После оглашения приговора военного трибунала сам бывший командир роты был просто счастлив, что отделался так легко, и вместо обещанного уже разжалования в рядовые и увольнения из армии лишился только одной звездочки на каждом погоне и должности. Рад был этому и Сергеев, поскольку Варфоломеев активно помогал ему знакомиться с ротой. Более того, тот, даже не спросив согласия самого Сергея Николаевича, провел собрание офицеров роты, где доходчиво объяснил командирам взводов то, что они должны были знать и понимать и без его слов – все они служат в армии и подчиняются только приказам сверху. И раз командование решило, кого назначить командиром роты, то дело офицеров подчиниться этому приказу. И рассказал в нескольких словах о том, как старший лейтенант Сергеев спас его из плена в Сирии. Говоря по правде, Сергеев больше всего опасался как раз нежелания офицеров принять нового командира разведроты, когда старый оказался не у дел, хотя и находится здесь же. Конечно, он понимал, что его приказы будут выполняться, но подозревал, что выполняться они будут с откровенной ленцой и с прохладцей, что можно охарактеризовать как саботаж. К Варфоломееву в роте привыкли, его даже любили и офицеры, и солдаты. И новый командир роты мог бы почувствовать неприязненное отношение к нему воинского коллектива. Но сам старший лейтенант Варфоломеев, сняв по лишней звездочке с каждого погона, уже на следующий день после заседания военного трибунала как мог помогал Сергееву, хотя тот не торопился передать Варфоломееву свой взвод.

Так, после серьезного разговора с офицерами роты, Варфоломеев сообщил новому командиру:

– Все нормально прошло, не переживай, – и он дружески потрепал Сергея Николаевича по плечу. – Единственное, о чем хочу тебя предупредить, осторожнее со старшим лейтенантом Алексеем Севастьяновым. Вообще-то он, честно говоря, парень неплохой. И как офицер – тоже толковый. Это он, кстати, весь штаб бандитов расстрелял. Вместе с главой сельской администрации.

– Так ты ему приказал именно всех расстрелять или нет? – спросил Сергеев.

В ответ Варфоломеев только плечами пожал и отошел в сторону, не желая дальше продолжать разговор.

Сергеев уже знал, что командир взвода связи старший лейтенант Севастьянов должен получить звание капитана, в то время как командир роты, тогда еще капитан Варфоломеев, должен был получить звание майора и уехать в другой батальон на должность начальника штаба, и Севастьянову уже была обещана должность командира разведроты, скорее всего, командиром бригады, который, как поговаривали, приходился дальним родственником жене Севастьянова. И Севастьянов получил бы эту должность, не вмешайся Москва…

И тогда уже не могли помочь все родственные связи и командира бригады полковника Осипенко, и начальника штаба бригады полковника Добровольского. Однако Сергеев сразу вбил себе с голову, что Севастьянов расстрелял заложника намеренно, чтобы убрать командира разведроты, понимая, что обвинят в преступлении именно того, кто отдал приказ о расстреле, и занять его место. И убедить нового командира роты в непричастности Севастьянова к этому делу было сложно. Сам Варфоломеев вернулся к разговору только некоторое время спустя.

– Помнишь, пару дней назад ты спрашивал, отдавал ли я приказ расстрелять главу сельской администрации?

– Помню… – отозвался Сергей Николаевич. Он действительно помнил свой вопрос, потому как не понимал, как мог такой опытный командир разведроты отдать подобный приказ, и мысленно много раз к этому вопросу возвращался.

– Я ночами спать не могу, все пытаюсь вспомнить. На следствии Севастьянов сказал, что это я однозначно приказал всех расстрелять. Всех… И потому он отдал такой приказ солдатам. Но я не помню своих слов. Не помню, хоть убей, формулировку «всех», хотя мог так сказать, имея в виду одних бандитов. Однако мы до этого вместе с другими офицерами обсуждали ситуацию с заложником. При Севастьянове, кстати, обсуждали. Размышляли, как его спасти. Он должен был слышать. Он же даже какие-то реплики вставлял. Советы давал. Ведь от взвода связи осталось только название. Сам знаешь, связь давно уже совсем другая. Это солдаты к нам приходят после «учебки» радистами, а офицеры – они же чистые спецназовцы. Стопроцентные…

– Ты на следствии это сказал? – поинтересовался Сергеев.

– Передо мной стоял выбор. Или полное чистосердечное признание, или попытка свалить вину на другого, что вызовет и недоверие, и непонимание членов трибунала. И новое следствие, новую возню, которая может ничего и не дать. Но я это только что вот осознал. Раньше как-то не задумывался. В итоге получилось, что я просто не подумал, что заложника могут держать в одной из комнат штаба. И именно в этой комнате его и застрелили… Так это в трибунал в виде протокола допроса и ушло. Дескать «с моих слов записано верно», и так далее… Хотя я сам протокол, честно говоря, и не читал. Только в трибунале и ознакомился.

– Зря ты так подставился. Протокол, как и любая фраза, имеет и начало, и конец. И многое зависит от того, как что читать. С какого конца. Я вот даже протоколы временных подчиненных читаю. Или их самих заставляю вслух перечитывать.

– Дело вкуса. Вот лично я вообще рукописный текст плохо разбираю. Да и следователь мне попался сочувствующий, понимающий… Не хотелось его против себя настраивать. А с «капризами» относительно протокола точно бы против себя настроил.

– Приговор не следователь выносит, а трибунал.

– Тем не менее приговор вынесли очень мягкий. Я думаю, это заслуга следователя.

– Или майора Одуванчикова, который на тебя такую характеристику накатал, что хоть завтра в маршалы тебя производи… Это он мне лично так сказал. А ведь он сам, насколько мне известно, на испытательном сроке находится. И не побоялся, рискнул…

– Я отдаю должное майору Одуванчикову. Его характеристику на заседании трибунала зачитывали. Я даже сам не знал, что я такой хороший. Еле сдержался, чтобы не усмехнуться.

* * *

А на следующий день после этого разговора Варфоломеев не вышел на службу. Сергеев ждал его, намереваясь представить своему бывшему отдельному взводу нового командира. Правда, от взвода осталось всего ничего, чуть больше половины прежнего обстрелянного состава – только контрактники, ибо солдаты-призывники уже должны дома быть и водочку за праздничным столом попивать. А на их место Сергеев уже успел набрать новый состав призывников и надеялся, что новый командир сумеет их обучить так, что с ними не страшно будет пойти в бой.

Сергей Николаевич пытался дозвониться Варфоломееву домой, но никто не отвечал ни по городскому телефону, ни по сотовому, который вообще оказался отключенным, о чем сообщал робот оператора сотовой связи. Офицеры роты говорили, что обычно Варфоломеев службу не прогуливал. Даже когда он внезапно заболел, то пришел на службу с температурой, и в медсанчасти батальона, куда он заглянул только за таблетками от головной боли, его отправили домой с требованием вызвать врача на дом. Однако в тот раз он чувствовал ответственность за роту.

Старший лейтенант Севастьянов дал Сергееву номер сотового телефона Ларисы Николаевны, жены Варфоломеева. Сергей Николаевич достал мобильник, чтобы позвонить ей, но в это время его телефон сам зазвонил. На дисплее высветился номер мобильника начальника штаба батальона майора Косолапова. Старший лейтенант ответил на вызов.

– Сергей Николаевич, ты на машине? – с ходу начал начальник штаба.

– Так точно, товарищ майор.

– Я к тому спрашиваю, что мог бы выделить тебе дежурную машину, если своей под рукой не окажется. Короче, тебя полковник Добровольский вызывает. Срочно. Он слово «срочно» два раза повторил. Поезжай, может, что в самом деле срочное. Не знаю уж, что там такое стряслось… Он вообще-то любит это слово «срочно» употреблять. Уважь уж старика… Это я про полковника, не про себя.

Себя майор Косолапов в свои сорок с небольшим лет тоже частенько называл и стариком и причислял к «старой гвардии» и «старой школе», но это, как понимал Сергеев, от желания выглядеть солиднее.

На этом майор отключился связь.

Пришлось звонок Ларисе Николаевне отложить и быстро ехать в штаб бригады. Благо быструю езду старший лейтенант любил и ездить быстро умел. По дороге он обгонял другие машины и даже без проблем обогнал «уазик» командира бригады, хорошо помня о том, что полковник Осипенко тоже любит быструю езду и даже держит у себя в качестве водителя бывшего таксиста из сибирского города Черемхово как раз за то, что тот любит и умеет быстро ездить. Но «Мицубиси Паджеро Спорт» намного превосходит по своим скоростным качествам «уазик». Так что Сергеев не слишком гордился тем, что обогнал машину командира бригады.

В штаб он не вошел, а буквально ворвался, на ходу сообщив дежурному по штабу, что командир бригады полковник Осипенко едет следом за ним. Дежурный капитан сидел за своим столом со множеством телефонных аппаратов, положив обе ноги на свободный стул перед собой, и спокойно дремал, но после сообщения Сергея Николаевича вскочил как ошпаренный, словно Осипенко шел следом за Сергеевым. Нрав комбрига, как и нрав начальника штаба, был известен всем офицерам штаба, и никто не желал нарываться на долгие нравоучения любого из полковников.

– Я к начальнику штаба, – сообщил Сергей Николаевич, уже подойдя к лестнице.

– Хрен редьки не слаще, – ответил дежурный негромко, но Сергеев услышал.

Уточнять, что эти слова значили, старший лейтенант не стал, хотя догадаться было нетрудно.

Он легко поднялся на третий этаж, в приемной застал адъютанта комбрига примерно в той же позе, что и дежурного по штабу. Повторил свое сообщение о скором прибытии полковника почти слово в слово, что и адъютанта тоже взволновало и заставило быстро повернуть офисное кресло к компьютеру и включить его.

Сергей Николаевич открыл первую дверь в кабинет Добровольского и постучал во вторую, после чего вошел.

– Эк тебя… – почти недовольно сказал полковник, – только недавно вроде бы вызвал, а ты уже здесь. Десяти минут еще не прошло.

– Современная мобильная связь, товарищ полковник, и современные средства передвижения сказываются…

– Да, – ворчливо произнес Добровольский. – Только мы, старики, никак к этому привыкнуть не можем. Все по-старинке живем… А давно пора бы уже привыкнуть. Как-никак, служим там, где жизнь сама к разным новинкам располагает. Как сейчас в Москве говорят, обязаны или адаптироваться, или на пенсию уходить. Я вот для себя последнее выбрал. Пора уже вам, молодым, дорогу уступать. Я вот что тебя вызвал, Сергей Николаевич…

С одной стороны, старшему лейтенанту было приятно, что начальник штаба бригады помнит его по имени-отчеству, но, с другой стороны, было в интонации Добровольского и что-то неприятное, слегка слащавое, подобно конфетке, размокшей в банке с солеными огурцами.

Начальник штаба взял со стола два листа бумаги. На верхнем старший лейтенант сумел, несмотря на расстояние, разобрать свой мелкий почерк и понял, что это его заявление на отпуск. На втором листе был, видимо, рапорт начальника штаба батальона майора Криволапова на ту же тему. А Добровольский продолжил, подтверждая наблюдательность Сергеева:

– У меня вот тут твое заявление на отпуск лежит и рапорт начальника штаба твоего батальона. Ты роту принял?

– Так точно, товарищ полковник. Принял.

– Так вот, в отпуск поедешь сразу после того, как поймаешь мне бывшего командира роты. Он теперь твой подчиненный, ты за него и отвечать должен. Опыт сотрудничества со следственными органами у тебя есть, судя по отзывами из Дагестана…

– Что значит «поймать бывшего командира роты»? Он, правда, сегодня на службу не вышел, но еще вчера он ни от кого не прятался.

– Так ты не в курсе дела, что ли?

– Никак нет, товарищ полковник. – Старший лейтенант вытянулся по стойке «смирно» в готовности выслушать пояснение начальника штаба. – А что случилось?

– Твой Варфоломеев человека убил, а потом сбежал из-под стражи. Разберись… Вот тебе телефон начальника следственного отделения в райотделе полиции. С ним свяжись, выясни все обстоятельства дела, потом мне доложи. Майор Инокентьев какой-то… – Полковник написал фамилию и номер телефона на чистом листе бумаги и отдал его старшему лейтенанту.