Шут

В детстве я разговаривал с ягодами.

– Привет ягодка, как переночевала? Я тоже спал хорошо и видел сны, ты, наверное, видишь красные сны, а я – больше фиолетовые, хотя, иногда приходят и красные, они самые сладкие, но порой бывают противными, когда сахара чересчур много. Но красные никогда не бывают страшными, а фиолетовые интересные, но иногда аж вздрагиваешь – настолько жутко и достоверно. Ты не боишься? Я рад. А чего бы ты хотела от жизни: быть съеденной; сгнить никому не нужной; быть растоптанной чьим-то башмаком (копытом) или иссохнуть от жары? Ты не определилась. Тебе всё равно. Это травянистая позиция: что выросло, то выросло. Траве это без разницы: где и как расти. А потом приходит садовник и всё что выше нужного уровня – вжить и нету. Но ты же ягодка, тебе нужна цель! Хочешь, я обниму тебя своими губами и волью в себя? Ты ещё недостаточно созрела для этого? Ладно, подожду.

А потом я перестал слышать ответы ягод. Я стал важным и посчитал ягоды глупыми, а себя соответственно наоборот – шибко разумным. Гордыня слопала меня. На самом деле это ягоды перестали со мной разговаривать – зачем общаться с бумажными цветами? Бумажным цветком стал я. Много позже, выпарив из своего тела не один пуд соли, я перестал недооценивать ягоды и снова между нами завелись шебутные червячки диалогов.

Как я стал шутом? Вы не задали этого вопроса? А мне всё равно, рассказ уже впивается мне в зубы с их внутренней стороны, и я выпускаю его на волю.

Давным-давно, когда я ещё верил в случайность или случайность верила в меня, что абсолютно одно и то же, если вдуматься в эту глупость, хотя зачем вдумываться в глупость – мы все ищем залежи мудрости? Так вот, очень много лет назад я нашёл пару страниц из книги, название которой, как и её автора, невозможно было определить (в нашем королевстве так часто бывает, хорошо ещё, что у королевы сохранилась неплохая библиотека, а у других – труба, даже лупоглазики жалуются на недостаток книг). У меня уже тогда с памятью было все в порядке, и я запомнил эти листки до последнего знака препинания. Привожу текст полностью и дословно (ни единой запятой не изменил – пунктуация и орфография автора сохранены).

Два одинаково не запоминающихся существа влетели в комнату артиста.

– Здравствуй, мы хотим предложить тебе роль, – сразу перешло к делу одно из них.

– Привет, несуществующие, вы предлагаете мне роль? – артист попытался изобразить удивление, но это плохо у него получилось. – А вы видите меня сейчас?

– Да, мы получаем трехмерную картинку.

– В цвете, надеюсь?

– Разумеется.

– Ну, тогда вы должны видеть, что я выгляжу, мягко говоря, никак, – артист сказал слово "никак" с непонятной интонацией.

– Нет, мы этого не видим.

– Да что вы говорите? – артист вскочил с постели, в которой кроме него находились две девушки (судя по всему несовершеннолетние), и выбежал из спальни.

Существа неслышно вылетели за ним.

– Теперь можно поговорить по душам… – артист сделал паузу непонятно зачем. – Прилетели, понимаешь, тратите чёрт знает сколько денег на поддержание двухсторонней связи в режиме реального времени, и ни хрена не замечаете! Да, посмотрите на моё лицо, где мимика, где выразительность, где игра чувств? Это не вопрос, можете не напрягать своих электронных болванов. Точнее это был риторический вопрос… Эмоций – нет! это лицо ни на что не способно! – артист оттянул свои щеки и стал их мять, потом ударил правой ладонью себе по лбу. – Я не умею шевелить ушами, брови почти не двигаются… А голос? Послушайте: "А-а-а-а!" – он попытался напеть что-то и сфальшивил. – Слышите? Слуха нет. У меня нет слуха! У меня, раньше различавшего малейший дефект в звучании камертонов, напрочь отсутствует слух! Да лучше бы мне член отпилили тупой ножовкой! Далее… ещё раз слушайте: "А-а-а-а!" – он опять что-то изобразил. – Когда-то я мог вытянуть диапазон в три октавы, а сейчас? Скрип несмазанной двери, а не голос! Где былой диапазон?! Этот мерзкий голосишка выпиливает лобзиком по моему сердцу иероглиф под названием «Боль»! Стоит ли говорить, что я не могу танцевать? Ходить по канату я тоже не могу, простейшие движения мне не доступны, – он ударил себя по животу. – Здесь был пресс с кубиками! А сейчас я – лысый толстяк неспособный десять раз подтянуться на перекладине! Но вы не знаете, наверное, самого страшного? Сейчас я вам это скажу. Я не могу даже над собой посмеяться! Видите улыбку? – артист попытался улыбнуться, получилось у него это очень плохо. – А смех? Ха-ха-ха, – вам видно это во всех подробностях?

– Вы великий артист, – сказало одно из существ.

– Что? А, ну да. Я не буду кокетничать и отрицать то, что я великий артист. Но, вы забыли сказать в своем предложении один маленький глагол: "Был". Я был великим артистом.

– Если вы выполните то, что мы вам предложим, тогда вы попадете в другой мир.

– В мир с прыжками?

– Нет.

– А мне не нужен новый мир без прыжков, – существа не услышали обреченности в голосе (а она там была). – Мне хватает и этого…

– Мы сможем переправить вас в мир, в котором хотя и нет прыжков, зато есть возможность попасть в мир с прыжками… – вступило в разговор второе существо.

– С этого и надо было начинать, а то ломали тут понимаешь дешёвую комедию… Что я должен сделать?

– Сыграть шута.

– Что?!!

– Сыграть шута.

– Вот с такими данными?!

– Да.

– Нет, несуществующие здесь, вы просто чудо как разумны, это же надо до такого додуматься… я восхищаюсь вами! – артист налил себе коллекционный коньяк и, наплевав на ритуал принятия в себя этого благородного напитка, выпил его залпом.

– Я сыграю шута, да, я сыграю шута! – повторил он, смакую слова. – Даже если мне придется умереть от рук жестокого тирана, лишенного чувства юмора, я все равно сыграю шута так, как его не могут визуализировать настоящие шуты!

– Вы будете служить не у короля, а у принца, который при удачном раскладе станет султаном на Веронии, но он действительно может лишить вас жизни за одно неверное слово.

– Но если я удачно выступлю, вы меня отправите в мир, из которого можно попасть в другой, уже с прыжками?

– Да.

– Я согласен.

– Никакого гонорара сверх оговоренных условий.

– Мне не нужны подачки.

Существа пару секунд помедлили, а потом открыли для артиста окно перехода. Он шагнул в мир, где он должен будет играть роль шута, смешащего всех вокруг под ежеминутной угрозой плахи и топора.

Магистр

Ну что за люди в наше время? Сопляки… где демиурги, где герои, где просто добросовестные работяги? О подвигах даже говорить не хочется… украсть, стырить, провернуть дельце ещё могут, но так чтобы вырвать сердце из груди и осветить тьму, чтобы вывести соплеменников из лабиринта… нет, что вы… о чём сейчас говорят обыватели? Кто и где будет отдыхать… курорт Золотые пески – предел мечтаний. Ну, ещё дом, белый дом, с зелёной лужайкой и качелями, два этажа, фикусы на окне… мещане! На юге нацисты коловороты поднимают голову. Кто будет с ними воевать? Вот эти белые воротнички, которые не могут представить, что такое битва в грязи после дождя, кровавый понос во время осады и протухшее мясо на обед (ибо кто-то наварился на поставках армии и отправил туда залежалый товар). Война неизбежна! А воевать почти некому… ладно ещё я загодя приготовил мои легионы смерти… Ещё один насущный вопрос: кто будет модернизировать промышленность, если смены по 5-6 часов люди считают чуть ли не рабством… отпуск в 40 дней, плюс «мамины и папины» дни… и как в такой тепличной обстановке поднимать экономику, как обеспечить рост валового продукта выше, чем у соседних государств? Да у нас 99 процентов людей и знать не знают, что такое ВВП… И ведь я кропотливо уже более двух сотен лет ращу правильных людей с помощью правильных учебников в школах и правильных школьных и вузовских учебных программ, а вырастает всякая сволочь! Вот так сажаешь в землю цветок, а рядом с ним из почвы лезут сорняки, их нужно выпалывать, да и цветочки иной раз надо подрезать, а то лезут во все стороны, куда не надо…

Сколько раз я смотрел в умные, преданные глаза своих помощников, терпеливо объяснял им задачу, потом спрашивал: «Поняли?» Мне кивали и заверяли, что исполнят всё и в срок… и что же? Задержки, брак, преступления и ещё хуже – ошибки… причём ошибки раз из раза повторяющиеся. Кнут и пряник применял – толку ноль. Только смерть исполнителя может избавить от его ошибок… но проблема в том, что на место устранённого винтика в механизм нужно завернуть новый винтик. Иначе государственная машина начнёт рассыпаться… А где взять столько безупречных винтиков? Многие идут во власть, чтобы решить свои меркантильные интересы, кое-кто думает, что обогатится или станет влиятельным и можно будет раздувать щёки и оттопыривать губу перед соседями и однокашниками, и уж конечно власть даёт бонусные проценты в сексуальной привлекательности. Иногда во власть идут идеалисты, которые хотят изменить мир к лучшему. Да много какого сброда рвётся до штурвала, но итог один – редкий сородич избежит искушения коррупции, плюс начинается клановость: своим – всё, остальным – закон. А любая служба по борьбе со злоупотреблениями сама начинает злоупотреблять и так до бесконечности…

Я закрыл глаза. У меня нет друзей, я один, совсем один. А если я уйду – всё в государственном аппарате развалится, а саму страну раздербанят на мелкие лоскутки, на окраинах уже набирают силы сепаратисты. Да карательные экспедиции пока эффективны, но насколько этих паллиативных мер хватит? Зачем кормить столицу? Известный лозунг. И неискоренимая вера в королеву. Вот она проснётся, и тогда эти бесхребетные людишки заживут… наивные глупцы. Только при мне вы живёте! А без меня будете бедствовать и выживать. Но простолюдины не способны заглянуть даже в завтрашний день, а о послезавтра они могут только мечтать… белый домик, зелёная лужайка, отдых на Золотых песках… схема отработана и всё идёт по плану.

Боцман

Уже на просторах Анихеи я отчётливо понял, что фрукты у наших южных соседей нажористее, а вот дома почти как у нас – тоже в основном серые, только украшены ярче и богаче. Но зелёные холмы – тут уж режьте меня семеро – зеленее у нас и девки краше! Эльза не даст соврать.

На пороге необъятного дома, крытого красной черепицей (а значит, она была сварганена ещё до утраты секрета прочных красок) нас ждала бабища необъятных размеров, а именно – Клара Ивановна Чегеварова собственной персоной.

– Здравствуй, доча, здравствуй, любимый зятек, а исхудал-то как! – всплеск руками, на которых нет ни складки жира, а есть лишь внушительные мышцы. – Эта шалопутная девка, наверное, тебя плохо кормит, Эльза, так нельзя! – два всплеска руками, ну а дальше понеслась старая песня о вечном…

Тёща думает, что если она к моему приезду напекла блины (со сметаной, с вареньем, с фаршем и с икрой – с настоящей чёрной и красной икрой, добытой браконьерами прямо сегодня и сегодня же скушанной, а не с той икрой, что разные шаромыжники продают в своих лабазах и дерут за неё втридорога), сделала: пирожки с мясом, с картошкой, с мясом и картошкой, с луком и яйцами, с рыбой разных сортов, с грибами; приготовила: пельмени (с мясом и отдельно с капустой), артишоки, кабачки, салаты (всех их и не упомнишь, но очень вкусные), стейк с кровью, манты, тосты, бутерброды, торты (один большой и несколько малых), пудинг и ватрушки; достала: варенья, соленья, икру, вяленое мясо и сыр; порезала: свежие овощи, фрукты, зелень; извлекла: только что собранный с пасеки мед, шоколад; поставила на стол: чай (чёрный, зеленый, красный), кофе, какао, водку, наливку, коньяк, вино, пиво, портвейн, самогон чистый как слеза бездомного ребенка, джин, бальзам и что-то в глиняной бутылки (это я никогда не успеваю попробовать), то она этим всем показушным хлебосольством произведёт на меня впечатление. Шалишь! Меня таким обжорным рядом не удивить! И вот тут я безбожно вру. Путь к сердцу зятя лежит через желудок.

Через н-цать минут из верхнего окна дома тёщи раздался её зычный бас (никаких контральто, умники, это был бас – я сказал):

– Мой любимый боцман (это типа я) уходит завтра в море!..

– И никогда он больше не вернется в край родной… – это уже я подпевал.

– А всё-таки вернётся, он к тёще на блины! – получи Боцман не в рифму, а в глаз.