В пабе пахло жареными гренками, пивом и, несмотря на запрет курения в общественных местах, сигаретами. Макс тоскливо допивал свой бокал пива и гонял по столу рублёвую монетку, сам даже не знающий, когда и откуда она там появилась. Внезапно за столом неподалёку он увидел, как ему показалось, знакомое лицо. Где же он видел этого парня? Откуда, откуда он мог его знать? Максим хаотично перебирал в голове события и лица, в какой-то момент встал с лавки и пошёл к другому столику.
– Привет, – сказал Макс одному из трёх сидевших за столом парней.
– Привет, – непонимающе ответил ему тот.
– Ты меня не помнишь?
– Нет…
– Неделю назад, у клуба, у «Койота». На меня там типы́ набросились, ты с кем-то подбежал, вы стали кричать, потом скорую вызвали.
Парень на несколько секунд задумался и окинул взглядом своих молчаливо сидящих друзей.
– Ну, наверное, да. Было дело. Да, скорую вызвал тот, второй.
– Значит, я не обознался. Спасибо тебе. Возможно, что я жив только благодаря вам двоим, кто знает.
– Да не за что, – как-то даже виновато ответил парень.
– Я Макс, – сказал Ламанский и протянул руку.
– Павел, – привстал со стула и ответил рукопожатием новоиспечённый спаситель.
– Слушай, прикольные у тебя часы, – сказал, пожимая руку и разглядывая серебряный циферблат, Макс.
– Да через интернет из Китая заказал, – смущённо ответил Павел.
– Ещё раз спасибо. Официант! Да, сюда. Слушай, вот этому парню налей самого хорошего пива, что у вас есть. Счёт потом мне, вот за тот стол. Окей?
Официант одобрительно кивнул и удалился, а Максим вернулся за свой стол. Паша сидел молча и даже не успел ничего ответить.
– А я смотрю, ты, блин, герой! – усмехнулся Коля, один из старых школьных друзей.
– Просто проходил мимо, – опустил глаза Павел. – Оказался не в то время, не в том месте. Да и я там не один был…
– Ну, судя по всему, всё совсем наоборот, раз ты человеку помог, – ответил Стас, второй знакомый.
– Не знаю, – задумчиво сказал Ростовцев и посмотрел в сторону столика Максима, где уже вовсю продолжалось веселье.
Неделей ранее
Максим сидит за барной стойкой и, глупо улыбаясь, крутит в руках маленький блестящий предмет.
«Ну что теперь, всякое бывает… Подумаешь, не успел… Хотя, может быть, это бы всё и изменило? Может быть, и изменило. Но теперь-то какая разница…»
Мысли парня уже давно путаются, но, судя по выражению лица, он рисует себе вполне приятные картины в голове и через пару мгновений решает заказать ещё какой-нибудь напиток.
– Эй, шеф, заряди четыре бокала светлого, – выкрикнул из-за плеча Макса бармену какой-то парень.
– Ну ты здесь не один такой, кому нужно что-то заказать, – вставил Ламанский.
– Прости, брат, пацаны ждут, я очень быстро.
От парня разило пивным перегаром и дешёвыми сигаретами. Он махнул рукой столику неподалёку, откуда в ответ ему показали уже несколько другой жест и дружно заржали несколько ребят. Максу была неприятна вся эта глупая ситуация, но он отвернулся и продолжил допивать свой стакан.
В клубе играла совершенно сумасшедшая музыка, и в своих невнятных кривляниях, которые считались вроде как танцами, люди словно сходили с ума. Крики, смех, непонятный свист, музыка – всё смешалось в голове, а кровь бурлила от безумного количества алкоголя. Молодёжь выбрасывала энергию, накопившуюся либо от постоянного безделья в вузах, либо от радости достигнутых ничтожных побед на работе. Они топтали друг другу на танцполе свои драгоценные китайские кеды и забрызгивали напитками модные китайские футболки, но всем было плевать, ведь здесь все просто обожают эту восхитительную псевдопозицию свободы от окружающего мира и могут позволить себе всё, что угодно. Что угодно из того, что в этой жизни не имеет никакой ценности, конечно.
Сознание Макса постепенно куда-то уплывало, музыка в голове становилась всё приглушённее, а самые страшные и тяжёлые мысли – всё громче. На дне стакана болтался нерастаявший кусочек льда, но парень всё же не стал просить повтора – нужно было разогнать кровь и немного прийти в себя на танцполе.
Вокруг мигали разноцветные огни светомузыки, народ прыгал в такт ритму и даже подпевал каким-то наиболее знакомым огрызкам треков. Взгляд Макса столкнулся со взглядом танцующей неподалёку девушки. Парень, в общем-то, ничего не ждал от этого бесполезного вечера, но алкоголь делал своё дело, и тела молодых людей постепенно притягивало друг к другу. «Симпатичная, ничего не скажешь. Мило улыбается, красиво двигается и однозначно заводит».
Но самое веселье началось тогда, когда тот самый парень, что наглел у барной стойки, чёрт его побери, почти вприпрыжку выскочил из-за своего столика и тоже начал неказисто плясать. Узнал ли он Макса или же нет, но танцы его начались аккурат между Ламанским и той девушкой, причём девушку он сразу попытался ухватить за талию, однако брюнетка резко опустила его руки вниз. Глаза этого чуда уже не могли нормально фокусироваться и казалось, что стоит ему остановиться – и он тут же улетит от опьянения на пол. Макс попытался ненавязчиво оттеснить оппонента, но тот весьма крепко ударил парня плечом и ехидно улыбнулся. Это было решающим моментом, чтобы Макс схватил танцора за шею и прокричал ему на ухо: «Слушай, иди к своим бабам за стол!» После этого парень изменился в лице и перестал дёргаться под музыку. Пару раз шмыгнув носом – видимо, в знак устрашения, – он, оглядываясь, удалился за свой столик. Макс понимал, чем ему грозит этот трюк, но всё равно продолжал танцевать, при этом не забывая подмигивать темноволосой девушке. Через некоторое время выпивший парень вернулся и, ничего не говоря, махнул Максу рукой, намекая выйти. Два раза просить не пришлось: Максим взял девушку за руку, поцеловал её кисть и поспешил удалиться, по дороге проверяя, не пропал ли из кармана маленький блестящий предмет.
Сейчас бы умыться холодной водой, но времени нет. В голове бурлит алкоголь – это мешает рационально думать. Да и нужно ли? Выходят во двор, на улице уже ждут трое.
– Это ты, что ли, мразь, за нашим столом каких-то баб увидел? – начал один из них.
Максим обратил внимание, что главный виновник происшествия встал слева от него, несколько поодаль своих друзей, второй из них сделал пару шагов левее и оказался справа от Макса, в то время как оставшиеся двое находятся на несколько метров впереди. Ламанский был среднего роста и телосложения, однако, как бы там ни было, выстоять против четверых парней шансов не было.
– Да нет, никаких баб за столом нет, я ошибся. Простите. Кто же к вам сядет-то… – усмехнулся Макс и тут же, насколько это было возможно быстро, с размаху ударил пьяного парня, что стоял слева, в челюсть, отчего тот полетел прямиком на землю. Показалось, что что-то хрустнуло. Парень справа не ожидал такой прыти и успел сделать лишь несколько шагов вперёд, прежде чем получил резкий удар ногой в пах. На этом удача Максима закончилась: внезапный мощный удар в лицо затуманил разум, перед глазами стремительно пронеслись огни улиц, и парень упал на асфальт, пытаясь удержаться хотя бы на руках, однако подняться ему уже не удалось – четвёртый из парней замахнулся ногой, и Макс распластался на земле.
Из клуба выбежали люди, раздались женские крики. «Эй, слышь, хватит! Отойдите от него!» – последнее, что услышал парень, прежде чем сознание окончательно покинуло его.
Владимир Борисович Ламанский ходил по кабинету, скрестив руки за спиной, а его юрист – Пётр Геннадьевич Заколдин – сидел в кресле и монотонно стучал ручкой по мягкому подлокотнику. В комнате уже несколько минут царила тишина.
– Слушай, ну ещё не всё потеряно, – выдал наконец Заколдин.
– Ты в этом уверен? Что делать с дольщиками-то?
– Процедура банкротства компании запущена, реорганизуем всё, выведем. В администрации тоже уладим. А дольщики… Ну что, первый раз, что ли?
Владимир Борисович усмехнулся и подошёл к столу, немного распуская узел своего галстука.
– Тебе, может, чего покрепче выпить? – предложил Заколдин.
– Не хочу, – твёрдо ответил Ламанский, наливая в стеклянный стакан воду из графина. – А с заводом что? Придётся пару цехов и отделов сокращать.
– Сократим, что ж. Чтобы остаться на плаву – всё сделаем.
Время было уже около девяти, но свет в помещении зажигать не стали. Солнце быстро садилось за горизонт, оставляя кабинет в полутьме, и только большие панорамные окна и высокий этаж всё ещё способствовали проникновению света. Ламанский подошёл к окну и посмотрел вниз. Город зажигал вечерние огни, а люди и машины безостановочно копошились по дорогам. Вечная суета, вечное движение. Куда?
– Петя, – позвал Владимир Борисович.
– Да?
– Вот скажи мне, ради чего всё это?
– Что за вопрос, Вов? – округлил глаза Заколдин. – Ты же знаешь: если не мы, то кто-то другой. Да и ради денег, конечно. Деньги – это всё. Собственное счастье, счастье семьи. Власть. Будущее. Деньги – это жизнь.
– Жизнь… – задумавшись, тихо повторил Ламанский и посмотрел вслед небольшой стае птиц вдали, улетающих – кто знает – то ли куда-то в сторону юга, то ли просто для того, чтобы спрятаться от надвигающейся ночи.
Антон и Оля шли по парку и болтали, разглядывая деревья и обсуждая погоду, которая вот уже через несколько недель превратит всю эту зелень вокруг в ярко-жёлтые и оранжевые краски осени. На улице было тепло, и ребята присели на одну из ближайших лавочек.
– Ну что, освоился на работе? – поинтересовалась Оля.
– Вроде бы. Да знаешь, откровенно говоря, меня не сильно волнует всё, что там происходит. Я считаю, что работа не обязана приносить нам какую-то радость или удовольствие – для этого есть выходные, хобби. Работа – это работа. Она просто нужна и должна быть, необходима для получения всяких возможностей.
– Интересно. И какие возможности пытаешься получить лично ты?
Антон на пару секунд задумался и посмотрел вдаль, на противоположную сторону аллеи, рядом с которой, на газоне, женщина играла с маленьким ребёнком в мяч.
– Мне нужно матери помогать, – тихо, словно говоря сам себе, ответил парень.
– Что-то случилось? – с волнением спросила Оля.
– Да ничего. Просто… Она болеет. Немного. Нам нужны всякие поддерживающие лекарства. У неё нет возможности работать.
– А ваш папа?
Антон снова задумался.
– Отца с нами нет, вот уже два года как.
– Извини, – виновато сказала Оля, немного поджав губы.
– Ничего. Жизнь непредсказуема.
– Да, но… Ты как?
– Нормально.
– А мама по этой причине приболела?
– Отчасти, наверное, да. Но мы справляемся. Всё будет хорошо.
Оля подумала, что это будет не очень уместным – знакомы они с Антоном ещё совсем мало, – но всё-таки положила свою ладонь на его руку, которой он упирался в лавку, и ощутила, как парень перестал крепко сжимать кисть. На долю секунды ей показалось, что рядом с Антоном не может быть неуместных вещей – он всё понимает и ко всему готов.
– Да, всё наладится, – ответила ему девушка, изо всех сил стараясь поверить себе, что это действительно так.
– Ладно, давай не будем о грустном. Всё хорошо. Мороженое хочешь? Здесь недалеко продают какое-то чёрное мороженое, все только о нём и болтают. Я не пробовал, а ты?
– Я тоже. Давай.
– Отлично, – улыбнулся Антон и, встав с лавочки, подал девушке руку.
Ребята вышли из парка и направились к аллее проспекта, усыпанного самыми различными магазинами, бутиками и кафе. Поев мороженого и ещё немного погуляв по городу, Антон проводил Олю домой – девушка снимала квартиру в соседнем районе – и направился к себе.
Парня одолевали самые различные мысли: с одной стороны, ему было очень приятно проводить время в компании Оли, и даже некое необычное, воодушевляющее новое чувство заставляло его пребывать в хорошем настроении весь этот вечер; с другой стороны, Антон ощущал себя в какой-то степени предателем – да-да, именно так. Человеком, который просто не имеет права на позитивные эмоции в тот момент, когда его близкие находятся в одиночестве и, вероятно, даже страдают. Шорохов ускорил шаг, чтобы как можно скорее добраться домой.
Оказавшись дома, Антон приготовил матери ужин и сделал отвар, о котором узнал недавно из программы по телевизору. Помогало ли всё это или нет, пока ясно не было, но парень придерживался чёткого мнения, что лучше чем-то заниматься и пробовать различное лечение, чем не делать вовсе ничего. Через несколько часов Варвара Андреевна снова заснула, а Шорохов-младший включил старенький компьютер и начал бесцельно бороздить просторы интернета, что весьма быстро надоело парню, и он лёг на диван.
Мысли буквально врывались в голову.
Отца Антона – Игоря Витальевича – не стало в среду вечером, похороны были в пятницу. На дворе стоял один из последних дней лета, как сегодня; светило солнце и дул тёплый ветер.
Сложно было поверить в то, что эта горячая яркая звезда всё ещё сияет над головой, ветер шумит листвой деревьев, летают птицы, где-то вдалеке, за полем, гудит поезд. Для кого всё это теперь? Отец этого не слышит, для него этот мир закончился, полностью исчерпал себя и превратился в вечную темноту. Антон закрыл глаза. Открыл. Стол, ковёр, шкаф. Ничего не изменилось. Чьё всё это вокруг? Общее? Почему же тогда для отца этого больше нет? Кто всё это у него отобрал? Как-то всё это нечестно.
Что чувствовали родственники, родители? Каково это: пережить родного сына, мужа, брата, близкого человека – и пытаться жить дальше? Всё это даже невозможно представить – не то что почувствовать. Мир ужасно, просто катастрофически жесток, и с этим сложно спорить. Антон старался не думать обо всём этом, но мысли оказывались сильнее и, конечно же, мешали оставаться равнодушным.
На похоронах были самые разные родственники, но общались все они мало. Подобрать слова в такой день крайне сложно – да и есть ли они? Жуткое осознание того, что именно такие моменты всё чаще будут являться поводом для семейных встреч и трагичного молчания, пугало Антона. Тогда же, в тот день, парень услышал самый страшный звук в своей жизни – это были удары молотка, забивающего гвозди в гроб. Этот звук заглушал всё: шёпот, стоны, плач, крик, ветер, пенье птиц. Каким-то невероятным эхо разносились по полю эти удары со звуком, который уже невозможно было забыть. Кажется, что этот звук слышно и сейчас.
О проекте
О подписке