. Максим, наконец, забыл об утреннем двойном «у» и обозначил на губах вполне естественную улыбку. Денёк суперский! Солнце лучезарное! Небо лазурное! Хочется впитывать в себя наслаждение этого драйва без всяких ограничений.

– Мила, опусти крышу.

Супругу уговаривать не пришлось. Она любила ездить с открытым верхом. Атмосфера сразу наполнилась не только свежим воздухом, но и городским шумом. С ужасным грохотом и рёвом их обогнал тяжелый байк. Пассажирка на ходу сняла шлем, и, полыхая на ветру волосами, выразительно уставилась на автомобиль супругов. Макс в ответ подмигнул девушке и, улыбаясь, осторожно помахал ей рукой. Он посчитал, что она хотела поменять своё место в трескучем мотоцикле, на пассажирское кресло в красном Мерседесе с экстерьером Avantgarde. Естественно, при условии, что за рулём будет он. Затем Макс обратил внимание, что в окнах обгоняемого ими автобуса все тоже пялились на их машину. Сдурели все, что ли? Да, машина классная и редкая. Но мы же едем по Китежу, а не по Выдропужску. Название этого города всегда поднимало настроение, когда он проезжал мимо него по пути в столицу. Макс при этом каждый раз вслух произносил одну и ту же фразу, ставшую традицией: «Выдропужцы, дети мои!» Дальше, больше. Неестественное внимание к их кабриолету продолжало накапливаться в душе Макса каким-то тягучим предчувствием нехорошего. Дошло до того, что многие попутчики пытались снять автомобиль супругов на свои девайсы. Камилла тоже обратила на это внимание, и, не выдержав, показала средний палец пассажирам очередного обгоняемого микроавтобуса.

Сразу после съезда с платной дороги на Зеленодольское шоссе, их остановил гаишник. Он внимательно осмотрел открытый салон кабриолета, долго изучал документы и, наконец, вернув их, сказал:

– Можете ехать, – офицер немного помялся. – Это, наверное, не запрещено, но я настоятельно рекомендую вашему пассажиру одеться. Его могут увидеть дети. Это не есть хорошо. Да и аварию его вид вполне способен спровоцировать.

Его слова пролетели мимо ушей Макса. В это время он как раз углубился в изучение новостей на экране своего айфона. Мила внимательно и недоумённо посмотрела на супруга, но ничего не сказала, нажав при этом на педаль акселератора. По пути она время от времени поглядывала на мужа. Это не осталось без его внимания:

– Что не так?

– Мент что-то сказал про твою одежду.

– А в ней, что не так?

– Я откуда знаю? Еду и думаю: мы дураки, или он дебил.

Только теперь ранее игнорированные слова гаишника всплыли в голове Макса:

– Да, он посоветовал мне одеться. Не понял. Или не мне?