– В общем, зиганешь разок – и все. Кранты. Будешь висеть на турнике, пока не сдохнешь… Мы пару раз находили высохшие трупы на турниках. Умерли, а за перекладину продолжали держаться. Настоящие арийцы, ага!

– Тьфу на тебя, – сказал Кузьмич в сердцах. Отвернулся от скинхеда и начал есть.

4. «Неразменный патрон»

После завтрака отец повел ее знакомиться с диггерами. Многих он знал, многие знали его. Убер оказался командиром «красных скинов» и старым знакомым отца.

– Это кто? – спросил Убер, глядя на Наташку. Голубые глаза его улыбались. – Что за пацан?

– Сам ты пацан, – огрызнулась девочка. Ей самой не нравилась короткая стрижка, но что поделаешь. Скинхед засмеялся, поднял ладони.

– Ну-ну, не обижайся. Ты все равно красотка.

– Наталья. Дочь моя, – представил отец. – Единственная. Вот, смену себе готовлю. Сегодня первая «заброска». Обучу ее, потом дело передам свое. Караваны водить будет.

– А жена твоя где, Игорь? А сын?

Отец молчал. Убер понял и кивнул.

– Прости, брат. Светлая память.

– Да, – сказал отец. – Да.

Наташка увидела, как плечи его едва заметно дрогнули. После смерти мамы и брата отец стал тревожным. Что-то в нем изменилось. А раньше он был безоглядно смелый и даже наглый – вот как этот Убер.

– Ух! – скинхед помедлил. – Так ты не пацан, а пацанка? Уважаю. Не забудьте отлить на «герму». На удачу.

– Это уж как положено, – сказал отец. Скинхед улыбнулся.

– Слушай, друг Наташка, – сказал он. – А ты слышала историю про неразменный патрон?

– Убер! Ты чего там опять сочиняешь? – отец забеспокоился. «Тревожный», опять подумала Наташка и устыдилась. – Ей отдыхать надо, а не байки твои слушать.

– Я хочу послушать, – сказала Наташка твердо. – Это ведь выдумка?

– Истинная правда, – поклялся Убер. – Все мои истории – истинная правда. Так хотите послушать? Садитесь и слушайте. Итак, неразменный патрон…

Наташка с отцом сели. От разогретых карбидных ламп шло приятное тепло. Скинхед устроился поудобнее и заговорил:

– Это такой патрон «пятерка». Калибра 5.45 для калаша. Гильза зеленоватая, словно окислилась давным-давно. На пуле небольшая царапинка и остатки зеленой краски – словно трассирующий. В общем, если вам такой попадется – осторожней.

Неразменный патрон потому и называется неразменным, что – зарядишь его, выстрелишь, а через некоторое время он у тебя снова окажется в кармане.

– Ну, так отлично же! – сказал отец. – Я бы хотел…

– Вы не поняли, – сказал Убер. – Расплатиться им нельзя. То есть, можно – но один раз. Больше он к тебе не вернется. А вот если выстрелить – во врага, то он снова тут как тут… То есть, если убил кого-то… или тяжело ранил.

– Идеально для убийцы, – раздался голос. «Опять этот Кузьмич», – подумала Наташка. Вот ему неймется.

– Да нет. Понимаете, дело должно быть – правое. Иначе он перейдет к другому. И возможно, попадет в тебя, – Убер помолчал. – В общем, сложное дело, эти волшебные предметы. Столько условностей, блин.

– Убер! Ты опять заливаешь? – спросил Кузьмич.

Скинхед развел руками.

– Я рассказал, вы услышали. А верить мне или нет – это уже ваше дело.

5. «Кровавый винзавод»

Смена караула. Диггеры снова бросили жребий, кто идет часовым, охранять лагерь. Выпало Святославу, помощнику отца.

Наташка решилась и подошла к Уберу.

Скинхед поднял голову. Наташка удивилась, до чего он длинный, – вот так, когда лежит на земле, вытянувшись. Огромный просто.

– А! Чего тебе? – спросил Убер. Он широко зевнул.

– Меня зовут Наташа, – зачем-то сказала она. «Дура, дура».

– Я знаю, – мягко сказал Убер. Улыбнулся ей. – Привет, Наташа.

– А это правда…

– Что именно?

– Вот эти все истории, что ты рассказывал… Это правда?

Убер поднялся на ноги, посмотрел на нее сверху вниз. Улыбнулся.

– Седой говорит, что так все и было, – сказала Наташка. Немного приврала, но суть ответа была именно такой: Убер никогда не врет.

– Седой говорит? Знаешь, что я тебе скажу, дорогая моя Наталья Игоревна?

– Что?

– Никогда не верь скинхедам.

– А тебе?

Наташка думала, что сейчас Убер скажет «а мне можно», но он снова усмехнулся.

– А мне – тем более.

Наташка повернулась, немного обиженная, и вдруг оступилась. Она начала падать – «дура, дура», но тут ее подхватили. Она даже испугаться не успела.

Убер поставил ее на ноги. Наташка поразилась скорости его движений. Кажется, он только что был в паре метров, а тут уже ловит ее в падении.

– Цела? – сказал скинхед. – Все, иди. Спать пора.

* * *

Она ворочалась, ворочалась, но так и не смогла уснуть. Стоило прикрыть глаза, как она видела чудовищ, что окружают ее на поверхности. Некоторые были до неба, а другие маленькие, смешные и жуткие. Наташка открыла глаза, села.

Она сунула руку в карман куртки. Что-то холодное, металлическое было там. Она сжала пальцы и…

Наверное, она изменилась в лице. Отец подступил к ней, наклонился.

– Дочка, что? Что, дочка? – в его голосе звучала тревога.

Вместо ответа она вытянула руку из кармана. На ладони лежал патрон – 5.45. Зеленоватая гильза. Знакомая свежая царапина на пуле. Неразменный патрон. Отец вдруг изменился в лице, заморгал.

– Вот так да, – сказал отец. Выпрямился. – Откуда это у тебя?

– Не знаю, – сказала Наташка честно.

– Нашла?

Наташка покачала головой. Нет.

– Спрячь, – велел отец. – И никому не показывай. Или… – он помедлил. – Или выкинь.

Наташка помедлила. Посмотрела на патрон. Неужели он действительно волшебный?

Она размахнулась, чтобы швырнуть патрон в глубину тоннеля, в темноту… Помедлила и опустила руку. Положила патрон в карман.

Может, он действительно волшебный?

Она помедлила, повернулась и пошла обратно к огню. Часовой, молодой диггер, смотрел ей вслед.

* * *

После сна – обед. Убер опять оседлал любимого конька.

– Ладно, хотите еще одну историю – напоследок? Вот уж точно истинная правда. Это не со мной произошло, если что. Мне один друг рассказал, но верить ему можно. Про Кровавый Винзавод все слышали?

– Убер, ты достал, – сказал Кузьмич. – Мы и так идем наверх, что тебе неймется-то? А?! Дай спокойно поесть!

– А я хочу послушать, – сказала Наташка. Все обернулись, до того странно прозвучал этот высокий срывающийся голос на фоне грубых мужских.

– Вот! – обрадовался Убер. – Слово женщины – закон в мужском обществе. Слушайте. Это сказка, рассказанная холодной и одинокой ночью в октябре, – начал Убер.

– Ты же говорил, правда?! – возмутился Кузьмич. – А почему тогда сказка…

– Слушай, не мешай рассказывать, зануда! Каждая история требует своей формы. Это сказка, рассказанная холодной и одинокой ночью…

– Один мой друг, назовем его, скажем, Костя. Костя был старым опытным диггером, провел не один караван, это точно. Много караванов. И вот однажды дали ему задание… Один метрошный богатей захотел выпить старого вина – по-настоящему старого. Вроде все просто, сейчас любое вино может считаться старым, но… Если вы не знали – отличие хорошего вина от плохого: хорошее за двадцать лет станет еще лучше, а плохое превратится в уксус. Богатей пообещал огромные деньги за одну-единственную бутылку.

И решил Костя рискнуть. Отправиться в то место, где действительно можно выбрать вино. Винзавод…

– Винзавод? Так он же далеко от города? – сказал Кузьмич. – Какой дурак туда попрется?

– Вот ты торопыга, Кузьмич. Безумству храбрых, и так далее… Не хочешь – не слушай, а врать не мешай. Отправился Костя на тот Винзавод. Взял с собой еще одного диггера в напарники, старого и проверенного.

Долго ли, коротко ли. Шел он, шел, стер железные башмаки… три раза! И добрался Костя с напарником до этого Винзавода. Знаете, такое огромное красное кирпичное здание. Его, наверное, еще при царях построили. Лет двести-триста назад, если не пятьсот.

Шли диггеры по ночам, днем отсыпались. И дошли до этого красного Винзавода.

А там под этим зданием – огромный подвал для хранения вина. Спустился Костя с напарником вниз. А там темнота, огромные стеллажи и – со всех сторон ряды бутылок. Представьте, все эти долгие годы после Катастрофы они хранились в идеальной температуре. Это не просто хранилище, это специальный подвал, температура круглый год одна и та же, влажность, то се. Идеальное место для вина. Вот идет Костя, а за ним напарник.

И вот они идут по коридору между этих стеллажей, бутылок. И потом вдруг замечают, что… то ли звук, то ли шевеление в темноте… И стало им не по себе. А Костя – он ведь старый диггер, многое повидал. У него чутье. И начало ему вдруг казаться, что бутылки эти на него внимательно смотрят. И впереди – словно красноватый свет. И чем дальше – и фонарь уже не нужен, потому что свет все сильнее и ярче. Со всех сторон. А бутылки смотрят и смотрят на Костю.

И нет бы ему повернуть, но куда там… Гордость профессиональная заела. Такой путь проделать – и отступить в самом финале?! Еще чего! Самое дорогое вино – оно же в дальнем конце погреба всегда хранится.

И Костя дошел. Оглядывается – а все бутылки вокруг испускают красноватый свет. Такой зловещий и тревожный. И там в конце деревянный стеллаж с бутылками.

Самое ценное вино.

Костя взял одну, посмотрел на этикетку. Там вино – тысяча восемьсот пятидесятого что ли года. То есть, этой бутылке – почти двести лет!

И все бы хорошо, но вдруг – в бутылке что-то шевельнулось. Костя едва бутылку не выронил. Он стер пыль с бутылки, поднял фонарь и видит – внутри словно что-то есть.

– Костян! – окликнул его напарник. Посветил фонарем на стеллаж. И увидели диггеры, когда луч фонаря прошел сквозь стекло бутылок, что в каждой… в каждой!.. бутылке что-то есть. Темное, прилипшее изнутри к стеклу. И что-то вроде щупалец мелких.

И вдруг они все начали шевелиться, в каждой бутылке.

Напарник крикнул – отходим, Костян!

Костя не удержал бутылку. Она выскользнула из рук – и разбилась. В темной луже он вдруг увидел, что лежит – что-то вроде черного осьминога… или там кальмара… Только глаз у него – почти как у человека. И все они из бутылок смотрели на диггеров, пока они шли. И это существо вдруг дернуло щупальцами. Костя отскочил.

Костя наставил автомат, крикнул напарнику, что надо уходить.

А бутылки вокруг трясутся, словно от землетрясения. Красноватый свет дрожит и дергается.

Кальмар из лужицы вдруг зашевелился, подтянул под себя щупальца – и прыгнул на напарника Кости.

Тот как заорет – нечеловечески. Костя бросился на помощь, начал отрывать, стрелять. Пуля снесла мелкое чудовище – и разбила еще несколько бутылок. Оттуда тоже полезли еще мелкие чудовища. И прыгнули на напарника – он ближе был. Он упал. И все, не поднялся.

Хорошо, что Костя не стал стрелять очередями, – а то выбрались бы десятки и сотни этих чудовищ. То есть, в каждой бутылке в этом подвале были заключены твари. Может, и до Питера бы добрались… кто знает.

Костя пытался спасти напарника… бесполезно, того сожрали. Одна из тварей разорвала противогаз на Косте и ухватилась за его длинные волосы.

Костя развернулся, выдрался с мясом и побежал. Бесславно вернулся домой.

– То есть, заказ он не выполнил? – спросил Кузьмич.

– Да нет, история хорошо заканчивается. По пути обратно встретился Косте маленький магазинчик. А там вино. Бывает же совпадение. Костя опасался его брать, его аж трясло, но оказалось, вино не очень старое и ничего там в бутылке нет, кроме вина.

Вернулся Костя и принес бутылку нанимателю. Получил деньги – не те, на что рассчитывал, но нормальные. И стал жить дальше.

Но с тех пор Костя завязал. Перестал на поверхность ходить. Диггер, что хотя бы раз испугался, больше не будет диггером.

Если раз испугался – нужно вернуться обратно и перебить страх.

– И что, он вернулся туда?

– А вы знаете, вернулся. То есть, вон он год не ходил, два не ходил. А на третий – собрался и пошел. В одиночку. Пришел и сжег этот завод к чертовой матери. Загнал в него цистерну загустевшего бензина. Рвануло так, что из Питера было видно.

Костя вернулся обратно в метро. Только, говорят, обгорел сильно и поседел весь. До этого у него была длинная грива волос, а с тех пор он стригся очень коротко. Чтобы не повторилось. Волосы ведь свои фиг оборвешь, если надо.

В общем, конец истории.

– Вот до чего гордость доводит, – сказал кто-то из диггеров.

– Скорее жадность.

– Глупость, – сказал Кузьмич жестко. – Глупость и гордыня.

Наташка подумала, что он категоричный дурак, а диггер Костя – тоже дурак, но какой-то… романтичный, что ли.

* * *

Она пошла обратно, привалилась к теплой спине отца. Надо было поспать хоть немного перед «заброской». Она долго лежала, пока не начала задремывать…

Проснулась словно от удара. Патрон, который она, сама того не зная, сжимала в кармане, врезался в ладонь до боли. Наташка с трудом разжала пальцы.

Паника. Внизу живота все сжалось от тревоги. Наташка подняла голову, огляделась. Глаза со сна плохо фокусировались – тусклый свет карбидки плыл и изгибался, словно живой.

Наташка увидела, что в проеме тоннеля стоит человек. Сердце стукнулось, в горле пересохло. Она заставила себя отвести взгляд, медленно лечь на пол. Сердце колотилось, как бешеное. Что делать?! Перед ней, метрах в полутора, загораживая ее от взгляда человека в тоннеле, лежал Седой.

– Седой, – едва слышно, одними губами, позвала Наташка. Неужели он не услышит? А если громче, человек в тоннеле поймет, что его обнаружили, и начнет стрелять.

– Седой.

Седой открыл глаза и посмотрел на Наташку. Железные нервы, коротко позавидовала девочка. Глазами показала – опасность вон там, за тобой.

Седой прикрыл глаза «понял», локтем толкнул Убера. Скинхед дернулся, проснулся.

– Что? – недовольно заворочался.

– Там, – сказал Седой негромко.

Убер замер. В следующее мгновение он оказался на ногах, вскинул дробовик. Рядом тут же оказался седой скинхед, навел автомат.

– Тревога! – крикнул Седой громко. – В ружье!

Никогда еще Наташка не видела, как диггеры реагируют на угрозу, а тут увидела. Мгновение ока – и спящие, казалось, глубоким сном люди, помятые, расслабленные, пожилые, молодые, всякие, вдруг превратились в бойцов. Лагерь ощетинился оружием.

Отец тоже вскочил и начал целиться из старого «калаша». Наташка поднялась на ноги. Несколько долгих мгновений длилось ожидание. А потом из тоннеля ударила очередь. Наташка увидела вспышки, грохот ударил по ушам, словно молотком по железному листу…

Наташку толкнули в плечо, сбили с ног. Она покатилась по платформе.

Ударила очередь. Рядом с ее лицом пули выбивали куски из бетона. Взвизг. Искры.

В следующий момент ее сбили с ног и прикрыли телом. Тяжесть придавила ее к земле.

– Лежи, дурочка, – зло прошипел кто-то. Кузьмич, узнала Наташка. Теперь диггер не казался таким старым, наоборот, его лицо выглядело совсем мальчишеским. Она с силой его оттолкнула.

Кузьмич перекатился в сторону и протянул ей пистолет.

– Умеешь?

– Да.

Она кивнула. Поняла, что он уже не смотрит. Кузьмич встал на колено, прижал автомат к плечу и стрелял коротко, по два-три выстрела. Она встала рядом с ним – подняла пистолет и прицелилась. Отщелкнула предохранитель. Тоннель. Вспышка. Силуэт. Туда! Наташка удивилась мимолетно своему спокойствию, выдохнула и плавно выжала спусковой крючок.

* * *

Бой занял несколько минут от силы. Бандиты потеряли четырех человек и бежали – поняли, что нарвались не на тех. Видимо, они рассчитывали застать диггеров спящими. Знали, что они перед «заброской» всегда почти сутки отсыпаются. Легкая добыча.

– Кто это был? – спросил Убер. В ходе схватки диггеры не понесли потерь, только рыжего слегка ранило осколками бетона. Его перевязали наскоро, он ходил с черной лентой через лицо, как пират.

– Банда Волка. Их почерк.

– Часовой? Кто на часах остался?! – возмутился диггер с повязкой. – Раззява!!

– Убит. Горло перерезали, – коротко сказал Седой, появляясь из темноты. – Кажется, это ваш, – обратился он к отцу Наташки.

– Ах ты, черт.

Отец вздрогнул. Наташка прошла за ним в тоннель. Лучи фонарей прыгали по стенам. С перерезанным горлом лежал Святослав – помощник отца, недалекий угрюмый парень. На лице его было удивление. Его очередь была стоять часовым – и его очередь была принять смерть.