Хороша осень до первого снега, пока золотое полотно листвы еще шуршит под ногами. Снег же подводит черту, и нет обратной дороги к лету. Только вперед, через долгие зимние месяцы, темные ночи, метель, ветер, который набрасывается из-за угла и, как бешеная собака, с самозабвением преследует и рвет. Каждый новый порыв, как укус или удар когтями. И нет у ран ни времени, ни шанса затянуться, покоя нет, есть только постоянный холод.
Глава седьмая
Экономическая ситуация в стране ухудшалась день ото дня, постоянно увеличивая межклассовый разрыв и деля общество на тех, кто может позволить себе проездной и спокойный сон, сидя в вагоне, и тех, кто добираясь до Москвы, каждое утро совершает несколько пробежек. Билетный контроль. На старт, внимание, марш. К последним относилась и Екатерина, женщина без определенного места жительства, но с твердыми убеждениями, одним из которых являлось принципиальное нежелание платить за проезд. Не имея постоянного жилья, холодное время года, Екатерина проводила в глухих дачных кооперативах, подыскивая заброшенный дом. На жизнь, как и девяносто процентов жителей Подмосковья, зарабатывала в столице. Последние два года она собирала и сортировала мусор, в случае успеха – вечерами пила. Длинная и грустная история ее жизни помогла бы скоротать дорогу от Твери до первопрестольной, только слушателей давно уже не было.
Есть люди, которых легко вывести из равновесия и целый день невозможно загнать в колею. Утро Екатерины не задалось. Даже у человека, не имеющего собственного угла, семьи, и социального статуса, может остаться здоровье, но именно оно и подвело безбилетницу. С самого утра, она ощущала резь в глазах и ужасную усталость. Спасаясь от контролеров в тамбуре, Екатерина вместе с другими зайцами жалась к двери и ожидала остановку. По результатам отборочной пробежки по вагонам, она была первая на выход. Лязг и шипение дверей для безбилетника, как стартовый выстрел. Толкаясь и распихивая друг друга, толпа вырывается на улицу, оттаптывая ноги не успевшим отскочить. Возглавлявшая колонну Екатерина, первой заметила, что в ближнем из тамбуров соседнего вагона, еще работают контролеры с транспортной полицией, а значит бежать необходимо до следующего выхода. Станция Клин превратилась в полосу препятствий, где, то там, то здесь, путь преграждают пассажиры. Чувствуя, что может не успеть, Екатерина, решила проскочить напрямик сквозь толпу, но оступилась. На полной скорости она влетела в черную спину, сбив с ног сержанта полиции, вместе с которым жестко приземлилась на мокрый асфальт. Послышался смешок. Двери поезда закрылись.
Сержант не сразу понял, что с ним произошло и почему он, секунду назад сойдя на платформу, так быстро принял горизонтальное положение. Ссадины на ладонях горели, кто-то схватил его под руку и помог подняться. Екатерина, не успев даже испугаться, самостоятельно вскочила на ноги, но сделав шаг, почувствовала боль в колене и лодыжке.
– Вы вообще, что?! – закричал полицейский, вперив взгляд в лицо растерянной безбилетницы. От природы интеллигент, он не мог оскорбить женщину, – за мной, в это, в отделение!
– Я свидетелем могу быть, как она на вас налетела и чуть не зашибла, – тыкая пальцем в нарушительницу, голосила пожилая женщина.
Сержант смутился поднявшимся шумом и, заверив свидетельницу, что самостоятельно разберется, добавил уже тише, обращаясь к Екатерине:
– В отделение, пройдемте.
– Да я … – осеклась растерянная женщина и медленно похромала вместе с сержантом, так неудачно оказавшимся на ее пути.
Полицейский шел, попутно вытирая лицо влажными салфетками, затем обтер руки, достал носовой платок и высморкался. Одежду почистить решил в отделении, благо идти недалеко. Опорный пункт размещался рядом со станцией и частично занимал первый этаж соседнего дома. Войдя внутрь, полицейский указал горе-нарушительнице на лавку, стоявшую в небольшом коридоре.
– Климов! Это ты? – из-за двери кабинета участкового раздался крик.
– Я, товарищ лейтенант, – ответил сержант, – задержанную доставил.
– Чего? Какую задержанную? А ты чего такой грязный? – выйдя из комнаты, Кошкин окинул сержанта придирчивым взглядом.
– Виноват!
– Бывает. Так это, кто там у тебя?
Екатерина сидела в коридоре. Сквозь порванные брюки женщина изучала ссадины, попутно думая, как выкрутиться из сложившейся ситуации. В голове вертелись банальные идеи: давить на жалость, сказать, что спешила на поезд, а не убегала от контролеров и прочие.
Собравшись в коридоре втроем, сержант стал описывать произошедшее, озвучивая свои догадки об истинных мотивах безбилетницы. Екатерина попыталась возразить, но участковый одним взглядом отбил у нее всякую охоту спорить. Будь что будет, решили Екатерина, и на вопрос о наличии документов отрицательно покачала головой.
Участковый пришел в натуральное бешенство и прежде, чем сказать нечто вразумительное, выдал длинную матерную тираду.
– Сержант, ищи бабку – свидетельницу, будем протокол оформлять!
Екатерина сжалась в комок, надеясь провалиться в щель между стеной и скамейкой. Сержант и сам был обескуражен произошедшим. Климов знал о вспыльчивости участкового, но еще ни разу не видел, чтобы человек менялся за долю секунды столь коренным образом.
– Так, а это у нас откуда? Сперла?
Екатерина не сразу поняла, что речь идет о ее сумке, висевшей через плечо. Новая вещица ярким акцентом выделялась на разноцветном фоне грязной, местами рваной и дурно-пахнущей, что особенно чувствовалось в маленьком коридоре, одежды. Блестящие золотом вставки, добротная кожа и меховой брелок: все это бросилось в неискушенные глаза очень внимательного участкового.
– Откуда у тебя сумка кожаная?
– Н-н-н-нашла, – заикаясь, неожиданно для себя самой, тихо начала Екатерина
– Епт, еще бы. Давай говори, откуда сумка?! – взревел Кошкин, – не ее ли ты стащила в давке перед налетом на сержанта?!
Екатерина не могла больше сдержать слез. Ее лицо все исказилось, нижняя губа задрожала, глаза сощурились и, издав вой, похожий на хрип, Екатерина заревела.
– Твою мать. Климов, закрой ее в обезьяннике. Пусть там сопли утрет. Видеть эту гадость не могу!
Как таковой камеры для задержанных в участке не было, и роль обезьянника исполняла маленькая комната, бывшая кладовка, с вырезанным в двери окошком, которое закрывалось и открывалось из коридора. Этот недокарцер с привинченной к полу маленькой скамейкой, использовали очень редко, для особо буйных, ожидающих переезда в отделение.
– Я ничего не воровала, – сквозь всхлипы, сморкаясь в рукава, мямлила задержанная, – я правда нашла, вчера, у-у-у-уууутром. – Екатерину забила сильная дрожь, и будто ком встал поперек горла.
– И где нашла? При каких обстоятельствах? Давай сочиняй! – участковый явно не доверял словам и слезам задержанной.
– В Редкино. У платформы, утром нашла. Вчера, – слезы невольно продолжали течь, туманя карие глаза, – я честно, я правда нашла, когда на первый поезд спешила.
– Шла-шла и нашла! Что в сумке было?
Задержанная замялась. Она прекрасно помнила содержимое, но боялась, что ей за это может грозить.
– Давай, что было? – участковый продолжал напирать на Екатерину.
– Документы и денег немного, я все верну-у-у-у-ууу-уу – новая волна рыданий обрушилась, на уши участкового.
– Документы где?
– Выкинула-а-а-а-а
– Твою мать, документы где?! – Участковый был готов взорваться в любую секунду и перейти к рукоприкладству.
– Выкинула, честно, под станцию. Мне они не нужны, товарищ полицейский, все равно я не похожа. Они, небось, и сейчас там лежат, в Редкино, – широко открыв поднятые на полицейских глаза, и стараясь не плакать, лепетала задержанная. Про деньги Екатерина решила больше не вспоминать, пока не спрашивают.
Не смотря на то, что процедура досмотра должна производиться в присутствии понятых, это правило соблюдается не всегда. Кошкин отобрал у задержанной сумку, вытряхнул содержимое и сам досмотрел, так ничего не найдя. Екатерина действительно нашла вещь, лежащую на рельсах и, как настоящая женщина, не смогла отказать себе в удовольствии дополнить скудный гардероб красивым аксессуаром. Открыв сумку, она обнаружила в ней документы, кошелек с деньгами, немного косметики, салфетки, ключи и прочие мелочи. Ключи и документы она сразу выбросила, разумно посчитав, что они ей не пригодятся, косметику же еще вечером оставила дома.
– В Редкино, говоришь, выбросила? – Участковый поднял глаза от пустой сумки и заметил, как Екатерина быстро кивнула. – Ну, поехали, покажешь.
Глава восьмая
Вернувшись из столовой, полицейские раскинулись в креслах. Евгений зевнул, в то время, как его друг просто покачивался с закрытыми глазами. Шилов, которого ночью в очередной раз пытались убить, к счастью только во сне, прочитал, что на качество сна влияет атмосфера и общее самочувствие. Кошмары не снятся, если человек спокоен, чувствует защищенность и уверенность в завтрашнем дне, когда его постель свежая и приятная для тела. Все это, по мнению криминалиста, у него было, разве что…
Треск телефонного звонка, мгновенно вырвал напарников из приятной, послеполуденной дремы. Шилов, резко дернулся, возвращаясь в реальность, а Борисов, не открывая глаз, едва шевеля губами, как школьник, не желающий вставать и просящий маму о пяти минуточках покоя, промурлыкал:
– Гена, это наверняка тебя, возьми.
Помрачневший от внезапной головной боли, Шилов поднял трубку, стоящего на столе спаренного телефона. На другом конце провода послышался знакомый и резкий голос:
– Але, это участковый Кошкин, с кем я говорю?
– Шилов. Что случилось?
– Есть любопытная находка по вчерашнему телу. Приезжайте в морг. Я там буду минут через тридцать.
– Что за находка, Сергей Анатольевич?
– Паспорт, Шилов, паспорт, ну и так, шмотки по мелочи. Самое интересное при встрече.
– Понял, сейчас будем. Жень, подъем – последняя фраза была адресована Борисову, уже после того, как криминалист положил трубку.
– Что? Куда? – лицо следователя, только продавшего глаза, выражало крайнее неудовольствие.
– В морг. Кошкин звонил, паспорт нашли.
– Емае, Кошкин- Кошкин, ну хоть нам работы меньше. Он сам-то где?
– Сказал, через полчаса будет. Кофе?
– Давай, а то голова никакая. Ненавижу это состояние, когда в сон клонит, потом ты вроде примиряешься с этим, начинаешь дремать, а тебя, хвать за шиворот, и сновабудят. Китайская пытка, не иначе.
На улице стояло приятное безветрие. О вчерашнем дожде напоминали разве что черные пятна на асфальте да редкие лужи, замершие в дорожных выбоинах. Светло-серая пелена облаков, заштопанная голубыми заплатками неба, была неподвижна. Ни с чем несравнима тишина провинциальных улиц. Где бы ты ни прятался, в большом городе всегда остается ощущение непрекращающегося шума, как будто сердце само подсказывает, что рядом бесконечным потоком пульсирует жизнь. Шум большого города пропитывает воздух и вместе с ним распространяется в каждый дом и двор. Вдыхая «шумный» воздух, кому-то становится спокойнее, в иных же он селит тревогу. Что конкретно произойдет с человеком, впервые ощутившим запах большого города, неизвестно, но с уверенность можно сказать: этот запах останется в памяти на всю жизнь.
Через пять минут после прихода полицейских на аллее появился участковый. Кошкин в гордом одиночестве и с черным целлофановым пакетом широко шагал по дорожке, окруженной извечными воронами.
– Сергей Анатольевич, дорогой ты наш, – раскинув руки, будто готовясь к непременным объятьям, сказал Борисов.
Подобное проявление не могло не вызывать ответной реакции, и Сергей Анатольевич скривил нечто похожее на улыбку. Обменявшись рукопожатиями на пороге, компания направилась внутрь.
Яков Моисеевич сидел в кабинете, заполняя документы и акты. На углу стола лежала стопка толстых справочников, содержащих массу информации о судебной медицине, экспертизах и общей анатомии. Довершал стопку учебник по криминалистике с закладкой в виде номерной бирки для идентификации тела, торчащей из середины книги.
– Да, – ответил Яков Моисеевич на стук в дверь и добавил, – входите.
На пороге стояли Борисов и Шилов, участковый вперед лезть не стал. Вся его сущность источала загадочность. Легкая улыбка и взгляд, говорили о том, что он знает нечто любопытное, а мерное постукивание ногой, указывало на ужасное нетерпение. Сергей Анатольевич чувствовал себя, как на первом свидании.
– Яков Моисеевич, нам бы тело посмотреть, надо сравнить с найденным паспортом, – уверенно начал Борисов.
– Паспорт – это хорошо, правда, лицо сильно изуродовано.
Неожиданно из коридора подал голос участковый.
– Есть сумка и личные вещи, включая мобильный телефон.
Борисов и Шилов оглянулись на Кошкина, поднявшего черный пакет.
– Ну, Сергей Анатольевич, с нас бутылка, – мысленно, Борисов уже закрыл и отправил дело в архив.
Яков Моисеевич встал и, кивнув головой в сторону выхода, сказал:
– Пройдемте к холодильнику, господа.
Заканчивались вторые сутки с момента наступления биологической смерти. Отсутствие трупных пятен свидетельствовало о большой кровопотере. Тело продолжало лежать с головой, упакованной в пакет, чтобы предотвратить преждевременное высыхание. Четверо мужчин стояли вдоль выдвинутой из холодильника полки. По пути от кабинета Кошкин достал из кармана найденный паспорт, и пока Яков Моисеевич снимал пакет, передал его Борисову.
– Ну-ка посмотрим, Миронова Елизавета Васильевна, тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, – место выдачи паспорта Борисов промурлыкал себе под нос, резюмировав, – тверская.
Не смотря на многочисленные травмы лицо погибшей удалось соотнести с фотографией в паспорте. Глаза, лоб, линия волосяного покрова и общая геометрия несомненно совпадали.
– Господа, где же вы обнаружили паспорт? – поинтересовался Яков Моисеевич, поочередно обращая взгляд на каждого из полицейских.
– Да, – сказал Борисов, повернувшись к стоящему с края участковому, – паспорт то где нашли? – И, не дождавшись ответа, тут же добавил, – Сергей Анатольевич, вы такой загадочный сегодня, и чует мое сердце, это не к добру.
– В Редкино нашли, около станции.
– Как в Редкино? – Борисова, будто током ударило от сообщения участкового. – Что он делал в Редкино?
Лицо участкового оставалось невозмутимым, лишь тень улыбки скользила по тонким губам:
– Лежал он там, в сумке, вместе с другими вещами. Так бы и лежал, если бы гражданка Сычева не обнаружила.
– Кто? Ничего не понимаю, – следователь пришел в замешательство, – какая Сычева, какое Редкино, это же совсем в другой стороне от пути ее, – Евгений изобразил ладонью волну, словно речь шла о рыбе, – следования. Как сумка проехала дальше, чем ее владелица? – вопрос следователь адресовал скорее самому себе, чем окружающим.
– Сергей Анатольевич, расскажите нам, как вы этот паспорт нашли, – вмешался Шилов.
Участковый Кошкин в подробностях передал сообщение Климова об утреннем "налете" гражданки Сычевой, затем описал диалог в кабинете, после чего последовал рассказ о незабываемой, на этом слове Кошкин сделал особый акцент, поездке на станцию Редкино, закончив словами:
– Такие дела. Выходит, не от Москвы она – кивнув головой в сторону тела, Кошкин спародировал волнообразное движение Борисова, – следовала.
– Сергей Анатольевич, я все понимаю: какая-то ненормальная сбила вашего сержанта, ну по кустам вы лазили, топтали дерьмо, но паспорт, мать его, как паспорт оказался в этом чертовом Редкино! – Борисов вскипел в мгновение ока. Вся его четко выстроенная схема моментально обрушилась, похоронив под собой надежды на скорое закрытие дела. – Как твой паспорт оказался в Редикно?! Скажи мне! – Следователь закричал на мертвую женщину и едва не встряхнул, будто она притворялась спящей. Борисов представил, как кровавая каша из сломанных челюстей начнет ему отвечать, обрывки губ, срезанные до десен, зашевелятся, а грудь, разделенная аккуратным швом, вздрогнет и наполнится воздухом. Но ничего не происходило, более того, голос его, обычно громкий в период вспышек, здесь, в морге, звучал особенно приглушенно, как будто стены здания сдавливали ему горло, запрещая тревожить не упокоенные души.
– Не кричите, Евгений Иванович, – вмешался патологоанатом, – морг не любит шум.
– Прошу прощения, Яков Моисеевич, – как всегда быстро отошел следователь, – вы правы. Тут наоборот надо, тихо. Сядем, подумаем, да, Ген?
– Воистину, сейчас еще с родственниками связаться надо, да и Анатольевичу ты бутылку обещал, – насыпал соли Шилов.
– Помню, – поспешно отмахнулся Борисов, – по дороге в магазин заскочим.
– Я предпочитаю водку, – ненавязчиво намекнул Кошкин.
Вечер неумолимо наползал на провинциальный городок, укутывая маленькие домишки. Трое мужчин вышли из морга. Изо рта вперемежку с сигаретным дымом клубился пар. Дойдя до магазина, Кошкин озвучил предложение, терзавшее Борисова и пугающее Шилова:
О проекте
О подписке