Выезд на рыбалку.

В начале седьмого вечера звоню в дверь Ксенофонтова.

– Заходи. Готов, вижу. Сейчас соберусь, и поедем, – сообщил.

Замечаю, что Петр Петрович чем-то озабочен и взгляд у него непонятный.

– Почему не спрашиваешь, куда едем? – бросил заинтересованный взгляд.

– Все равно местность не знаю. Даже если сообщите, мне это ничего не скажет, – признаюсь. – Надеюсь, в лесу не бросите, – пошутил.

– В наших лесах не заблудишься, – улыбнулся.

– В наших – тоже, только каждый год грибники теряются, – пробормотал.

У Ксенофонтова было все собрано и через несколько минут мы вышли из квартиры. На улице он подошел к голубой «Волге» и открыл багажник. Загрузили вещи. Удочки разместили в салоне. Когда выехали на загородное шоссе, Петр Петрович вспомнил:

– В ваших краях можно часами ехать через леса. Деревни изредка встречаются на трассе. Даже перекусить негде. Правда, в каждой деревне возле дороги ведра с ягодами и грибами стоят. Иногда женщины парное молоко, творог и сметану предлагают. Вкусные. Свежего батончика бы к ним …! Так что заблудиться у вас не мудрено.

Пожал плечами:

– Горожане за грибами-ягодами далеко от города не уезжают, и там все хожено перехожено, но каждый год организуют розыски пропавших.

Внезапно Ксенофонтов поменял тему разговора:

– Григорий Васильевич мне все рассказал про тебя и дал читать твои записи. Теперь можешь мне доверять, как ему.

Покосился на меня, отвлекшись от дороги. Этого я ожидал, но все же ответил:

– Извините, но дождусь сообщения от него самого.

Петр Петрович подумав, кивнул:

– Правильно. Только не могу понять, как ты с этим живешь?

Опять пожимаю плечами. Живу же … «Вероятно, лучше многих!» – отвечаю мысленно.

Проезжаем многочисленные населенные пункты с неизвестными названиями. На север от Ленинграда ездил всего один раз, будучи курсантом со своим взводом на уборку турнепса. Оказывается, очистив овощ, его вполне можно есть, только немного и не долго – начинает горчить, как редька.

Еще мне запомнились те края многочисленными дотами на возвышенностях. В двух побывали. Бронированные двери оказались не запертыми – достаточно было повернуть штурвал. Доты, скорее всего, были не заброшены, так как стационарные пулеметные станки были под толстым слоем смазки. Доты были разных конструкций с разным числом внутренних помещений. Так и не разобрались, чьи они – финские или наши? Следов обстрела или разрушений не было.

В каком-то поселке Ксенофонтов остановил машину и поинтересовался у проходящей вдоль дороги женщины, где дача Романова Григория Васильевича. Та подробно и с готовностью объяснила куда ехать.

Через некоторое время остановились у ворот невысокого забора крайнего строения. Петр Петрович вышел из «Волги» и прошел в калитку. Вышел из машины и я, чтобы размять ноги.

Ворота открыл сам Ксенофонтов и, приглашая, мотнул головой вглубь двора, сел в автомобиль и заехал на территорию. Зашел вслед и закрыл ворота. На крыльце веранды одноэтажного зеленого дома стояла женщина и смотрела на меня. Огляделся. Недалеко от ворот у забора за огороженной решеткой стояла крупная овчарка и смотрела настороженно на нас, но не лаяла. Дом с пристройками сделан аккуратно, но без архитектурных изысков, похожий на казенный. Не было того беспорядка или индивидуальных мелочей, присутствующих у частных домов и на прилегающем дворе. Везде чистота и порядок. Автомобильная щебеночная площадка на несколько машин располагалась прямо перед домом. На остальной территории росли кусты и деревья. Справа находилось еще какое-то строение. Что было за просторным домом не видно. Конюшен, теннисных кортов, вертолетных площадок и крытых бассейнов не заметил или не увидел. Почему-то был уверен, что этих непременных атрибутов «скромной» жизни будущих «слуг народа» здесь нет.

– Кушать будете? – поинтересовалась женщина.

– Галина Петровна, я думаю стоит подождать хозяина, – ответил Ксенофонтов, – если можно чай… и кофе, – попросил, покосившись на меня.

– Можно, – улыбнулась, – могу молочка предложить. Где накрывать?

– Кофе с молоком, пожалуйста, – встрепенулся я.

– Сережа у нас кофеман, – пояснил Петр Петрович, улыбнувшись. – Мы здесь в гостях. Если можно накройте на веранде или на воздухе. В стенах в городе насиделись. А здесь хорошо! Дышится-то как! – глубоко вдохнул с наслаждением.

– Проходите за дом, там беседка есть. Туда все принесу, – предложила. – Париться будете? Баню топить? – поинтересовалась.

– Мы вообще-то на рыбалку собирались. С Григорием Васильевичем решим потом. Сейчас не надо, – отказался Ксенофонтов.

Пошли по тропинке вокруг дома. За домом оказалось значительное пространство, но всего несколько соток занятых деревьями, в том числе яблонями и кустами. В углу двора виднелись гряды. В другом углу – здание, вероятно, бани с верандой. Недалеко находилась крытая беседка с круглым столом посередине и пластиковыми стульями вокруг. Туда мы и направились. «Скромно, очень скромно живет Член Политбюро и Первый секретарь Обкома КПСС!» – мысленно отметил.

Бывал в будущем в многоэтажных хоромах «новых русских» с множеством комнат. С биллиардными, бассейнами, теннисными кортами. Там были столовые, гостевые, детские комнаты, кабинеты, спальни. Только почему-то жили в этих хоромах в лучшем случае только муж с женой и все, не считая горничной (или как там прислугу называют). Как потом догадывался, что хозяевами активно использовались всего несколько помещений в огромном доме, а остальные пустовали. Их двери открывались только для уборки или показа гостям, таким же коммерсантам или нужным людям. Детские комнаты были, но дети уже давно выросли и разъехались. Редко кто из бизнесменов стоил эти хоромы в молодом возрасте, когда дети были маленькими.

Хотя, возможно, у скоробогатеев из южных республик дома заполнены родственниками и знакомыми. Вероятно, я бывал не у всех типов нуворишей.

Скрытой целью приглашений гостей для этих встреч была обычная кичливость оригинальным полом, лестницей из драгоценных пород дерева, вычурной мебелью или коллекциями. Один разбогатев, начинал коллекционировать атрибуты Вермахта, другой – награды, третий – холодное оружие. Причем, в обычной обстановке это были нормальные, веселые, образованные люди.

Я не помню из будущего о жизни в своем доме. Только проживание на две квартиры – своей и родительской, а мечтал о жизни в простом двухэтажном деревянном доме. Я бы жил под крышей, чтобы в ненастье слышать шум дождя. В окно хотелось видеть кроны деревьев, поле или водоем, чтобы наблюдать, как под ветром колышутся ветви, травы или волны. В доме обязательно должен быть камин и современная кухня, чтобы баловать себя различными блюдами, рецепты которых выискивал в интернете, так как готовить сам любил.

Мои мысли оборвало появление Галины Петровны с чашками и вазочками. Взглянув на курящего Петра Петровича, она принесла сверкающую пепельницу, банку индийского кофе, сахарницу и графинчик с молоком. Третьим рейсом доставила парящий чайник с подставкой под него и заварной чайник. Пожелав приятного аппетита, удалилась. Ксенофонтов начал, как обычно «колдовать», заваривая чай, а я насыпал ложку кофе и две сахара в чашку. Залил все кипятком. Размешал и добавил молока. Отхлебнул глоток. Кайф! «Как мне все-таки не хватает привычного Нескафе!» – посетовал мысленно.

Некоторое время сидели молча, наслаждаясь августовским вечером и любимыми напитками. Где-то вдалеке слышался шум машин, лай собаки, мычание коров. Петр Петрович погрузился в свои мысли и курил сигареты одну за другой. В какой-то момент мне стало жалко этого немолодого человека, но тут же всплыли в памяти бабушки, продающие на многочисленных развалах стихийных барахолок штопаные шерстяные носки, потрепанные книжки и многочисленные безделушки, сохранившиеся от прежней жизни. Пенсионеров, подсчитывающих мелочь перед кассами супермаркетов. Гайдаровскую и Ельцинскую денежные реформы в одночасье сделавшие большинство населения страны нищими.

Вспомнил свою шестнадцатилетнюю соседку, которая с подружками-ровесницами тусовалась ежедневно на одной из остановок в центре города, дожидаясь клиентов, чтобы сделать минет за установленную таксу в восемьдесят рублей в начале девяностых годов.

Вспомнил телепередачу о русской семье, состоящей из матери и двух красивых дочерей четырнадцати и шестнадцати лет, которые проживали в одном из чеченских сел в период независимой Ичкерии. Их мужа и отца убили у них на глазах, а вся чеченская молодежь села каждый вечер навещала их дом для удовлетворения похоти. Только с приходом наших войск им удалось вырваться в Россию.

Вспомнил видео из интернета о маленькой девочке-заложнице с отрезанными пальчиками. У ее отца-бизнесмена бандюки вымогали деньги, похитив дочь.

Встряхнул головой и передернулся, прогоняя жуткие сцены-видения. У каждого поколения своя война! Сейчас молодежь еще в большинстве своем верит в идеалы добра и справедливости. Еще не делят в школах и во дворах на своих и чужих по национальному признаку. Хотя в армии, в частях, где преобладают национальности с Кавказа или южных республик уже заметно притеснение славян. Кто столкнулся с этим во время срочной службы, уже теряет веру в интернационализм и дружбу между народами.

– О чем ты думаешь? – в сознание пробился голос Петра Петровича.

Вижу встревоженное лицо Ксенофонтова.

– Такое ощущение, что ты хочешь кого-то убить, – признался.

– Слишком много таких, только боюсь, это ничего не изменит. Нельзя человеку позволять жить в условиях безнаказанности и вседозволенности, – размышляю вслух.

– Откуда у тебя такие мысли? Почему тебе это пришло в голову? Давно этот дар у тебя? – засыпал вопросами.

– Дар ли это? Больше похоже на проклятье, – признаюсь.

– Не поделишься? Может легче станет, – предлагает.

– Легче не станет уже никогда, – не соглашаюсь. – Давайте дождемся Григория Васильевича.

«Вот, наверное, почему неосознанно я радую близких и дорогих мне людей, казалось бессмысленными подарками», – вспоминаю сегодняшние размышления о своей глупой щедрости. Меня тревожит – сможет ли Романов сохранить привычный образ жизни в стране для всех? Не допустит ли обнищание населения и бандитский «беспредел»?

Деньги у меня никто не возьмет, кроме мамы. Копить бесполезно. В девяностые годы многие тысячи рублей на сберкнижках и «в чулках» превратятся в рубли, если их вовремя не перевести в валюту.

Надоела неопределенность. Когда же приедет Романов?