Часть вторая
С Еникеем на щите

…Сразимся, и пусть Бог Грозы,

мой господин, решит наш спор

«Из анналов лабарны Мурсили».

1

Белесый туман лениво вытекал вниз, в долину из горного ущелья. Сероватые клубы поглощали все на своем пути. Очертания острых скал бледнели и пропадали во влажной дымке. От земли тоскливо запахло сыростью ушедшей зимы.

Пастухи гнали скот в селения. Овцы громко пугливо блеяли. Коровы недовольно протяжно мычали. Пастушьи мохнаты собаки заливались злобным, хриплым лаем. Скорее, скорее, пока узкие тропинки не затерялись в густой молочной пелене.

Все живое спешило укрыться от непогоды. Лишь только один человек никуда не торопился. Он стоял на черном валуне, возвышавшимся над ущельем. Под ним двигались стада. Рядом парили орлы, распластав по воздуху широкие крылья. Взгляд человека был обращен к последним угасающим лучам красного уставшего солнца. Обветренные губы страстно шептали молитву. Черная борода чуть вздрагивала в такт слов. Серая бесформенная баранья шапка наехала на густые брови. Андули из грубой шерстяной ткани облегало мощный торс, оставляя открытыми сильные жилистые руки, покорно сложенные на широкой груди. Серый плащ за спиной подбрасывали порывы ледяного горного ветра. Прочные кожаные сапоги доходили до голых колен, обтягивая твердые икры. На поясе, украшенном медными бляхами, висел короткий меч в деревянных ножнах. Человек опустился на колени и пролил из глиняного кувшина темно–красную струйку вина на черный камень.

Снизу донесся стук копыт. Из тумана вынырнула низенькая разгоряченная лошадка рыжей масти. Верхом сидел стройный чернобровый юноша, лет четырнадцати. Он ловко спрыгнул на землю и быстрым шагом подошел к молящемуся. Тот даже не шелохнулся и продолжал возносить свои мысли к Богам. Человек поклонился последнему отблеску светила, затем медленно встал, глубоко вздохнул полной грудью, возвращаясь душой на землю и, только после этого, повернулся к юноше.

– Отец, прибыл посланник…, – начал юноша, но человек его перебил.

– Ты чего скачешь, как сумасшедший. Совсем лошадь загнал. Смотри, какой густой туман; мог бы в пропасть сорваться.

– Прости, отец, – робко оправдывался юноша, склонив голову.

– Кто тебе позволил верхом подниматься к черному камню? Хочешь разгневать Еникея?

Он вытащил из-за голенища сапога тонкую плеть и слегка хлестнул юношу по ногам. Тот упал на колени.

– Прости отец… Но сановник прибыл от самого лабарны Суппилулиумы. Я подумал, что тебе надо сообщить об этом как можно скорее.

– Посланник? – Он погладил черную бороду. – Не ждал я посланника так рано. Неужели, скоро придется собираться в поход.

– В поход? – Глаза у юноши загорелись. – Ты возьмешь меня с собой?

– Знаешь куда лабарна намерен идти? Это тебе не с дикими хайасами и не с аццийцами воевать. Тут настоящий поход готовится с большими сражениями.

– Если пойдем на урартов, я туда все тропы проведал.

– Урарты не стоят того, чтобы Хатти с ними воевала. Бери кувшин, пошли. В следующий раз не смей подниматься к черному камню верхом.

Когда всадники выехали из ущелья на равнину, туман уже пожирал голые поля и жидкие рощицы. Сумерки незаметно спускались на землю, затушевывая все дневные краски монотонным серым. В молочной туманной пустоте слабо мерцали смоляные факела, освещая ворота невысокой крепости, сложенной из неотесанных булыжников.

– Кто едет? – окликнул стражник.

– Хемиша, – ответил один из всадников.

– Спеши домой. Тебя ждет посланник лабарны, – крикнул стражник, распахивая тяжелые створки.

Пробравшись по узким виляющим улочкам, среди невысоких каменных домиков с плоскими крышами, всадники выехали на храмовую площадь. Миновав святилище, они поскакали в гору по широкой мощеной дороге. Показались дома побогаче: в два этажа, с садиками и высокими заборами из булыжника.

Дорога привела к большому добротному дому. Однорукий слуга отворил калитку и впустил всадников в обширный двор. Они спешились, отдав поводья подоспевшим мешедям.

– Посланник ждет тебя с нетерпением, – сообщил старший мешедь.

– Я надеюсь, ты все сделал, чтобы гость не скучал? – строго взглянул на слугу Хемиша.

– Гость очень доволен, – успокоил его слуга.

Хемиша заметил во дворе знакомую колесницу. Опять приехал этот жадный и наглый сборщик податей Мусахи. Не очень-то хотелось видеть его сейчас. Положение в Верхней стране без того тяжелое. Вместе с весной приходил голод. А сборщики податей требовали все больше и больше. Хемиша прекрасно знал, как бессовестный Мусахи приворовывает, но пожаловаться лабарне ему не позволяла гордость. Но – все! Терпение кончилось! Если Мусахи опять потребует лишку, Хемиша выгонит его пинками из города.

Горец решительно взбежал по крутой каменной лестнице, прошел в небольшой зал, устланный овечьими шкурами. Посредине мерцали угли в очаге, сложенном из булыжников. Оранжевые блики играли на прямоугольных, грубо отесанных колоннах. Возле очага на пестром ковре расставлены блюда с мясом и рыбой, белел свежий сыр. Юная стройная танцовщица в тонкой хасгале грациозно извивалась под звуки стонущего иницинара⁴⁹. Мелодично бренчали золотые колокольчики на тонких запястьях и маленьких щиколотках.

Хемиша хлопнул в ладоши, мелодия сразу же оборвалась. Музыканты бесшумно удалились. Чудесная танцовщица упорхнула, легонько ступая босыми ножками. Возле очага зашевелилась груда подушек. Из нее поднялся посланник лабарны, в расшитых золотом, пестрых одеждах.

– Хемиша! Мир тебе! – радостно воскликнул он, раскрывая объятия.

– О всемогущий Еникей! Святая мать Сауска! Неужели ты, Фазарука!

Они крепко обнялись, так, что кости затрещали. Когда радость немного поутихла, Хемиша налил гостю и себе свежесваренного мутного пива, остро пахнущего закваской.

– Садись дорогой Фазарука. Садись гость мой милый. Ты не представляешь, как приятно видеть тебя в своем доме. Я уж подумал, что опять приехал Мусахи. Глаза б мои больше не видели эту наглую свинью. Я однажды чуть живот ему не вспорол: вывел он меня из себя своей наглостью и жадностью. Боги удержали мою руку.

– Ты его больше не увидишь, – успокоил его посланник. – Теперь я буду собирать подати в Верхней стране.

– Вот и хорошо. Я буду тебя чаще видеть. А что случилось с этой жирной скотиной Мусахи?

– Он так усердно воровал, что, в конце концов, расстался с головой, – объяснил Фазарука без ноток сожаления. – Да, да! – Посланник мелкими глотками допил пиво. – Что ты так таращишься на меня? У повелителя, да будет славен он во все времена, головы летят, как спелые яблоки с веток. От старого панкуса Арнуванды, считай, почти никого не осталось. За прошедшие десять лет кого чума успокоила, кто проворовался и был казнен. Были и такие, которые, после смерти Арнуванды, противились воцарению Суппилулиумы. Пытались свалить вину за самоубийство Арнуванды на голову повелителя, да не померкнет его имя. Хотели посадить на трон какого-то незаконного отпрыска лабарны Тудхалии. В общем, вели себя очень дерзко. Их пришлось усмирять мечом. Да ты, наверное, без меня все знаешь.

– Какие-то слухи долетали до наших горных закоулков; но интересней услышать все из первых уст. Мне не до политики было в последнее время. Управлять Верхней страной, что усмирять дикого жеребца. Лабарна Суппилулиума доверил мне трудную должность. Постоянно происходят стычки с хайасами. Эти шакалы грабят торговцев. Отбирают все подчистую. С ними сладить не так-то легко. Хайасы хитрые, как лисицы и смелые, как волки. Тут еще аццийцы задумали поживиться. Пришлось гонять этих трусливых баранов по горам. Воевать толком не умеют, а все туда же, на Хатти лезут. После того, как я прогнал аццийцев, их правитель принялся переманивать к себе наших земледельцев. Обещал плугарям дать много земли и собирать меньше дани. Я в наказание отвоевал у Ацци город Самуху и перекрыл все дороги.

– Повелитель был очень доволен, – кивнул Фазарука. – Самуха еще при великом Лабарне принадлежала Хатти. Суппилулиума велел тебя отблагодарить.

– Готов всю кровь за него отдать! Как сам поживает солнцеподобный?

– Живет, как и раньше жил: не досыпает, не доедает. Ты вспомни, какое время настало после смерти Арнуванды. Вся страна лежала в руинах. Всюду голод, города разорены, поля заброшены. Вдобавок чума нагрянула. Еще Митанни грозилась отобрать южные земли. Если б Тушратте вздумалось напасть – нелегко бы пришлось. Спасло то, что и в Митанни болезнь разгулялась не на шутку. В Вашшуканни каждый день трупы десятками сжигали. Если б не чума, Тушратта точно бы полез через горы.

– Но расскажи, как Суппилулиума взошел на престол.

– Боги помогли, – покачал головой Фазарука. – После похорон Арнуванды панкус перессорился. Одни хотели добиться высоких должностей при дворе, другие боялись эти должности потерять. Пока члены «Великого Рода» грызлись и хватались за кинжалы, Старший Кантикини и Сестра Богов объявили, что Хатти долго не может существовать без правителя. Только через правителя связаны люди с Богами. Совет жрецов решил передать власть жене усопшего лабарны Арнуванды, прекрасной Фыракдыне. Ее объявили таваннанной и сменили хурритское имя на тронное Татухепа. Она тут же переехала из Цапланды в Хаттусу и потребовала себе в мужья Суппилулиуму. Его противники даже не успели сообразить: что произошло. Самые отчаянные еще попытались организовать вооруженный мятеж. Но бунтовщиков никто не поддержал. Вся армия Хатти перешла на сторону Суппилулиумы. А правители соседних государств побоялись помогать мятежникам. Не пожелали вступать в конфликт с повелителем ни за какие награды и обещания. Помнили, какой разгром он учинил каскийцам, и как смело прогнал армию Арцавы в три раза превосходящую по силе. Суппилулиума, чтобы до конца прекратить смуту, двинулся с копьеносцами в Цапланду. Кто из мятежников не успел сбежать, тех он схватил и казнил. Жестоко! Но другого выхода не было. Как повелитель этого не хотел, однако, власть далась с кровью. Но Боги не наказывают смелого волка, когда он загрызает трусливых шакалов. В конце концов, споры за власть прекратились. Кантикини объявили в храме Сауски Татухепу и Суппилулиуму супругами. Затем повелитель был объявлен лабарной великой Хатти. Ну, а после чума нагрянула вместе с холодами. Много народу вымерло. Ладья Кушуха каждую ночь плыла по небу переполненной. Ворота в Хаттусу закрыли наглухо. В Верхнем городе день и ночь палили факела. День и ночь жрецы проводили в молитвах. Алтари были завалены жертвами, лишь бы задобрить богов и отвести их гнев. Прошло уже восемь лет, как болезнь отступила, а некоторые селения до сих пор стоят пустыми. Вымерли все.

– Познали и мы это горе. Уж лучше умереть от руки врага, нежели от этой заразы, – вздохнул Хемиша. – Говори теперь: зачем пожаловал. Чего хочет правитель?

– Хорошо, давай о деле. – Фазарука выпил еще пива и продолжил: – Наш неугомонный сосед Тушратта никак не может смириться с тем, что Хатти до сих пор не в его власти. Он так и мечтает въехать в Хаттусу на раззолоченной колеснице победителя. Спать спокойно не может. Правитель Митанни желает видеть у ног своих коленопреклоненных свободных хеттов с позорными табличками рабов на шее. От наших лазутчиков поступают тревожные вести: Тушратта вновь готовит армию к походу. Он засыпал правителя Та-Кемет просьбами о военной поддержке. С подвластной Ассирии требует воинов. Его отряды проникают в Киццуватну и захватывают перевалы через Бычьи горы. Но Суппилулиума решил напасть первым.

– А сможем ли мы сокрушить Митанни? – усомнился Хемиша. – Я наслышан об армии Тушратты: много колесниц, вооружение отличное, и обучают копьеносцев командиры из Та-Кемет.

– Все правильно, армия сильная. Однако Суппилулиума говорит, что нельзя пускать врага в Хатти. Надо обязательно дать бой по ту сторону Бычьих гор. Пусть мы потерпим поражение и отступим обратно, но Тушратта уже не в состоянии будет продолжать поход. Ему придется вновь собираться с силами.

– Сколько же мне нужно привести людей?

– Со всей Верхней страны надо снарядить две тысячи копьеносцев, три сотни суты и двадцать колесниц. От племен Хауси требуется пятьсот всадников.

– Да, – протянул Хемиша, недовольно покачав головой. – Непростую задачу ты мне задал.

– Я понимаю, да и Суппилулиума прекрасно знает, что частые войны и чума опустошила твои селения. Но что делать? Всем телепуриям приказано собрать большие отряды. Мало того – надо еще оставить в городах достаточно воинов для защиты.

– Когда Суппилулиума ждет нас?

– Сезон жим⁵⁰ кончится. Скоро наступит сезон хамесха⁵¹, а с ним и великий праздник Вуруллия⁵². Солнцеподобный лабарна Суппилулиума приглашает тебя на праздник.

– Передай лабарне мою благодарность. Заверь его: я прибуду в срок.

Хемиша хлопнул в ладоши. Появился старший мешедь.

– Проводи гостя на покой в лучшую комнату. Смотри, чтобы он ни в чем не нуждался. Пусть всю ночь очаг горит в его спальне.

– Благодарю тебя, Хемиша. Пусть будет твой дом всегда таким же уютным и теплым.

Фазарука ушел вслед за старшим мешедем.

– Спокойных снов тебе, друг мой, – попрощался Хемиша, затем призвал вестовых. Приказал сообщить вождям племен, что через три дня, с первыми лучами солнца, предводитель ждет их на Совет в городе Катхеп.

***

Ранним утром храм Еникея в городе Катхепе заполнили бородатые горцы. Все, как на подбор, коренастые, с большими руками и мощными ногами. Одетые в андули из звериных шкур. Обуты в высокие узконосые сапоги. На головах мохнатые бесформенные шапки. Приветствовали друг друга, желая здоровья, силы и покровительства Еникея. Обнимались. Разговаривали громко. В тесной целле несносно запахло овчиной, конским потом и свежим сыром. Жрец целыми горстями сыпал в священный огонь туххесару, пытаясь заглушить крепкий дух горцев.

Все это шумное сборище состояло из вождей племен Хауси. Вожди приехали со всех горных селений вместе с сыновьями и старейшинами. Перед изваянием Еникея, стоящим на серебряном олене, истанану завалили свежим сыром и внутренностями ягнят. После короткой молитвы и кормления ручного священного оленя, Совет расселся в целле прямо на полу. Хемиша первым попросил слова.

– Славные вожди, смелые воины и мудрые старейшины, – начал речь верховный вождь, – пусть ваши годы будут долгими, а дома полны детей! Пусть Еникей вам помогает, а Инар поддерживает ваши силы. Пусть сыновья ваши растут здоровыми и не знают нужды.

Собрал я вас здесь для того, чтобы объявить волю солнцеликого лабарны Суппилулиумы, пусть будет он здоров и счастлив. Долго терпела земля Хатти обиды. Каждый камень ее полит кровью. Каждый гепессар земли заполнен костями. Все, кому не лень, приходили грабить и убивать. Довольно! Натерпелись! Наш несокрушимый властитель решил отомстить врагам за все обиды.

– Слава повелителю! Слава Солнцу нашему! – единодушно зашумели вожди, тряся лохматыми смоляными бородами.

– Скоро мы будем жить спокойно: пахать землю, пасти скот и не бояться за завтрашний день, – продолжал Хемиша. – Но и от нас нужна помощь повелителю. Он хочет собрать крепкое войско, чтобы сразиться с армией Митанни. И нас он призывает идти с ним в поход.

Неодобрительный ропот поднялся среди присутствующих.

– Прошу Совет и вождя всех племен, благородного Хемишу разрешить мне сказать, – поднялся один из горцев. – Воинов в селениях осталось не так уж много. Если мы соберем отряды и уйдем воевать на юг; не ровен час, нагрянут хайасы или аццийцы – кто тогда защитит наши дома?

Старейшины кивали, соглашаясь с оратором. Вожди сдержано молчали. Поднялся другой вождь и коротко сказал:

– Хемиша говорит дело: Суппилулиуме надо помочь.

– Я знаю, что частые битвы и болезни унесли многих лучших воинов, – вновь заговорил предводитель Хауси, – но свой долг мы должны выполнить. От нас требуется поставить: четыре сотни всадников от горцев и сотню от городов. Городская знать и торговцы снарядят воинов конями, а ремесленники – оружием. Не так уж много. В свое время племена Хауси выставляли по две и по три тысячи ратников. Пусть на коней сядут юноши, которым исполнилось четырнадцать. Тем, кому двенадцать и тринадцать, вполне смогут защитить селения. Решайте!

Совет племен недолго пошумел. Старейшины спорили с молодыми горячими воинами. Вожди неторопливо совещались. Наконец пришли к согласию: собрать войско к назначенному дню.

К обеду все разъехались. Хемиша помолился Богам, затем велел подать коня. Путь его лежал в самые дальние уголки Верхней страны. Надо объехать все селения, призвать воинов в поход

Резвый конь понес телепурия по каменистой узкой дороге. Вслед мчались два охранника – два старших сына. Одному исполнилось четырнадцать, второму едва стукнуло двенадцать. Но жизнь полная опасностей, торопила их взрослеть, заставляла с малых лет привыкать к оружию.