Мне кажется, что я его… нет, нельзя, нельзя произносить это слово. Оно как омут – затягивает, заставляет забыть о жизни и собственных чувствах. Стоит его произнести и начинаешь видеть мир в других красках – розовых или черных в зависимости от его улыбки.
Он опять не улыбнулся мне при встрече, прошел мимо, слегка кивнув, словно не он говорил мне о… Вот опять, это слово как настырная кошка пытается пролезть в малейшую брешь моей шаткой защиты. Впрочем, защитой это можно назвать весьма условно – ветхое ограждение из жалких оговорок и намеков.
Он был занят… у него проблема с контрактом… ему нельзя проявлять чувства на людях… все равно он меня… дура! Ему совершенно нет до тебя дела. Вспомни, расшевели болото памяти, нащупай в топкой глубине всепрощения тот единственный день, когда он жарко шептал тебе на ухо страстные слова признания. Его руки блуждали по твоему телу и ты разрешала им то, что никогда не разрешила бы случайному человеку.
Хотя… всего за час до этого он был именно тем самым случайным человеком. Вы совершенно неожиданно оказались рядом за столиком на корпоративной вечеринке, он удивленно посмотрел на тебя и похвалил твои духи. Ты растаяла – надо же, он точно угадал марку духов и они, как это ни странно, оказались его любимыми духами.
Он был сильно навеселе, шел четвертый час праздника, никто ни в чем себе не отказывал – как никак десятилетие фирмы. В такие моменты стираются грани между высшими и низшими, всеми овладевает чувство радости и… Опять, стоит немного расслабиться и оно тотчас прыгает в прореху.
Задай себе один маленький, но очень противный вопрос – если бы он тогда был трезв, услышала бы ты его признания, польстился бы он на твое не самое фигуристое тело? И напоследок, заколачивая гвозди в крышку гроба твоих надежд, маленький, крошечный вопросик – он вообще помнит о твоем существовании и своих словах?
Звонок. Телефон. Кому-то звонят. Ой, это же мой телефон.
– Алло? Да, это я. Хорошо, я подготовлю отчет. Спасибо!
Это он, он говорил так ласково и нежно, словно весь день думал обо мне, он назвал меня умницей, и я слышала, как он тихонько чмокнул трубочку, словно хотел передать мне нежный поцелуй. Мир снова стал розовым и счастливым. За спиной расправляются крылья и душа стремится в полет! Господи, какие глупости приходят в голову из-за всяких пустяков!
Верочка смотрела в черную воду и слезы сами собой текли по щекам. Она стояла на узеньком выступе металлической обвязки моста, крепко прижавшись спиной к холодному железу. Достаточно отпустить руки – и…
– Холодно, ч-черт. Из-з-з-вините, у вас не найдется з-з-закурить?
Верочка вздрогнула от неожиданности, пальцы едва не соскользнули, и она судорожно вцепилась в балку.
– Что?! – спросила она неизвестно кого.
Бред какой-то. Наверное, кто-то с другой стороны беседует с кем-то. Они не видят ее и не имеют к ней никакого отношения. Как ужасно! Она громко всхлипнула, тотчас же испугалась и тихонько шмыгнула носом. Вдруг услышат, полезут со своими дурацкими советами, будут упрашивать не делать этого безвозвратного поступка.
– Пр-р-р-ошу пр-р-р-ощения, я, быть может, некстати? Не обращайте на меня внимания, если я вам помешал.
Нет, это не на мосту, голос явно обращен к ней и звучит он слишком близко. Верочка медленно повернула голову вправо – никого. А может быть это галлюцинации? Она помаленьку сходит с ума, стоя над холодной водой на краешке…
– Я с другой с-с-стороны, д-д-девушка.
Вера обреченно вздохнула и обернулась в другую сторону. Нет, не галлюцинация, слишком уж ужасно выглядит. Если бы это был глюк, то, скорее всего, он выглядел бы посимпатичнее. Я бы увидела случайно заблудившегося Брэда Пита… А этот? Небритый, лохматый, как черт, худой, как кот после дождя, в одной рубашке на ветру, бр-р-р, ему же холодно.
– Ужасно холодно, брр! – вздрогнул он, словно подслушав ее мысли. – Вы не возражаете?
Верочка помотала головой, не понимая, чего от нее добивается этот странный человек. Мужчина заглянул через перила, вздохнул и полез на наружную сторону моста.
– Осторожнее! – испуганно пискнула Верочка внезапно севшим голосом. – Там скользко!
– А? Что? – мужчина уже перелез через перила, встал на железный карниз и обернулся на Верочкино восклицание.
В тот же момент его нога соскользнула с карниза, дернувшись всем телом, он судорожно вцепился в решетку. Верочка напряглась, душой рванулась к мужчине, но тело ее сильнее вжалось в железную балку. Одна часть ее души рвалась помочь мужчине, другая кричала: «Ты с ума сошла! Какое тебе до него дело? Ты же на половину покойница!»
– Ч-ч-черт, ч-ч-чуть не с-с-свалился, уф-ф-ф! – мужчина осторожно подтянул себя повыше, помялся немного, привыкая к размерам опоры под ногами, и решительно перевернулся, как и Верочка, спиной к железной балке.
– Вам не холодно без пальто? – Верочка понимала, что вопрос дурацкий, но очень хотелось что-то сказать этому нелепому человеку, в столь неподходящее время оказавшемуся в столь неподходящем месте.
Хотя, с другой стороны, если подумать, у дураков мысли сходятся. Она вздохнула. Раз уж ей в трудный момент жизни захотелось прыгнуть с моста в воду и тем самым решить все проблемы, значит и другому идиоту вполне могла придти в голову подобная мысль.
– Ужасно холодно. Я как-то не подумал, что на дворе сентябрь. Выбежал в чем был.
Мужчина замолчал, размышляя о чем-то ужасно важном, более важном, чем Верочкина судьба. Так всегда, подумала Верочка, никому нет до меня дела. И этот такой же… эгоист. Мужчина вздрогнул, словно последнее слово было произнесено Верочкой вслух.
– Извините, задумался. Ужасно хочется курить. У вас случайно нет сигаретки или папироски? – с надеждой в голосе спросил он.
– Нет. Извините. Я не курю! – в голосе Верочки звучало смущение. – А вы знаете, курить вредно, капля никотина убивает лошадь! – из обороны она моментально перешла в атаку и тут же пристыжено замолчала.
Ведь именно так всегда поступала ее старшая сестра и мама, чем ты лучше них? Вот ведь как все нелепо, человек попросил, а у нее нет. Могла бы просто так держать в сумочке. Ну, кто знал-то?
– Да я ничего, – вздохнул мужчина и обреченно уставился в черную воду, – я ведь не курю. Так просто… захотелось попробовать напоследок… обидно, что никогда не узнаешь, как это курить…
– Ни-ког-да, – по слогам прошептала Верочка и снова всхлипнула.
Она тоже никогда не узнает, как это закурить и пустить дым носом и как это пальчиком сбивать пепел с кончика сигареты и видеть, как кончик сигареты вспыхивает ярким красным огоньком, от твоего дыхания…
– Дурацкое желание, но вдруг захотелось! – словно оправдываясь, бормотал мужчина, не глядя на Верочку.
Его взгляд был прикован к воде, словно он уже видел то место, куда плюхнется его тело. Словно он вот-вот…
– У меня жвачка есть, хотите? – неожиданно предложила она.
– Жвачка? – мужчина посмотрел на нее с недоумением, словно в первый раз увидел.
Похоже, он слишком глубоко ушел в свои мысли, погрузился в ожидание смерти и голос девушки ударил его словно током.
– Какая, к чертям собачьим жвачка? Я смерти хочу, а она «жвачка». Дура! – мужчина попытался грозно махнуть в ее сторону кулаком, опять чуть не сорвался и замер, крепко сжав губы.
Над черной водой повисла тяжелая пауза. Верочка тяжело дышала, обида в ней нарастала как снежный ком, колола холодными иголочками сердце, мешала глубоко вздохнуть.
– Извините, я не хотел… все так неожиданно… простите, если сможете! – не глядя на Верочку, попросил он.
Верочка глубоко вздохнула, медленно выдохнула, выталкивая из себя вместе с воздухом обиду и злость. Дура, конечно дура, человек сейчас умрет, а ты на него обижаться вздумала. Да ты сама сейчас холодным бревном поплывешь по реке, дура. Она представила себя утопленницей, и ей захотелось разрыдаться, но получилось лишь всхлипнуть.
– Я сам виноват, никогда не умел разговаривать с женщинами, – словно оправдывался мужчина, – но такой момент в жизни. Неприятный момент, надо сказать, – он покашлял, шмыгнул носом, отвернулся в сторону, пряча лицо.
А ведь он плачет, подумала Верочка, мужчина, и плачет, бедненький! Ей захотелось погладить его по голове, прижать к груди и ласково так пошептать в лохматую макушку: «Все будет хорошо, мой маленький! Все будет хорошо! Баю-бай, мой маленький, спи спокойно!» Так бабушка успокаивала их с сестрой после бурных ссор. Но он вон где, а она тут и никак…
– А вы поплачьте, вам легче станет. Я всегда плачу, когда мне плохо.
– И как? Помогает? – хриплым голосом поинтересовался мужчина.
– Помогает… иногда… – Верочка вздохнула.
– А ты… вы…, тьфу черт, давай уж на ты, так проще.
– Давайте, ой, давай…
– А ты чего сюда-то прибежала? О жизни подумать, свежим воздухом подышать?
– Нет… я утопиться хочу… я никому не нужна… – Верочка произносила вслух слова, которые никогда и никому не сказала бы вот так запросто, и язык не отсох, дыхание не прервалось. – А так, один шаг и все…
– Станешь всем нужна?
– Нет… я как-то не думала об этом… скорее всего нет, еще и ругать будут, дурой обзывать. А вы то… то есть ты-то чего сюда пришел?
– Достало все! Надоело! Устал я до чертиков! Надоело быть за все крайним! А вот нате вам, выкусите! Посмотрим, какие у вас рожи будут, когда я утоплюсь! Ха-ха-ха, – мужчина хрипло рассмеялся, представив, по всей видимости, лица тех, о ком говорил. – Я им говорил, вдалбливал в их пустые головы, что так делать нельзя, а они сделали. И что?
– И что? – эхом отозвалась Верочка, не отрывая взгляда от горящих праведным гневом глаз мужчины.
– Они сделали по-своему, проект развалился, а виноват во всем кто?
– Кто?
– Виноват я! А почему?
– Почему? Вы ведь…
– Потому что больше всех надо, потому что сижу на работе до темна, потому что дома только голодный кот и злобный телевизор, потому что дурак… – мужчина внезапно замолчал, поник, словно сдувшийся футбольный мяч.
– Нет-нет, вы не дурак! – попыталась ободрить его Верочка. – Нельзя же так падать духом, нужно найти в себе силы…
– А сама-то? – грубо перебил ее мужчина.
– Что сама? – не поняла Верочка.
– Сама-то чего не стала в себе силы искать, чего топиться побежала?
– Дурак! – обиделась Верочка и отвернулась, чтобы скрыть брызнувшие слезы горькой обиды.
В такую минуту… она ему душу открыла… помочь хотела… а он, как все… гад… козел.
– Ты это… извини! Я не со зла… вырвалось случайно… в запале я был, – в голосе мужчины слышалась тревога и раскаяние.
Ему не все равно, полоснула по сердцу нежданная мысль, он переживает, он не такой как все.
– Скажите, а почему у вас кот голодный? – тихо, боясь спугнуть призрачную надежду, спросила Верочка.
– Кот? Черт его знает, он всегда голодный, по-моему, – не очень уверенно ответил мужчина. – Как ни придешь, орет истошно, трется как щетка, чуть не зубами к холодильнику тащит.
– Может быть, он так свою любовь выражает?
– Как это? Через холодильник?
– При чем тут холодильник? Он вам показывает, что все делает правильно. Вот вы с работы пришли и будете его кормить, а он очень хочет поскорее вам показать, как он это здорово умеет делать!
– Что делать-то? Жрать?!
– Во-первых, не жрать! Жрать – свинячье дело. А, во-вторых, он хорошо кушает и это должно наполнять сердце хозяина радостью.
– Никогда бы так не подумал.
– Кстати, в квартире остался хоть кто-то, кто накормит кота, когда вы… когда ты…
– Нет конечно. Вот ведь незадача, про кота я и не подумал как-то.
– Вот и я, как ваш кот… как твой кот… обо мне тоже никто не думает.
– Брось ты, так не бывает, – неуверенно подбодрил мужчина Верочку. – Есть же кто-то, кто тебя любит. Или кому ты деньги должна, – пошутил он и сам улыбнулся своей шутке.
– Никому я не должна, нет такой привычки – деньги в долг брать, – отрезала Верочка, чувствуя, как тает в холодном воздухе призрачная надежда.
– Я в общем-то тоже… стараюсь… А как же с котом быть? Ума не приложу, не идти же за ним.
– Зачем за ним идти? Вы что, как Герасим Муму… утопить его хотите? Душегуб! – возмутилась Верочка, представив, как мужчина прыгнет в воду, прижимая к себе бедное животное.
– Не собирался я его топить. Выпущу на волю и ключи от квартиры соседке в почтовый ящик подкину, пусть разбираются, кому она достанется.
– А соседка тут при чем? Скажут, что убила соседа и квартиру прикарманила. Или бандиты на нее наедут и пристукнут за твою квартиру, как лишнего свидетеля.
– Слушай, а ты позитивнее думать не пыталась? – в свою очередь возмутился мужчина. – Хотя… если задуматься… действительно глупость получается.
– Шли бы вы… шел бы ты… домой… к коту. Супчику поешь, комедию посмотришь.
– Нету у меня супчика, я в столовой обедаю, а дома бутербродами.
– Как же так? У тебя свой дом есть, а супа нет? А я люблю суп готовить, только никто даже спасибо не скажет, – она хлюпнула носом, вспомнив, как сестра молча съела суп, читая книжку.
– Слушай… – мужчина запнулся, не решаясь сказать следующее слово, – пойдем со мной, а? Я тебе кота покажу, он у меня такой здоровый… А ты супчика приготовишь, сто лет домашнего супчика не ел, – он зажмурился и сильно втянул воздух через нос, словно пытался дотянуться носом до спрятанного в далеком прошлом маминого супчика.
– А потом? – насторожилась Верочка.
– Потом как захочешь. Если все будет плохо, обратно вернемся, мост никуда от нас не убежит, – он застенчиво улыбнулся и часто заморгал, смешно дергая носом.
А у него красивые глаза и ресницы такие пушистые, как у девчонки. Ему бы побриться, подстричься и красавец мужчина. Только что с того? Супчику поедим, потом в постельку, потешится, гад и бросит, все мужики сволочи, у них одно на уме…
– Давай… те. Не денется, куда ему деться железному? – она улыбнулась и решительно повернулась, чтобы перехватиться за перила.
Мужчина вспыхнул счастливой улыбкой, дернулся, словно пытался махнуть ей рукой и сорвался вниз. Он так и падал, счастливо улыбаясь, еще не понимая, что квартира, кот, супчик, девушка с каждым мгновением все дальше от него. Еще миг и их разделит смерть.
– Не-е-е-т! – закричала Верочка и бросилась вниз.
Холодная вода ударила с твердостью асфальта. Верочка ушла глубоко под воду, пробкой выскочила на поверхность и увидела проплывающее мимо нее безвольное тело мужчины. Не чувствуя холода, она рванулась к нему, схватила и перевернула лицом вверх – мужчина не дышал.
Верочка заплакала от безысходности, от глупой случайности, столь безжалостно погасившей едва родившийся лучик надежды на лучшую жизнь. В отчаянии она ударила рукой по воде, но попала по лицу мужчины. Тот дернулся и, поперхнувшись, выплюнул воду из себя. Начал судорожно кашлять и снова чуть не утоп.
– Я с тобой… я с тобой… – дрожащими от радости и холода губами шептала Верочка, – я тебя никому не отдам, – твердила она, загребая одной рукой и цепко держа второй мужчину за ворот рубашки. – Давай, миленький, помоги мне, греби немножко, тяжелый ты, не справиться мне одной.
Мужчина дергался, бестолково стучал руками и ногами, больше мешая, чем помогая Верочке спасать его. Но берег, тем не менее, неожиданно ударил по ногам. В темноте он казался недостижимым и далеким, как коммунизм.
Верочка уперлась ногами в илистое дно и потащила мужчину к берегу. Он перевернулся на живот и пополз на коленках, потом попытался встать, плюхнулся, его вырвало мутной жижей. Но что-то внутри него пробудило потаенные силы, он напрягся и встал, шатаясь, на ноги.
Так они и добрались до берега, поддерживая друг друга, спотыкаясь и падая, дрожащие от холода и неимоверно счастливые. Ведь там, куда они спешили, их ждал теплый кот, квартира и супчик. Он будет, обязательно будет домашний супчик и телевизор перестанет быть злым.
Они шли по ночной улице, тесно прижавшись друг к другу, что-то бормотали трясущимися от холода губами, ничего не понимали из сказанного, но самое главное было ясно и без слов – на мост они больше не вернутся. Никогда. Ни при какой погоде.
О проекте
О подписке