Итак, в анализируемый период внимание вопросам интернирования китайцев в исследованиях практически не уделялось, и лишь только косвенно эта тема затрагивалась в рамках общих работ по советско-китайской истории 1930-х годов. Вне поля зрения авторов остались такие аспекты, как статус китайцев в России, численность интернированных, анализ их социальных и демографических характеристик, места расселения в СССР, взаимоотношения с местным населением и китайскими диаспорами на территории пребывания. Таким образом, в историографии советского периода история интернированных китайцев не оформилась как предмет отдельного исследования.

Принципиально новый этап в изучении интернированных начался в постсоветское время. Он связан с общим подъемом исследовательского интереса к истории Китая и китайцев в России (СССР), чему способствовал ряд факторов: оживление отношений Российской Федерации и КНР, усиление миграционного потока китайцев в пределы России, открытие доступа к архивным документам о пребывании иностранных граждан в Советском Союзе. В стране выходят первые монографии по общей истории китайцев в России, создается методика ее изучения. По мнению некоторых авторов, с этого времени можно говорить о формировании в исторической науке представления об истории китайцев в России как об отдельном предмете исследования²³.

В этот же период поднимаются вопросы о закономерностях становления и развития китайской этнической группы в России (СССР), способах адаптации китайцев к условиям жизни в чужой стране, об отношении к ним местного населения и др. В 2000-е годы были защищены сразу несколько диссертаций по отдельным вопросам истории китайской миграции в Россию в разные временные периоды²⁴.

Различные аспекты истории советско-китайских отношений, в том числе периода 1930-х годов, рассматривают Н.Е. Аблова, Ю.М. Галенович, З.Д. Каткова, А.Г. Ларин, А.В. Лукин, С.Л. Тихвинский, В.Н. Усов, К.Е. Черевко, Ю.В. Чудодеев²⁵.

Более объективными становятся оценки роли гоминьдановских военачальников в национально-освободительном движении против японских захватчиков. Российские исследователи присоединяются к мнению китайских комментаторов о том, что «героическое сопротивление генерала Ма спасло страну от позора, стимулировало действия китайских добровольцев»²⁶.

В комплексном исследовании истории международных отношений, предпринятом группой авторов во главе с А.Д. Богатуровым²⁷, затрагиваются темы японской оккупации Маньчжурии, сопротивления агрессии, в том числе со стороны китайских военных, интернирования. На основе анализа маньчжурских событий исследователи делают принципиальный вывод о том, что действия Японии «предопределили разрушение Вашингтонского порядка в той мере, в какой Япония, один из его изначальных гарантов, встала на путь его слома»²⁸. Четырехтомник интересен своей компоновкой. Нечетные тома издания посвящены анализу событий мировой политической истории, а четные содержат основные документы и материалы, необходимые для того, чтобы получить более полное представление об описываемых событиях и фактах. Такая ситуация позволяет с формальной точки зрения отнести часть издания к источникам по рассматриваемому периоду.

Открытие архивов, снятие грифов секретности с партийно-советских документов позволили исследователям обратиться непосредственно к истории пребывания в СССР интернированных военнослужащих и партизан, участвовавших в антияпонском сопротивлении в Маньчжурии. Попытка нового подхода в оценке и освещении советской внешней политики 1930-х годов, советско-китайских отношений, в том числе событий, связанных с интернированными китайцами, была предпринята в самом начале исследуемого периода. В.В. Чубаров в статье «Военные конфликты в Китае и позиция СССР (1927–1933 гг.)», опираясь не только на отечественные, но и на зарубежные архивные источники, приводит ряд интересных фактов об интернированных²⁹. В то же время не подтверждается документально его предположение об интенсивной идеологической обработке китайских военнослужащих во время пребывания в СССР, целью которой было распропагандирование войск в своих интересах³⁰. В самой статье имеются противоречия в приводимых данных о численности интернированных китайцев – на странице 115 говорится о 70 тысячах иностранцев, перешедших в СССР, а на странице 123 – о 20 тысячах. Последняя цифра более близка к истине. Нуждается в уточнении его сообщение о том, что правительство Чан Кайши настаивало на скорейшей отправке войск в Синьцзян, а советское правительство преднамеренно затягивало пребывание китайцев в Советском Союзе³¹. Еще в «Документах внешней политики СССР»³² были опубликованы источники, свидетельствующие о том, что официальный Нанкин 8 января 1933 года впервые обратился к советскому правительству с просьбой эвакуировать всех интернированных солдат и офицеров бывшей армии Су Бинвэня в Синьцзян. Принципиальных возражений против такого решения у советского правительства не было. Более того, 13 января заместитель наркома иностранных дел Л.М. Карахан после перехода на территорию СССР войск Ли Ду и Ван Дэлиня обратился с просьбой к китайским официальным лицам ускорить получение ответа от председателя синьцзянского правительства Цзинь Шу-жэня³³ о согласии принять интернированных и переводе необходимых для их перемещения сумм. Карахан выразил при этом «уверенность, что Цзинь должен был бы с радостью принять китайских солдат из армии Су Бин-вэня, ибо они, наверное, лучше, чем его собственная армия, а в настоящее время хорошие солдаты ему больше, чем когда-либо, нужны»³⁴.

Историография по теме исследования представлена в основном работами сибирских историков, что вполне объяснимо: именно в Западно-Сибирском и Восточно-Сибирском краях были размещены интернированные иностранцы, оказавшиеся в СССР в 1930-е годы. Одна из первых публикаций принадлежит С.А. Красильникову, рассмотревшему в рамках исследования советской системы принудительного труда использование интернированных китайцев и корейцев в качестве рабочей силы на угольных копях Хакасии и лесоразработках Нарымского края³⁵. Л.Н. Приль с привлечением ранее не публиковавшихся архивных источников осветила вопросы пребывания в г. Томске соединения генерала Су Бинвэня³⁶. В работе В.А. Бармина в контексте исследования взаимоотношений СССР и Синьцзяна затронуты вопросы репатриации интернированных военнослужащих в Китай и участия их в подавлении повстанческого движения против китайских властей этой провинции³⁷.

Активно и творчески работает в данном направлении В.Г. Дацышен. Отдельная глава посвящена интернированным иностранцам в его монографии «Китайцы в Сибири XVII–XX вв.: проблемы миграции и адаптации» – фактически первом комплексном «региональном» исследовании китайской иммиграции³⁸. Подробно, с введением в научный оборот новых документов, В.Г. Дацышен описал интернирование армии Су Бинвэня, выявил и проанализировал связанные с этим событием вопросы и проблемы истории советско-китайских отношений³⁹. Он же первым из исследователей предпринял попытку восстановления исторической картины пребывания в СССР китайцев, оказавшихся в чужой для них стране не по своей воле – беженцев, интернированных, военнопленных⁴⁰.

Как видно, на современном этапе изучение истории интернированных китайцев находится в начале пути. До настоящего времени комплексной разработки проблемы пребывания указанной категории иностранных граждан в нашей стране не проводилось. Данная работа поможет частично устранить этот пробел.

Целью предлагаемого исследования является изучение истории интернирования китайских войсковых и партизанских соединений, их пребывания в Сибири, репатриации в Китай, судьбы интернированных китайцев в условиях репрессий в СССР в конце 1930-х годов. Такая постановка цели определяет решение следующих конкретных задач:

1. Проанализировать международное законодательство, регулирующее вопросы интернирования.

2. Выявить основные причины и определить хронологию появления интернированных китайцев на территории Сибири.

3. Установить численность и социально-демографические характеристики интернированных китайцев, размещенных в Сибири.

4. Реконструировать на основании источников повседневный быт интернированных китайцев.

5. Определить формы, способы, этапы решения вопроса о репатриации интернированных иностранцев в Китай.

6. Выявить судьбу интернированных лиц, оставшихся в Советском Союзе.

Источниковую базу исследования составили как опубликованные, так и неопубликованные документы, выявленные в 13 федеральных, региональных и ведомственных архивах⁴¹. Использованные в работе источники тематически можно разделить на несколько групп.

К законодательным документам относятся Гаагские конвенции (далее – Конвенции)⁴² – международные нормативные акты, определяющие правовое положение участников вооруженных конфликтов в случае перехода их на территорию нейтрального государства. В эту же группу источников включаются акты уголовного законодательства СССР⁴³. На протяжении всего периода пребывания в Советском Союзе интернированные китайцы являлись объектами правоприменительной практики. Наибольшего масштаба этот процесс достиг в 1937– 1938 годах.

Наиболее обширная группа источников – делопроизводственная документация. В работе использовались как опубликованные, так и неопубликованные документы Советского правительства (директивы, заявления, ноты), переписки руководителей СССР, докладные записки должностных лиц дипломатического и военного ведомств, ОГПУ-НКВД, местных органов государственной и партийной власти по вопросам интернирования китайских военнослужащих, размещения их в Сибири, регулирования жизнедеятельности в местах расселения, репатриации на родину.

Специфика интернированных лиц как объекта международных отношений предопределила, что первыми с ними столкнулись представители дипломатического и военного ведомств Советского Союза. Анализ дипломатических документов и донесений по линии Наркомата обороны, ОГПУ-НКВД, как опубликованных⁴⁴, так и неопубликованных⁴⁵, свидетельствует о том, что переходы китайцев создали существенную проблему для Советского Союза, стали причиной активизации дипломатических отношений в треугольнике СССР – Китай – Япония, обострения обстановки на советско-китайской границе и советскому правительству понадобились значительные усилия для локализации потенциальных негативных последствий. СССР, проводивший модернизацию экономики, всеми силами стремился избежать вовлечения в какие-либо вооруженные конфликты, а интернированные китайцы вполне могли стать поводом для их возникновения в Дальневосточном регионе.

Заявления ТАСС по поводу японской оккупации Северо-Восточного Китая, опубликованные в советских средствах массовой информации, сконцентрированы в изданном впервые сборнике документов по советско-китайским отношениям⁴⁶. Только один документ, но достаточно информативный, так как содержит подробные сведения о численности интернированных лиц, перешедших в СССР в декабре 1932 года, опубликован в сборнике документов по истории пограничных войск СССР⁴⁷.

Опубликованные в начале 2000-х годов документы Коминтерна содержат сведения о состоянии и расстановке сил в антияпонском сопротивлении в Маньчжурии, процессе обсуждения и формирования позиции международной коммунистической организации по отношению к национально-освободительному движению в Китае⁴⁸. Существенным дополнением источниковой базы по исследуемому периоду является издание переписки И.В. Сталина и Л.М. Кагановича, в ходе которой советские руководители обсуждали маньчжурскую проблему, в том числе и вопросы оказания помощи силам антияпонского сопротивления, формировали позицию и модели реагирования на угрозы, возникающие для СССР⁴⁹.

Специфика статуса интернированных иностранцев предопределяла обязательное взаимодействие их с местными органами власти и управления, постоянное внимание к ним со стороны правоохранительных структур. В этой связи основной комплекс материалов, отражающих пребывание интернированных китайцев в СССР, представляет собой делопроизводственную документацию партийно-советских органов и ОГПУ-НКВД. Отличительной особенностью делопроизводства указанных структур была особая секретность, что и стало причиной ограничения доступа к архивным материалам и, как следствие, отсутствия на протяжении длительного времени специальных комплексных работ по истории интернированных иностранцев. Рассекречивание архивных документов позволило привлечь к написанию предлагаемого исследования обширный корпус источников, часть из которых впервые выявлена и введена в научный оборот.

Делопроизводственные документы комитетов ВКП(б) различного уровня (крайкомов, обкомов, райкомов, горкомов), местных органов советской власти, ОГПУ-НКВД позволяют исследовать специфику присутствия интернированных китайцев в Сибири, изучить различные стороны их жизнедеятельности, проанализировать основные направления работы партийно-советских органов по регулированию производственно-бытовых вопросов пребывания иностранцев в Советском Союзе⁵⁰. Необходимо отметить, что ряд документов был исполнен в нескольких экземплярах, часть из которых оставалась в органах, их подготовивших, а часть направлялась в вышестоящие инстанции (райком – крайком – ЦК ВКП(б)). Таким образом, копии одного и того же документа в настоящий момент можно встретить, например, в АОАЧ, ГАНО, РГАСПИ.

Уникальные для анализа данные о численном и возрастном составе интернированных, месте рождения, семейном положении в Китае, уровне грамотности, времени выхода на территорию СССР, принадлежности к тому или иному антияпонскому формированию, чине и должности в армии, месте работы и должности во время пребывания в Советском Союзе содержатся в списках, составленных в процессе подготовки эвакуации китайцев, размещенных в Хакасии. В них представлена информация о различных категориях иностранцев – командирах, рядовых солдатах, членах семей, а также лицах, бежавших с места размещения, осужденных за общеуголовные преступления, отказывающихся возвращаться на родину⁵¹. Необходимо отметить, что практически у всех китайцев отсутствовали документы, удостоверяющие личность. Персональные данные фиксировались со слов самих опрашиваемых, китайские имена при этом воспринимались на слух. Поэтому часто существовало несколько вариантов употребления фамилий иностранцев.

В начале 2000-х годов были изданы материалы Политбюро ВКП(б) с решениями о проведении масштабных карательных акций – так называемых национальных операций. Одно из них, состоявшееся в январе 1938 года, послужило основанием для начала массовых репрессий в отношении китайцев⁵². Материалы Книг памяти репрессированных⁵³, собранные и опубликованные в разных регионах сотрудниками общества «Мемориал», позволили провести статистическую обработку данных по репрессированным иностранцам, однако в связи с отсутствием, как правило, точного указания на принадлежность тех или иных лиц к интернированным для этой работы потребовалось привлечение дополнительных архивных сведений.

Особый интерес для исследования по истории интернированных китайцев представляют материалы уголовных дел, в основном хранящиеся в ведомственных архивах Управлений ФСБ⁵⁴. В Томске и Абакане указанные документы находятся в государственных архивах⁵⁵, но фондодержателями являются УФСБ, и для работы с материалами необходимы соответствующие согласования.

Основной массив следственных материалов относится к 1937– 1938 годам, пику политических репрессий в Советском Союзе, однако имеются дела 1934–1935 годов. Все их можно разделить на две группы: о преступлениях общеуголовного характера и преступлениях политических. Дела содержат обязательные для этой категории материалов документы: анкеты арестованных, постановления о привлечении к уголовной ответственности, протоколы допросов, обысков, очных ставок, характеристики, справки с места работы, обвинительные заключения, приговоры, выписки из актов о приведении приговоров о расстреле в исполнение. Иногда в делах встречаются фотографии осужденных.