Утром, еще в темноте, князь Бравлин Второй послал за князем-посадником Гостомыслом сотника стрельцов Русалко, который оказался во дворе дома, где Бравлин обосновался. Гостомысл поспешил на зов, и пришел сразу после возвращения к князю сотника стрельцов. У Бравлина с утра уже, если не с ночи, сидело несколько вагров, из которых Гостомысл хорошо знал только княжеского секретаря сотника Зарубу, а остальных раньше лишь видел мельком. На столе у Бравлина располагалось что-то непонятное. На большом деревянном щите два человека выкладывали из глины нечто, что изначально было князю-посаднику не совсем понятно. И, только присмотревшись, Гостомысл начал узнавать очертания Ильмень-моря и Волхова, покрашенные в голубой цвет. И берега были уже покрашены. Только в зеленый цвет. Глина изображала, судя по всему, почти все княжество без Бьярмии, и захватывало большую часть княжества варягов-русов. По крайней мере, хорошо узнавалось русло Ловати, Полисти, и многих других рек и речушек полуденной стороны Ильмень-моря, и многочисленных прибрежных озер, соединенных с Ильмень-морем протоками или не соединенных. Только в том месте, где должна стоять сама столица соседнего княжества – Руса, были наложены кучей какие-то оструганные щепки. Люди, что работали с глиной, часто заглядывали в свитки бересты, которые лежали тут же на скамье. Иногда они обращались за советом к какому-то немолодому вагру, который шепотом что-то им объяснял. Этого немногословного вагра Гостомысл уже несколько раз видел, но тот появлялся в окружении Бравлина не часто. И от этого человека всегда сильно пахло костром, как от охотника. Потому, наверное, князь-посадник и принимал его за одного из княжеских охотников, который со своей артелью добывает в окрестных лесах мясо для строителей. Но сейчас немолодой вагр держался явно, не как охотник. Когда людям, что лепили из глины уменьшенные окрестности, было непонятно что-то даже после объяснений, вагр копался в разных свитках, находил нужный, и показывал. Гостомысл догадался, что свитки эти – работа немолодого вагра-разведчика. Он собирал все данные о местности, зарисовывал писалом на бересте, а сейчас два человека выкладывали все это в глине. Такого чуда Гостомысл еще никогда не видел. И, всегда внимательный к окружающим князь Бравлин, заметил удивление князя-посадника.
– Это, княже, лепная карта окрестностей. Бывают карты рисованные, реже бывают лепные. С лепной ориентироваться легче. Все видно. Нам с тобой так будет проще делами заниматься. Но я тебя не для этого хотел видеть. Пойдем в соседнюю горницу. Не будем людям мешать работать. Дело у них ответственное, ошибки допустить нельзя.
Гостомыслу не нужно было повторять, и разъяснять, что не столько они мешают людям работать, сколько люди эти не должны слышать то, что желает Бравлин сказать Гостомыслу. И потому без задержки двинулся вслед за князем.
В соседней горнице было плохо протоплено или печь уже почти остыла, но там было светло от множества зажженных лучин. В этой горнице располагалась большая библиотека князя Бравлина, которую последний вывез из Старгорода вместе с другим имуществом сразу, до того, как Карл отдал город на разграбление своему войску. Известно, что дома правителей грабят в первую очередь, потому что там обычно бывает, чем поживиться. Сейчас книги Бравлина во множестве были вытащены из нескольких привезенных сундуков, и стопками были выложены вдоль стен. Не меньше десятка книг лежало на столе. Две из них были раскрыты. Но князь-посадник Гостомысл, сам не большой любитель чтения, хотя человек, конечно, грамотный, и даже знающий несколько языков разных народов, к книгам Бравлина не притрагивался, и просто сел на скамью против княжеского кресла, наверное, единственного предмета мебели, привезенного князем из своей прежней столицы. Бравлин сел в любимое кресло, где ему всегда было удобно.
– Как показал себя сотник Русалко при расположении засек на дороге? – сразу спросил Бравлин. – Или ты, княже, там сам командовал?
– Ни я не командовал, ни Русалко. Работные люди сами знали, как засеки делать. Они, скорее, нами командовали, и нам позицию выбирали. Позицию для стрельцов на елках. И мне такую же позицию, как наблюдателю.
– Пока наш вал не готов, и стены тоже не готовы, я надумал поставить засеки и с других сторон. Чтобы хотя бы от нашествия хозар оберечься. Что по этому поводу думаешь?
– Я уже видел, насколько засеки непроходимы. Тем более, для конного войска. А у хозар, в основном, конница. Они же степняки по духу своему. Говорят, в седло садятся раньше, чем ходить научатся. Я считаю, что это их сдержит. Конница всегда любит идти широкой лавой. А если их заставить вытянуться длинной колонной, их можно будет на части рвать, и уничтожать. Они привыкли количеством брать. А на узкой дороге количество своей роли сыграть не сможет.
– Вот это я и хотел услышать. Только вот еще что мне подскажи. С какой стороны нам следует ждать хозар с наибольшей вероятностью?
– Обычно они идут сначала на кривичей, где бывает, чем поживиться, а потом уже на нас выходят. Могут просто пройти через земли кривичей, их города не трогая, и сразу на нас. Так уже бывало при батюшке моем. Со свежими силами пришли. Княже Буривой тогда одно крыло возглавил, словенское, а воевода Первонег второе – варяжское. У Первонега на хозар всегда меч отточен. Он сам из Мурома родом, где его отец воеводой когда-то был, и в сече с хозарами пал. За отца им мстит. Мы тогда с ними, помнится, сошлись в поле, но поле тоже с двух сторон лесами и оврагами было огорожено, и хозарская конница там быстро пройти не смогла, хотя пыталась обхват сделать. Но их в лесу варяжские стрельцы, по приказу Первонега выставленные, остановили. А в поле только равные числом полки сойтись могли. Простора для хозар мало было, маневр сделать сложно. Там мы их порубили. Я сам там копьем ранен был. Мне щит вместе с плечом пробили. И кольчуга удара не выдержала. Но не о том я вспоминаю, княже… Рана заросла, а опасность для княжества осталась. Иногда, бывает, что хозары дальше Полоцка проходят. Под самый под Изборск. Но крепость не обкладывают. Только окрест все жгут и вырезают. До Пскова, впрочем, не доходят. К нам поворачивают. От нас им отходить удобнее. Не мимо городов кривичей, где сильные дружины стоят и в Полоцке, и в Смоленске. Там с хозарами драться умеют. А через наши земли они чаще просто отступают, к городам не подходя. И мы их не преследуем. Ни мы, ни русы. Один раз только как-то было на моей памяти, когда собрали войско двух княжеств, и не пустили хозар, чем свои деревеньки спасли. А так, обычно, просто их пропускаем.
– Значит, закатную дорогу следует засеками огородить, – предположил князь Бравлин. – Я вообще-то так и думал.
Но князь-посадник Гостомысл продолжил:
– Закатную огораживать стоит. А еще, помню, хотя тогда я еще ребенком несмышленым был, да, точно, еще на женской половине жил, помню, тогда брат мой Вадимир только-только на свет появился, с рук его еще не спускали, а я и на коня еще не садился, хозары с полуденной стороны приходили. Тоже от Смоленска и Полоцка, но не кругом шли, не по открытым местам, а лесами и реками. Подробности потом уже, взрослым услышал. На лодках через волоки прошли, и по реке сплавились. По Ловати и по Полисти сразу – с двух сторон. С устья Полисти по мелководью верхами прошли. До самой Русы. И город обложили. Там, под стенами, когда батюшка мой дружину привел, и сошлись полки. Варяги из города вышли. Хотя могли стрельцов на стенах оставить, и оттуда сверху сечу обстреливать, своих воев поддерживать, и хозарам маневра не давать. Больше толку было бы. Сеча-то прямо под стенами проходила. Так батюшка Буривой потом рассудил. Но тогда несогласованность какая-то в действиях случилась. Потому воев полегло много. Помню, много погребальных костров было. Носилки за носилками на Перынь возносили. Мы с матушкой со стены на это смотрели. Она Вадимира на руках держала. А я с полатей через тын смотрел. Это все оттого получилось, что одного командира не было. Батюшка мой еще молодым был. Варягов вывел старый князь Здравень, отец нынешнего. Он тогда уже совсем дряхлым был. А князю Буривою из-за его молодости довериться побоялся. Но сам никогда и не воевал до того. Воинских утех не знал. И даже полки поставил неразумно. Оттого и варягов, и словен полегло много. До сих пор помню женский плач. А с какой стороны в этот раз хозар ждать – знать не могу. Хозары и сами, думаю, не знают. Но на реке засеки не поставишь, хотя дерева можно и в реку сбросить. Только совсем реки все одно не перекроешь. Особенно Ловать. Она широкая. Да и лодок там плавает много. В одну, и в другую сторону. У варягов города там, городищи и крепостицы. Их от Русы никто отрезать не будет. Лесные дороги тоже есть, но короткие. Ими хозары не пойдут. Побоятся по незнанию. Если разведчиков пустят, те отсоветуют. Никуда эти дороги не приведут. Разве что, прямиком в Бьярмию угонят. Но хозары туда не метят. Они тепло любят.
– А что кривичи?
– Шесть лет назад весной они от хозар отбились. Те изначально Смоленск стороной обошли, считая, что Полоцк укреплен слабее, но полочане крепко меч держать умеют, и хозары обратно в сторону Мурома повернули – почти прямиком в восходную сторону. Не решились после больших потерь ни под Смоленском проходить, ни в наши земли соваться. Под Полоцком их остановили, у нас просто добили бы. И под Смоленском тоже к встрече подготовились. Да и мы под Полоцк к соседям большой полк посылали. Брат мой старший Всеволод полк водил…
– А Муром?…
– А Муром уже много лет кагану[18] дань платит. Все местные племена собирают, и мурома, и мещера, и всякие мелкие, кто там отдельными от своих племен общинами поблизости живет. Там и черемисы[19], и меря[20] и мордва свои селения держат. Народы там перемешались. Только толку от этой дани мало. Она не спасает от набегов, и никак не защищает. Сам каган народ свой в поход не поднимает, конечно. Но, как какой-то новый хан силу наберет, мадьяр[21], касогов[22] и ясов[23] наймет, и в поход отправляется, и Муром в очередной раз сжигает. Мурому просто не дают возможности на ноги подняться. Ему бы лет десять выстоять без набегов, тогда можно было бы новые стены отстроить, хорошую дружину собрать. Тогда им хозары не страшны будут. Но им этого времени не дают. Людей постоянно в рабство угоняют. Населения почти не осталось. Остались только те, кто никому не нужен – бедные старики. Город слаб. С одной стороны его Ока прикрывает, а с трех сторон стены полуразрушены, и на восстановление нет ни средств, ни сил. И помочь им никто не берется. Все за себя боятся. А теперь, я слышал, каган прислал туда и наместника своего, который и следит чтобы стены не восстанавливали, и дружину разрешает держать строго ограниченную, которая не в состоянии город защитить. Беда для народа муромского.
– По пути от Мурома до Русы сильные города имеются? Племен там, я знаю, много, а города? Такие, что могут за себя постоять?
Князь Бравлин спрашивал, как допрашивал, сурово, в мыслях своих собранный.
– Не совсем по пути, только чуть в стороне. Ростов город сильный. Племена меря его построили. Ихний князь Ростислав. От него и город прозвался. К нему хозары тоже часто подступают. Меря – народ мирный, но за свое стоять готов. Так хозарам ни разу пока и не дался. И в поле хорошо держались, и город отстояли.
– А меря муроме помогать не берется?
– У них постоянной своей дружины-то почти нет. У одного князя небольшая. Только на случай войны ополчение и собирают. А княжеская дружина, слышал я, свой город только и держит. На все княжество у дружины сил не хватает. То от хозар отбиться, то от булгар. Хотя князь ростовский, поговаривают, с булгарами дружбу водит.
– А булгары что?
– Булгары сами кагану дань платят. А мелкие князьки на булгар в набеги не ходят. Слишком те сильны. Сложно с ними драться. И зачем, если можно тех, кто послабее ограбить. Чаще всего хозары на киевских полян ходят. Те тоже дань платят, но их все равно жгут и грабят. И полян, и северян, и буртасов[24], и мордву.
– Я постарался запомнить, что ты сказал, но плохо знаю географию тех мест, и потому мне сложно ориентироваться. Но твои слова я постараюсь запомнить.
– Если нужно будет, княже, спрашивай заново, я еще раз расскажу.
– Я разговор к другому веду. У меня к тебе, княже, дело такое… – со вздохом оценив высказанное Гостомыслом, вывел князь Бравлин свое мнение. – С закатной стороны мы засеки поставим, и летом, если боги силы даруют, у дороги пару крепостиц новых возведем. А вот полуденная сторона, и та, что между полуднем и восходом, меня беспокоят. Там засеки везде не поставишь. Слишком большое пространство придется перекрывать. Новые стены быстрее возвести, чем эти стороны перекрыть для прохода. Но что-то предпринимать все равно нужно. Вот я и надумал… Сам я уже не молод, чтобы в такие дальние края без беды ездить. И так после переселения из Старгорода здоровье прежнее найти не могу…
Гостомысл внимательно посмотрел на собеседника, и тут только заметил, как сильно тот изменился даже со времени войны с франками. Голова и борода стали почти полностью седыми. И только регулярная привычка аккуратно стричь голову и бороду не давали Бравлину Второму превратиться в старика. Да еще княжеская осанка. Широкоплечий, высокий, статный – он еще старался таким и остаться. Но в глазах уже не стало былого блеска, и твердой уверенности в себе. Но сказать это открыто князь-посадник не решился, не желая обижать князя Бравлина. Однако, и лгать тоже не хотелось. Бравлин ложь почувствует.
О проекте
О подписке