Читать книгу «Залечь на дно в Тагиле, или В глаза смотреть!» онлайн полностью📖 — Сергея Семипядного — MyBook.
image

Бежать, пристроить, умереть

Дан ожидал, что старик хотя бы сегодня спросит, как тут они без него, однако этого не случилось. Георгий Павлович вообще был словно бы не в себе. Выскочил из «Нивы», побежал – ну, почти побежал – к дому, потом вернулся и закружил у автомобиля, осматривая его и попинывая колёса. Дана он, вроде как, и не заметил. Сначала, по крайней мере. Увидел лишь тогда, когда снова направился к калитке, теперь уже не так быстро и, как бы, неохотно.

– Ты, Даня, надеюсь… – Старик остановился около Дана. – Ну, не против, надеюсь, если вдвоём твоим телефоном попользуемся?

– Не против, – ответил Дан, подобной просьбы не ожидавший.

– Хочешь спросить, куда мой телефон подевался?

– Нет, – удивлённо сказал Дан.

Георгий Павлович кивнул.

– Правильно, даже и не спрашивай, почему я его выбросил.

Дан опешил. Он был шокирован. До такой степени ошеломлён, что произнёс подряд, выдал на едином выдохе столько слов, сколько обычно и за целый день не произносил.

– Выбросили мобильный телефон? Хороший и дорогой смартфон, который шесть на сто двадцать восемь гиков? – Дан бросил взгляд на старика и окончательно убедился, что тот непривычно взволнован.

– Да. Как только ушёл от погони, так сразу и выкинул, – ответил Георгий Павлович.

От погонь обычно в кино уходят. Ну, ещё ролики в интернете попадаются. Дан внимательно посмотрел на старика и представил, как тот, яростно выкручивая руль то в одну сторону, то в другую, пытается сбросить с капота вцепившегося в дворники гибэдэдэшника, глаза в ужасе выпучившего.

– Будете избавляться? – спросил Дан и кивнул на автомобиль.

– Что? – не понял Георгий Павлович.

– Избавитесь от машины?

– Это же Ладный! – почти вскричал Георгий Павлович, устремив на собеседника удивлённый взгляд. – Ах да, ты, наверно, хочешь узнать, от кого именно я драпал. Так?

Дан подумал, что если он будет излишне информирован, то может превратиться в опасного свидетеля. А опасных свидетелей, как известно, зачищают обычно. И Дан промолчал. Хотя, конечно, следовало недвусмысленно заявить старику, что знать детали, которые, естественно, могут быть очень интересны, он не желает.

Однако Георгий Павлович продолжил откровенничать.

– Этот человек, – чуть понизив голос, сообщил он, – и золотишко мыл, как мне сказали, и зэков охранял, и отловом безнадзорных животных занимался. И это я тебе только некоторые его мирные профессии перечисляю. А вообще он и в частных армиях зарубежных отметился, и в работниках кладбища побывал.

– И его взяли в полицию? – удивился Дан.

– Про полицию не знаю. Его взяли в цирк. Этот человек… – Георгий Павлович тяжело вздохнул и опустил голову. – Это чудовище, ты бы его видел, будет дрессировать Карлоса и вгонит в гроб. Хотя какой гроб? Просто кремируют.

Дан стоял перед стариком, и в голове его роились мысли. Все – с вопросительными знаками на конце.

– Бежать, – снова вздохнул Георгий Павлович. – Придётся бежать. Должен успеть пристроить приятеля. Обязан.

Старик повернулся и, сутулясь против обыкновения, ушёл в дом. Дан проводил его взглядом, а потом ещё много секунд стоял молча и думал невесёлые мысли, которые почему-то складывались сплошь из бабушкиных слов и выражений про то, что старость не радость, что придёт черёд и все там будем.

Ясное понимание того, что слово «бежать» из уст Георгия Павловича означает скорый отъезд старика и Карлоса из деревни, пришло к Дану уже на чердаке. Да, бежать – это значит уехать в недоступное для преследователей место. И не только для преследователей, вероятно. Спросит Георгий Павлович у него, у Дана, способен ли он выдержать в случае необходимости жестокие пытки, как молодогвардейцы или пионеры-герои войны с фашистами, а Дан и растеряется, не сумеет сказать твёрдо и однозначно, что выдержит. И простятся они с Карлосом навсегда.

Дан смахнул слёзы и подумал, что это не так уж и стыдно – плакать, когда рушатся мечты. Конечно, если никто не видит.

Впрочем, если бы кто-то и увидел его плачущим, то никогда бы не подумал, что льёт слёзы Дан по причине столь значительной. Такое уж впечатление он производит.

Да и кто способен хотя бы вообразить, что у такого, как он, может быть мечта. У мальчика, для которого всего лишь заговорить с человеком, пусть даже и знакомым, – проблема, и проблема немалая. А потому что это вот всё, с чем подобный индивид сталкивается практически ежедневно, в рабочем, так сказать, порядке, и МЕЧТА – вещи несопоставимые.

А мечта всё-таки имеется. Имелась, точнее сказать. Такая, конечно, совершенно неосуществимая, заоблачная, как ещё её называют, то есть – самая настоящая.

***

Бежал Георгий Павлович уже из машины с надписями «Скорая медицинская помощь» и «Автомобили, спасающие ЖИЗНЬ». Как только задвинули внутрь носилки, на которых его несли, Георгий Павлович быстро поднялся и выскочил через боковую дверь наружу. Ошарашенная фельдшер лишь слабо вскрикнула, отшатнувшись от метнувшегося мимо неё больного. Однако почти тотчас закричал что-то стоявший на крыльце Киселёв и заблажил, развернувшись на сто восемьдесят градусов, Недоеденный. Этот был на пути к своему автомобилю.

Но Георгия Павловича было уже не остановить. Хотя догнать на своём джипе Недоеденный мог бы. Если бы повезло. Или если беглец был бы менее удачлив.

А ещё его могли взять прямо там, откуда он и бежал. Около здания цирка бывшего циркача могли бы изловить, потому как он счёл необходимым вернуться и, подкараулив, лично поговорить кое с кем из бывших сослуживцев о постигшей коллектив участи. Затем, с соблюдением всех возможных мер конспирации, навестил Георгий Павлович и Галину Николаевну, продолжавшую, как выяснилось, держать руку на пульсе переживающего нелёгкие времена цирка.

Итог – неожиданный, однако, если подумать, закономерный.

А коробка со старыми записными книжками отыскалась довольно скоро. Помнится, хотел выбросить их, собираясь в предпоследний, как полагал тогда, путь, из столицы – сюда, в подмосковную деревню. Планировал взять с собой самый минимум вещей, только то, без чего уж никак. И много чего в те дни повыкидывал, отрывая порой едва ли не от сердца.

С записнушками не вышло. Открыл которую-то из них, полистал и наткнулся на полузабытые имена и почти совершенно выветрившиеся из памяти номера телефонов. Не поднялась, в общем, рука.

А сегодня от всей этой макулатуры весом в несколько килограммов он, возможно, избавится, и избавится навсегда. Отыскать бы только нужный адресочек. Он твёрдо помнит, что клочок конверта с обратным адресом он сунул за обложку записной книжки. Обижен был на сына, писать ему больше не собирался, даже письмо, и не дочитав, кажется, швырнул в мусорное ведро. Однако, чуть поостыв, отщипнул от оставшегося на столе конверта клочочек с обратным адресом, решив зачем-то сохранить его.

Содержимое коробки Георгий Павлович вывалил на пол. Чёрт! А ведь тут, кроме записнушек, тетрадки пропылённые, какие-то письма, перехваченные резинками, визитки с тиснением и без. И это всё не выбросил, выходит, в прошлый раз.

Георгий Павлович поспешно опустился на колени и схватил… одну из тетрадок.

– Стоп! – тотчас одёрнул себя и отшвырнул тетрадь. – Не время, старикашка сентиментальный! – И принялся перебирать записные книжки, надеясь вспомнить, которая из них та самая, что в данный момент и необходима.

Подошёл Карлос и ткнулся мордой ему в спину.

– Карлос, я всё объясню. Дай время! – не без раздражения проговорил Георгий Павлович и принялся листать одну из записных книжек.

Карлос вновь толкнул его, уже с некоторым даже раздражением. Георгий Павлович тяжело выдохнул и, резко развернувшись, уселся лицом к Карлосу. Дело в том, что услышать любое из мысленных заявлений Карлоса он способен был, лишь поймав взгляд ослика. Зная это, Карлос открыто и прямо смотрел старику в глаза только тогда, когда желал быть услышанным в полной мере. Если же был заинтересован в сокрытии чего-либо: мыслей, поступков (проступков), задумок и замыслов – да всего сугубо личного, то отворачивал голову в сторону.

– Что с тобой, амиго? Случилось что-то? – Карлос ощупал «амиго» придирчивым взглядом.

– Прошлая жизнь. Да, немного разволновался. – Георгий Павлович кивнул на вываленное на пол содержимое коробки.

– Прошлая – это прошедшая, – прозвучало в ответ не без усмешки. – Но чего-то от неё надо, похоже? Ты же не в себе, Палыч.

– Не позволю тебя угробить! Никаких больше левад, курбетов и пируэтов! – выкрикнул Георгий Павлович и, схватив первую подвернувшуюся под руку записную книжку, принялся её листать. – Иди! Всё потом. Давай попозже.

Карлос сердито топнул ногой. Георгий Павлович, досадливо поморщившись, поднял голову.

– Выкладывай, Палыч! – потребовал Карлос.

– Забрать тебя хотят. И – в шапито. А в шапито сунут – долго не протянешь.

– Если бы он не помогал… Ткнёт и сразу же – вопрос.

– О чём ты? – не понял Георгий Павлович.

– Симулянт я немножко. Слегка преувеличивал болезненные ощущения при медосмотре. Нажмёт на позвоночник и спрашивает: «Больно?» Я и постанывал в ответ. – Карлос вздохнул и отвернул голову в сторону.

Георгий Павлович в недоумении.

– Зачем? Да ты сюда смотри!

Карлос, округлив глаза, вперился взглядом в лицо собеседника.

– С тобой хотел поехать, камрад. Не понятно? Уж больно ты сладко пел про преимущества фермерской жизни.

– Я себя успокаивал, – дёрнул щекой Георгий Павлович.

– Ты обманул меня, амиго. – Карлос опустил взгляд и не без раздражения отшвырнул лежащую у его передних ног тетрадь.

Георгий Павлович помотал головой.

– Не-не, всё правильно! Снимки же имеются!

– Что-то не очень-то ты их учитывал, когда мешки с опятами на меня грузил, – укорил Карлос.

– Да я, помнишь же, извинился, – виновато произнёс старик и попытался заглянуть Карлосу в лицо.

Однако уже поздно – Карлос поворачивается и направляется к выходу из комнаты. Георгий Павлович поспешно поднялся на ноги, словно намерен был догнать Карлоса и продолжить разговор, однако зацепился взглядом за ярко-красное пятно одной из записных книжек. А ведь, вроде как, в неё он и сунул в тот раз обрывок конверта с адресом. Георгий Павлович поднял эту в высшей степени приметную записную книжку и обнаружил-таки за её обложкой заветный бумажный клочок.

И состоялся разговор с Карлосом.

Сначала это был скорее монолог. Георгий Павлович довольно подробно поведал о событиях прошедших суток, начав со звонка Киселёва. Этот неожиданный выход на связь директора цирка сразу показался ему если и не тревожным, то, во всяком случае, мутноватым и не сулившим особенной радости. Ну а уж последовавшее – ни в какие ворота, беспредел натуральный.

Карлос на рассказ Георгия Павловича отреагировал на удивление спокойно, а когда речь зашла о бегстве, то и вообще поскучнел.

– В чём дело, Карлос? Ты, как будто, и не рад, – не сдержал усмешки Георгий Павлович.

– Нас же всё равно найдут, Палыч. Это ты можешь затеряться среди себе подобных, а я… Много, сам посуди, таких, как я, в краях сих неуютных?

Хмыкнув в заключение, Карлос отвернул голову в сторону и теперь стоял, небрежно помахивая хвостом.

– Карлос, костьми лягу – тебя пристрою!

Карлос бросил взгляд на Георгия Павловича.

– Ну конечно, сначала пристроишь, а ляжешь потом.

– Да, именно в такой последовательности. А этот тип, ну, дрессировщик новоиспечённый, кем только не работал, я тебе скажу. Он и зэков пас, и безнадзорных собак и кошек, душегуб, отлавливал – резюме, говорят, на трёх страницах. Порассказали мне про него.