Оставшись один Романов задумался, глядя на небольшую пачку исписанных листков в руке. Поверить в то, чего он узнал сегодня, было невозможно, но именно из-за ужасного финала в это почему-то верилось. Не может, даже самый извращенный мозг придумать такого. И проверить правдивость Соловьева пока невозможно. «Молодой засранец! Свалил на меня этот груз и, наверное, доволен», – зло подумал о пророке, – «если это правда, конечно». Но мне чего с этим делать?
Хлопнула дверь в прихожей и в комнату вошел хозяин квартиры. Увидев задумавшегося Романова с пачкой листков в руке, Ксенофонтов поинтересовался:
– Как прошла встреча? Сообщил Соловьев что-либо интересное?
– Да, сообщил. Не знаю, что и думать, – ответил гость, по-прежнему погрузившись в свои мысли.
Романов встал и, посмотрев на Ксенофонтова, сообщил:
– Слишком все неожиданно. Мне надо подумать, а сейчас пора ехать. Разговаривать некогда, потом с тобой свяжусь. Соловьев по-прежнему будет тебе звонить дважды в день. Будь добр, не спеши своим докладывать об этой встрече. Очень тебя прошу.
Григорий Васильевич протянул руку и после энергичного рукопожатия вышел из квартиры.
Ксенофонтов пребывал в растерянности. Таким он Романова еще видел. Что же произошло при встрече? Почему Глава Ленинграда выглядел таким пришибленным? Что ему сообщил Соловьев? Почему он не услышал никаких инструкций хотя бы на первое время? Не доверяет? Что означает настоятельная последняя просьба? Он ведь обещал и сообщал, в каком случае молчать не будет.
Наконец он вспомнил о пишущем магнитофоне. Может Романов рассчитывал, что, прослушав запись, я все пойму, а на анализ и разбор разговора действительно уже времени не оставалось?
Он остановил запись и перемотал пленку в начало. Запустил и, закурив, присел в кресло, приготовившись слушать. Слышит свой предварительный разговор с Романовым. «А запись неважная!» – машинально отмечает. Опыта в установке прослушивающей аппаратуры у него мало или плохой микрофон. Наконец послышалось начало разговора Романова с подростком:
«Сережа, ты сам хотел нашей встречи. У меня не так много времени. Не скрою, ты меня заинтересовал. Слушаю тебя».
«Простите Григорий Васильевич, но мне надо отлучиться, буквально на минуту».
И тишина! «Что такое? Куда Соловьеву нужно было отлучаться? Опять он прокололся с подростком! Тот снова придумал какой-то финт! Ах, сука!» – оперативник почувствовал раздражение. Послышался какой-то стук в динамике и голос школьника:
«Григорий Васильевич, ознакомьтесь, пожалуйста, с этим». И вновь продолжительная тишина.
«Вот что за листочки держал в руке Романов! За ними, наверное, ходил Соловьев!» – догадался. Заранее написал и спрятал снаружи квартиры. Предусмотрел прослушку и обыск перед встречей. Ай да парень!» – восхитился старый оперативник. Такому в органах цены не будет, хотя к какому начальнику попадет. Умных нигде не любят. Даже его, постороннего человека Соловьев злит, раздражает и восхищает одновременно. Обидно чувствовать себя проигравшим при его опыте оперативной работы. Получается, подросток выдал ему только то, что не посчитал нужным скрывать. На данный момент Ксенофонтов ничего о нем не знает, как и на момент первой встречи. Лихо! Он почувствовал профессиональную злость. Неужели он, со своим опытом не переиграет подростка, каким бы умным тот не был?
Вдруг в динамике послышался ругань и раздраженный выкрик Романова:
«Не верю! Ничему не верю! Чего ты добиваешься? … Фантазер!»
«Чего такого написал Соловьев, что вывело из себя Первого секретаря?» – заинтересовался Петр Петрович. Почему фантазер? Попросил чего-то нереального? Вышел за рамки приличия? Наверное, все же это связано с какими-то фантастическими сведениями в записках! Тут пахнет государственными секретами. Не зря Романов при прощании просил не торопиться с докладом моим кураторам. Но сам Член Политбюро не будет скрывать угрозу государству. Что может знать подросток такого, что возмутило Романова?
«Куда собрался? Тебя никто не отпускал!» – послышался властный голос Романова. Неужели подросток собрался уйти? Во, дает! Неужели надеялся проскочить мимо охраны Первого секретаря? Хотя, если вспомнить – ребята сидели, болтали в машине и не были готовы к задержанию. Собеседника Романова они не знают в лицо. Они бы и не дернулись, если простой подросток с сумкой на плече вышел бы спокойно из подъезда и пошел по своим делам. А самообладания, похоже, Сергею не занимать!
Оперативник дождался окончания записи. Внимательно послушал концовку и, услышав свой голос, перемотал пленку в начало. Удивился, что подросток осмелился отказать просьбе Первого секретаря Обкома и поведению на этот отказ обычно нетерпимого Романова. Поморщился от сообщения о недоверии к окружению Члена Политбюро, а значит и к нему. «Что себе позволяет этот подросток?» – возмутился, но подумав, пришел к выводу, что сведения, которые передал Соловьев Романову, возможно того стоили.
«Может Соловьев, передал сведения, о каком-нибудь предателе, занимающего высокий пост?» – предположил. Ведь узнал же как-то он про маньяка? Но чего он может узнать в своем городе? Что городское начальство живет не по средствам? Мелко. В аппарате Ленинградского Обкома и в Горисполкоме таких более крупных деятелей полно. Романов, несомненно, знает их, только сделать ничего не может, пока «хапуга» не проколется, и покровители не отвернутся от него.
Оперативник прослушал запись еще раз и пришел к выводу: «Сообщать кураторам вообще не о чем». Они скорее воспримут его сообщение, как кляузу на высокого партийного деятеля, а его самого обвинят в старческой паранойе и посмеются. Не видно из записей государственных тайн. Да и не стал бы Петр Петрович обращаться к новому молодому поколению сотрудников КГБ. Не испытывал к ним уважения. Подчинялся по привычке и, соблюдая корпоративные интересы, но не уважал. Замечал некие признаки разложения и использование своего служебного положения в личных интересах. Он еще застал тех ребят, которые падая в голодные обмороки в период блокады и шатаясь от дистрофии, охраняли изъятые продукты у предателей и шпионов, как вещдоки и не смели к ним прикоснуться.
Конечно, служа в органах НКВД – МГБ – КГБ невозможно остаться с чистыми руками, как требовал по легенде основоположник органов Ф. Э. Дзержинский, и пишут в книгах о чекистах. Сам Петр Петрович в интересах дела без зазрения совести мог обмануть, подставить, применить недозволенные методы допроса и дознания.
Однако ему было не чуждо чувство порядочности, собственного достоинства, и он дорожил своим словом, поэтому он и без напоминания не стал бы сообщать никому о состоявшей ся встрече.
«Пусть Романов сам решает, как поступить с полученной от Соловьева информацией и с самим источником», – сделал окончательный вывод.
Ксенофонтов знал, что Романов сталкиваясь с проблемой, старался всесторонне обдумать ее. Подолгу советовался со знающими людьми и никогда не принимал скоропалительных решений, но приняв решение, не отступал до конца, и его энергии и настойчивости можно было позавидовать.
Романов со временем доведет все, что нужно знать Ксенофонтову. Он верил Романову. Также он был уверен, что встречи с необычным подростком долго еще не закончатся.
Еду к тете, а сам чувствую, что напряжение не отпускает. Анализировать прошедшую встречу не хочется. «Вероятно, в подобных случаях многие захотели бы напиться!» – предполагаю. Так бы и сделал, если бы употреблял. Конечно, выпивать приходилось и даже бывало сильно, но не любил и знал, что в пьяном состоянии человек адекватно соображать не может и способен совершить непоправимую ошибку.
Никогда не любил пьяное общество, но зачастую приходилось с этим мириться и даже участвовать в различных мероприятиях, по-другому – в попойках. В любом коллективе, армейском или милицейском к абсолютным трезвенникам относились подозрительно. «Сегодня с нами ты не пьешь, а завтра Родине изменишь!» – ходила популярная поговорка. Трезвый здоровый коллега в пьющем коллективе – потенциальный «стукачок» или карьерист, в худшем проявлении этого понятия.
Особенно не переносил пьяных женщин, хотя в молодости и пользовался нетрезвым состоянием девчонок. «Баба пьяная, пи…да чужая!»
Понимаю, что поделиться пережитым страхом не с кем, но хочется очутиться среди близких, любящих людей. «Лучше, если бы это была Гулька!» – неожиданно пришло в голову. Зарыться бы лицом в гриву ее черных волос и замереть, наслаждаясь знакомым запахом! Но желанная девчонка далеко, поэтому еду в привычную тетину квартиру.
Постепенно мысленно переключаюсь на предстоящий разговор с родственницей и задумываюсь: «Стоит ли рассказывать ей, хотя бы частично, о прошедшей встрече? Нет. Не стоит грузить близких женщин мужскими проблемами».
– Тетя! Мне сантехник, который вам отремонтировал кран, предложил поменять остальную сантехнику по доступным ценам. Мне хотелось бы сделать подарок за все добро, что вы для меня делаете, – начал разговор за ужином.
От неожиданного заявления тетя Света подавилась и, откашливаясь, категорически замахала рукой отказываясь.
– Ты чего меня так пугаешь? – упрекнула меня, придя в себя. – У меня и так, все в порядке, – заявляет и обводит взглядом кухню.
– У вас хорошо. Уютно! – соглашаюсь. – Но к вам ходят гости, подруги, – намекаю, – представьте их удивление, когда они увидят импортную красивую и удобную сантехнику! – играю на женском тщеславии. – Причем, вам не придется общаться с грубыми и наглыми мужиками, – напоминаю ее слова. – За все я заплачу без проблем, – привожу последний довод.
– Давайте пройдемте по квартире, и вы расскажете мне, чего бы хотели иметь дома, – продолжаю настаивать, заметив ее колебания.
– Я и сама могу заплатить, – заявляет неуверенно, почти сдаваясь под моим напором. – Откуда у тебя деньги? Мама дала? – вдруг встрепенулась, подозревая меня в растрате родительских денег.
– За последние месяцы я заработал на порядок больше родителей, продав несколько своих песен, – признаюсь с улыбкой.
– А …
– С мамой поделился, – опередил ее следующий вопрос.
Прошлись с ней по квартире и наметили заменить на кухне кран с мойкой. В ванной – раковину и смеситель. Тетя призналась, что мечтает поставить на кухне кухонный гарнитур, а в большой комнате стенку-трансформер вместо серванта и шифоньера. Согласилась также заменить или отремонтировать болтающиеся розетки и выключатели.
Все-таки у женщин вить и обустраивать свое гнездышко заложено природой. Тетю растащило, и она уже начала мечтать о плитке в ванной, туалете и на кухне. О паркете на полу во всей квартире. Однако вскоре она вернулась в реальность и грустно призналась:
– К сожалению, это невозможно. Ничего этого ни за какие деньги не достать!
Пришлось пообещать и подумать над ее желаниями.
– Спасибо, добрый малолетний волшебник, – грустно поблагодарила. – Вот и у меня в доме, наконец, появился мужичок, – задумчиво отметила. – Поточи хоть ножи, хозяин, если помочь хочешь одинокой женщине, – предложила в шутку.
Мне это было не трудно и в течение следующего получаса правил ножи. С непривычки хозяйка порезалась, когда начала привычно кромсать батон к вечернему чаю.
О проекте
О подписке