Второе «наступление» на Оперод развернула в августе 1918 г. ВЧК, арестовав сотрудников Военно-цензурного отделения С. Д. Михно, Д. С. Михно, В. С. Михно и А. С. Сумароцкого. 30 августа по приказанию С. И. Аралова зав. Оперативным отделением Е. В. Гиршфельд запросил заведующего Отделения военного контроля М. Г. Тракмана^[204] о причинах ареста сотрудников отделения^[205]. Кроме того, в октябре 1918 г. Оперод получил из ВЧК сведения о своем арестованном сотруднике Горине: он находился в отделе ВЧК по борьбе с контрреволюцией. С. И. Аралов, к его чести, направил заведующему отдела ВЧК по борьбе с контрреволюцией Н. А. Скрыпнику записку с аттестацией Горина, «независимо от предъявленного ему обвинения, как исключительно честного и преданного делу Революции товарища»^[206].

Несмотря ни на мобилизации служащих центральных военных органов, ни на их аресты ВЧК, Оперод находился летом 1918 г. в зените своей славы, развернув под руководством опытного и амбициозного Теодори строительство советских вооруженных сил. Теодори и Аралов впоследствии вспоминали ужасные условия, в которых приходилось работать. Теодори в этот период «провел исключительно опасную, самую ужасную, тяжелую, полную личных оскорблений, издевательств и нападок жизнь в период постоянных приездов «самозванных», «кустарных» и настоящих главкомов, комов и других с Дону, Кавказа и Украины»: осторожные большевики С. И. Аралов и С. В. Чикколини «при появлении этих буйных лиц предусмотрительно уходили в секретную комнату»^[207]. Рассказ Теодори (за изъятием признания собственной «осторожности») полностью подтверждается в мемуарах С. И. Аралова: «Ежедневно шли сотни телеграмм, приезжали увешанные гранатами, маузерами, пулеметными лентами матросы, солдаты, начальники существующих и несуществующих отрядов, главковерхи, командированные от различных районов. Всех надо было выслушать, просьбы одних удовлетворить, просьбы других отвергнуть, доказать, что у них и отряда-то нет, или есть всего 50 человек, а командир его требует 1 тыс. винтовок. Приходили анархисты, эсеры, ругались и доказывали, что только они и умеют воевать, что они в два счета разбили бы врага, если бы им не мешали это делать. Голова пухла от всех этих разговоров, требований, угроз»^[208]. Видный большевик и председатель созданного осенью 1918 г. Реввоентрибунала Республики К. Х. Данишевский^[209] назвал лето 1918 г. периодом «захвата разными подозрительными отрядиками оружия в целях товарообмена»: Теодори в этот период отобрал документы у «многих лиц, иногда даже с «подлинными» мандатами, направляя их в ВЧК с опасностью для своей жизни» – все это, несмотря на страшные во время послереволюционного хаоса угрозы расстрелами и жалобами партийным бонзам^[210].

Летом 1918 г. под решительным нажимом Теодори реорганизовали Оперод и др. отделы Наркомвоена, на данном этапе на него обратил внимание член коллегии Наркомвоена, «правая рука» наркомвоена Троцкого хитрый Эфраим Склянский, не принимавший без визы генштабиста «ни одного штата, ни одной ассигновки».

В конце июля 1918 г. отдел под руководством Г. И. Теодори начал бессменную (в 1920 г. генштабист признался, что никому в это время не доверял) масштабную работу по направлению в распоряжение Л. Д. Троцкого и главкома Восточного фронта И. И. Вацетиса войск, снабжения, вооружения и военных специалистов. Теодори также наладил секретную телеграфную связь центрального военного аппарата с действующей армией.

При этом консультант Оперода постоянно контактировал не только со своим шефом (Араловым), но и с Л. Д. Троцким, Н. И. Мураловым, И. И. Вацетисом, Л. М. Караханом и даже председателем ВЦИК Я. М. Свердловым (Теодори заявил позднее, что у него были в этот период «полномочия и полное доверие Я. М. Свердлова, Л. Д. Троцкого и С. И. Аралова»). Из «Кратного очерка истории Оперативного отдела…» выясняется также, что ежедневно вечером Аралов и Теодори делали доклад по телефону лично В. И. Ленину! Более того, председатель СНК дважды лично принимал в Кремле доклад от Георгия Ивановича: один раз в присутствии В. Г. Иванова-Кавказского^[211], другой раз – в присутствии И. В. Сталина^[212]. Даже ненавидевший Теодори со товарищи генерал М. Д. Бонч-Бруевич признался позднее, что Оперод с его молодыми, энергичными кадрами «живо интересовал Ленина»^[213]. Информация «Краткого очерка…» существенно дополняет представления о военно-организационной деятельности В. И. Ленина: в его «Биографической хронике» зафиксировано лишь, что с 24 мая по 7 ноября 1918 г. С. И. Аралов лично получал распоряжения Ленина или непосредственно докладывал председателю Совнаркома 10 раз (24 мая, 1 и 3 июня, 2 июля, 3 июля, 16 августа, не позднее 17 августа, не позднее 19 августа, 22 августа, 7 ноября), один раз (8 июня) – получил распоряжения Ленина в составе делегации руководителей военного ведомства^[214]. Аралов в воспоминаниях писал, что Ленин, как правило, звонил по утрам и требовал сообщить обстановку на фронтах и нередко (? – С. В.) вызывал с докладом; по его словам, доклад делался «около карты. Ильич требовал совершенно откровенного и объективного освещения обстановки на фронтах, подробного объяснения причин неудач и поражений. И тут же давал советы, прямые директивы и приказы, за точным исполнением которых он неослабно следил»^[215].

Выход из подчинения Н. И. Муралову не помешал Опероду (в лице Г. И. Теодори) руководить, по просьбе самого московского окружного военкома, проведением всех маневров, тактических занятий, военного обучения и артиллерийских стрельб в МВО и рабочих полков. Составленные по просьбе Н. И. Муралова программы для рядовых красноармейцев, учебных команд, команд разведчиков, метателей ручных гранат и т. п. направили в военные формирования Московского и др. военных округов в количестве 10–12 тысяч^[216].

Одновременно с организацией боевых действий на Восточном фронте Г. И. Теодори настоял на проведении под контролем Оперода (непосредственно – начальника Отделения военного контроля большевика М. Г. Тракмана^[217]) регистрации генштабистов, состоявшейся 5 сентября 1918 г. Г. И. Теодори подробно описал процесс принятия решения: «Приехав по приглашению в Оперод и рассмотрев диаграмму утечки [лиц] Генерального штаба из [Советской] Республики на Украину, [в] Сибирь и Кубань, т. Склянский утвердил доклад»^[218]. Естественно, «старые кадры» Генштаба (прежде всего, начальник Всероссийского главного штаба генерал А. А. Свечин^[219], сумевший разубедить в необходимости регистрации генштабистов даже хитрого Эфраима Склянского) возненавидели за это Теодори. Регистрация остановила незаметную в чрезвычайных условиях «Республики в кольце фронтов», но огромную утечку генштабистов в ряды Белых^[220]. Со Свечиным как одним из лидеров «старого Генштаба» у Теодори шла настоящая война. О своей гражданской позиции генерал, ничуть не стесняясь, написал в «Автобиографии» 1935 года (!): до марта 1918 г. был «враждебно настроен к Октябрьской революции». В марте он был на совещании в Смольном, после которого и поступил на советскую службу. Когда Свечин занимал должности в Смоленском районе Завесы, он вступил в конфликт с местными коммунистами. Последние, по заявлению генерала, «не выполняли приказов центра, которые я послушно проводил в жизнь. Напряженность этих отношений заставила меня согласиться на предложение Троцкого – принять должность начальника Всероссийского главного штаба. Эта должность занималась мной с марта по ноябрь 1918 г. Я держался по всем вопросам диаметрально противоположного мнения по сравнению с главнокомандующим Вацетисом. Троцкий всегда поддерживал последнего. Это обстоятельство и убедило меня в безнадежности моей работы и вынудило просить меня заменить другим, более пригодным и покладистым человеком»^[221].

2 сентября 1918 г. один высший коллегиальный орган военного руководства (Высший военный совет), параллельно которому работали коллегия Наркомвоена и Оперод, сменил мощнейший Революционный военный совет Республики из партийных работников, который сразу принялся налаживать свой рабочий аппарат и ставить под свой контроль все центральные военные органы. После образования РВСР и Аралов с Теодори подтвердили, что отдел представляет собой рабочий орган РВСР, передающий его задания для формирования и снабжения Всероглавштабу и Главному начальнику снабжений^[222].

После образования РВСР С. И. Аралов и Г. И. Теодори в специальном послании новому высшему органу военного руководства, на всякий случай, выдвинули весьма сомнительный тезис: Оперод представляет собой рабочий орган РВСР, передающий его задания для формирования и снабжения Всероглавштабу и главному начальнику снабжений. Оперод характеризовался в документе как орган: наблюдающий за деятельностью Всероглавштаба, передающий распоряжения ВРС (так в тексте назван РВСР. – С. В.) и следящий за оперативным выполнением заданий; принимающий «меры для устранения всяких трений, вызванных политическим моментом» в работе Всероглавштаба, и ускоряющий его работу; обеспечивающий работу военного управления в случае отказа Всероглавштаба от решения какого-либо вопроса. ВГШ обязывался сообщать Аралову обо всех полученных помимо Оперода заданиях и отвечать на все запросы Оперода^[223]. Появление послания не случайно: в начале сентября 1918 г. над Оперативным отделом Наркомвоена, в частности над ОВК, нависла угроза слияния со Всероссийским главным штабом под эгидой последнего. 11 сентября Теодори заявил высоко ценившему его главкому И. И. Вацетису: «Я прошу категорически не соглашаться на влитие Оперотдела во Всероссийский главный штаб, ибо это равносильно уничтожению инициативной группы работников, которая растворится в массе саботантов (так в тексте, правильно – «саботажников». – С. В.), а потом нас постепенно рассеют или заарестуют… Особенно остро в случае передачи Оперотдела во Всероссийский главный штаб станет вопрос с разведывательным, военным контролем, оперативным и учетным отделениями… Если же все интриги и старания отдельных групп увенчаются успехом, то, безусловно, работать во Всероссийском главном штабе мы не будем, дабы не нести нравственную ответственность за тот характер работы, который там идет и будет идти. Предпочитаем тогда уйти в сторону от работы, ибо тогда фактически выяснится, насколько необходима была продуктивная работа отдела, та энергия и способность к творчеству и созидательному труду, которая за эти 2–3 месяца могла уже перейти к исполнению элементарных военных требований»^[224]. Более того, 21 сентября Свечин обратился к Склянскому с жалобой (копию направил однокурснику Теодори начальнику штаба Восточного фронта штабс-капитану Парфению Матвеевичу Майгуру^[225]) на Семена Аралова. 18 сентября телеграммой Аралова генштабист Павел Алексеевич Мей назначался начальником штаба Воронежской дивизии. Свечин заявил протест: дескать, назначение состоялось без его «ведома и согласия». Аралов повторил свой приказ о назначении. Свечин апеллировал к Склянскому, «испросив» согласия на отмену повторного приказания Аралова «и наложения взыскания на виновных», предположив: «главная ответственность падает на начальника штаба Оперативного отдела Наркомвоена Теодори». 22 сентября, получив копию обращения Свечина и приказание Склянского «т. Аралову представить объяснения»^[226], дипломатичный Семен Иванович чуть ли не единственный раз в жизни позволил себе сорваться. Без всякого вступления: «Народному комиссару по военным делам т. Склянскому. 1) Назначение в советские учреждения всегда проходили лишь через Оперод Наркомвоена; 2) Ко мне, как к заведывающему Оперотделом, обращаются с просьбами дать ответственных работников. Генштаба [П.А.] Мей со службы ушел в июле месяце, на учете не состоял и был освобожден, как по ошибке арестованный, моим ходатайством и после этого по просьбе губвоенком[а] Голенко (тоже ответственного политического работника) был назначен в его распоряжение для назначения на должность на[чальника] шта[ба] див[изии]; 3) Я являюсь ответственным политическим работником, отвечаю за весь ход работ, не являюсь куклой в чьих-либо руках, а потому указания гражданина Свечина на виновность Генштаба Теодори считаю бестактными и недопустимыми: подпись под телеграммой была моя – Аралова. О назначениях лиц, находящихся в моем ведении или освобожденных под мое поручительство, дам Вам объяснения лично»^[227].

Вероятно, с появлением Реввоенсовета Республики связано назначение 12 сентября Араловым «Особой (Специальной) комиссии по расследованию не только отчетности, но и всей постановки дела» в составе председателя В. И. Гайлита (бухгалтер Контрольной комиссии), Л. Г. Рейтера, А. Н. Виноградова (консультант Учетного отделения), Рахманинова и большевика Варп из ОВК^[228]. Усилилась и отправка сотрудников Оперода на фронт – 22 сентября Аралов назначил на следующий день комиссию в составе И. Д. Моденова (председатель), В. П. Павулана, А. Г. Васильева и Е. В. Гиршфельда «для выяснения вопроса об оставлении [на] занимаемых должностях сотрудников отдела, подлежащих зачислению в Красную армию по мобилизациям»^[229].

Однако концентрацию однокурсников Теодори решили разбавить – во избежание осложнений – сами генштабисты. 16 октября консультант Оперода «генштабист 1917 года» Н. И. Камкин был, как доложил Троцкому Теодори, «по собственному желанию» откомандирован к месту прежней службы: в штаб Московской дивизии^[230]. Вероятно, выпуск 1917 г. таким образом расставил ряд своих кадров на ключевые посты в армии. Это позволяло решить сразу две задачи. С одной стороны, как того и желал Теодори, ставился в «исключительное положение» выпуск 1918 г.; с другой – усыплялась бдительность высшего военно-политического руководства, не желавшего складывания в центральном аппарате Наркомвоена военспецовской группировки.

Положение Теодори в принципе не изменилось и 2 октября, когда на заседании Реввоенсовета Республики в составе главнокомандующего, трех членов Совета (И. Н. Смирнова^[231], С. И. Аралова и К. Х. Данишевского), двух генштабистов (Г. И. Теодори и И. Д. Чинтулова) и политкомиссара (М. Г. Тракмана) Оперативного отдела Наркомвоена было принято решение о непосредственном подчинении Оперода со всеми отделениями Реввоенсовету Республики и переименовании отдела в Управление делами (УД) РВСР. В УД РВСР должна была сосредоточиться вся разведка и контрразведка, для чего туда передавались материалы бывшего Высшего военного совета, а также Оперативного и Военно-статистического отделов ВГШ^[232]. Управляющим делами должен был стать член РВСР, бывший зав. Оперода С. И. Аралов, его заместителем – бывший зам. зав. Оперода большевик В. П. Павулан; начальником штаба УД РВСР – генштабист Г. И. Теодори. РВСР предписал бывшему Опероду внести изменения в свои штаты^[233].

7 октября 1918 г. Семен Аралов, предчувствуя скорую победу над Всероссийским главным штабом, направил Льву Троцкому штаты Оперативного управления ВГШ, указав в препроводительной, что в нем служит 28 чинов Генерального штаба, а в его Опероде всего 12. Аралов просил вернуть ему двух генштабистов, направленных в командировку, поясняя, что каждому из них «поручена ответственная и сложная работа и отсутствие кого-нибудь вызывает нарушение стройности работы всего Оперода», а в связи с переформированием отдела в Управление делами РВСР «потребуется большая ответственность работы, особенно по разведке и контрразведке». Аралов не преминул напомнить при этом: «налаживание служебного аппарата и деятельности Оперода создавалось с большим трудом в течение четырех месяцев»^[234].

Постановление РВСР от 2 октября вызвало большую путаницу. 18 октября ВГШ перевел на его основании Реввоенсовету Республики кредиты на свою военную контрразведку 522 724 руб. и обязался перевести еще 2 371 302 руб. «по утверждении сметы и кассового расходного расписания на второе полугодие 1918 года». Финансовый отдел РВСР (ФИНО), явно не ожидавший прихода денег, 13 ноября запросил ВГШ, «по чьему распоряжению переводится упомянутый кредит Реввоенсовету Республики и на какой предмет»^[235]