Читать книгу «Лезгинка по-русски» онлайн полностью📖 — Сергея Самарова — MyBook.

Следующий пост был уже на самом перевале, и полковник сразу отметил недочет в системе охраны. Согласно положению, разработанному самим Лоренцом, охрана на этом открытом посту должна носить форму грузинской армии, поскольку с более высокого перевала – с другой стороны границы – этот пост можно было рассмотреть с помощью хорошей оптики. Если, конечно, погода позволит. И охрана носила грузинскую форму. Беда была том, что один из охранников был афроамериканцем, как в самой Америке давно уже зовут негров, считая последнее слово оскорбительным прозвищем. Его потихоньку убирают даже из словарей, а из обихода оно уже почти вышло и осталось лишь в качестве ругательства. Но в самой Грузии афроамериканцы и даже негры не считаются коренными жителями, что полковника Лоренца, как и многих американцев, когда-то сильно удивляло. И потому вид солдата в грузинской военной форме, но имеющего шоколадный цвет кожи, может привлечь ненужное внимание к посту со стороны наблюдателей российской разведки или пограничников. Присутствие в лаборатории американских специалистов лучше было не афишировать, поэтому сам полковник Лоренц носил здесь только гражданскую одежду, к чему обязал и всех своих сотрудников. Впрочем, для офицера ЦРУ это было привычным даже в стенах здания в Лэнгли,[1] и потому ни у кого не вызывало неудобств. Что же касается непосредственно штатных сотрудников лаборатории, то они – хотя некоторые и имели воинские звания – форму не носили вообще никогда и даже стремились категорично отрицать свою связь с военными кругами, тем более с ЦРУ.

Часовой на верхнем посту вышел навстречу машине, хотя, конечно, узнал ее, как и самого полковника. Коротко, чисто по-деловому козырнул.

– Все в порядке? – спросил Лоренц.

– Да, сэр.

– Кто-то уже проезжал?

– Да, сэр. Но мало. За весь день ваша машина только третья. Утром была заправочная станция, уехала полтора часа назад. Два часа назад прошла машина с научными сотрудниками и каким-то грузином, очень толстым, просто великолепно толстым. Ему бы сумо[2] заниматься… Все пропуска подписаны лично вами.

– Да, я жду их. Два часа назад, говоришь?

Полковник кивнул, отпуская часового; тот сделал шаг назад, и Лоренц плавно двинул машину к спуску с перевала. И только в последний момент увидел два спаренных пулемета, смотрящих из бетонированной бойницы черными отверстиями стволов в лобовое стекло «Лендровера». Конечно, стрелять в них никто не собирался, но испытать неприятное шевеление в области спины полковнику все же пришлось. Он не любил находиться под прицелом, пусть это даже пулеметы его подчиненных. И от вида этих стволов где-то там, под рубашкой, словно бы тараканы забегали. Ощущение это было знакомо давно и преследовало полковника с того случая, когда его машину и в самом деле обстреляли из пулемета. Случилось это на Ближнем Востоке, причем стреляли потенциальные союзники с поста, выставленного израильскими силами самообороны. А Лоренц тогда ехал с палестинских территорий. Был убит водитель, ранен сопровождающий офицер израильской разведки, а сам полковник, хотя и не получил никаких ранений, с тех пор не может равнодушно смотреть на любой наставленный в его сторону ствол, даже не пулеметный, и чувствует начальную стадию паники. И потому старается не подставляться…

Сам спуск в долину тоже доставлял мало удовольствия с точки зрения сохранения режима секретности, потому что верхняя его часть просматривалась с российской стороны. Правда, на второй половине пути гора закрывала территорию Грузии от взглядов с севера. И там уже дорога не столько спускалась, сколько шла вдаль, прямо по долине и почти без спуска, потому что дно ущелья впереди постепенно поднималось. И так до группы холмов. Там, в конце, располагалось здание лаборатории. Дорога уходила и дальше за лабораторию, но обрывалась у разрушенного моста через ущелье. Дальше пути не было, как не было и встречного движения. Это успокаивало. Кто не любит публики, тот с удовольствием устраивается в тупиках…

По пути было необходимо проехать через старое чеченское село с тремя каменными ветхими башнями, устроившимися на склоне. Полковник всегда смотрел на эти башни с легким недоверием, считая, что они могут рассыпаться от одного энергичного взгляда, и некогда был очень удивлен, узнав, что им уже несколько веков. Он вообще относился к местным чеченцам так же, как американцы относились когда-то – и относятся сейчас – к своим индейцам. Это афроамериканцы со временем сумели заставить белых с собой считаться. Индейцы к этому уже давно не стремятся. Тем не менее полковник Лоренц, чтобы сохранить с местными жителями добрососедские отношения – а его предупредили, что с ними лучше не ссориться, иначе быть беде, – согласился взять на работу в лабораторию несколько человек. Естественно, работа была такой, какой эти люди, по мнению полковника, были достойны. В основном все сводилось к уборке территории; с другими обязанностями справлялись специалисты и солдаты…

Последний пост был при въезде на территорию. Здесь полковнику уже пришлось выйти из машины, иначе проехать во двор было невозможно. Изометрический замок на воротах требовательно подмигивал красным глазком, предлагая положить на внутреннюю сторону своего пластикового клюва указательный палец. Полковник послушно сделал это, и тогда ворота раскрылись. При попытке проехать на территорию без прохождения изометрического контроля автоматическая скорострельная пушка-робот расстреляла бы любой транспорт с броней слабее танка «Абрамс».[3] Если бы потребовалось проехать какой-нибудь машине, не имеющей допуска, то ворота могли открыть отпечатком своего пальца только шесть ответственных лиц, включая самого полковника Лоренца. Эти же шесть лиц несли персональную ответственность за тех, кого они привозили с собой. Впрочем, сразу за воротами машина попадала в ангар, где документы у всех прибывших – естественно, кроме собственного командира, – досматривали военнослужащие.

Меры по сохранению режима секретности были достаточно серьезными. Впрочем, на многих объектах ЦРУ они считались естественными, а здесь, вдалеке от своих границ и вблизи границ России, были жизненно важными. А необходимость забираться в самую глушь грузинских гор, так близко к российской границе, была очевидной. Деятельность лаборатории не должна была иметь контроля. Дикие чеченцы, живущие вдоль границы, серьезной угрозы представлять не могли, если с ними, как предупреждали, не ссориться. Конечно, если сделать это, неприятности возникнут обязательно. Об этом также предупреждали заранее. С грузинской стороны сюда могли заглядывать только те, кого полковник Лоренц сам пожелал бы увидеть, да и то проехать к лаборатории они могли бы только с сопровождающими. А уж что на самом деле можно показать, а что показывать нельзя – это решать полковнику.

Лоренц понимал, что в случае раскрытия и придания огласке его действий международный скандал будет такого уровня, что отдельных офицеров ЦРУ, возможно, будут даже судить, и сами Соединенные Штаты постараются отмежеваться от проблемы. И возглавит список людей, подлежащих наказанию – причем даже по американским законам, – именно он, полковник Зигфрид Лоренц…

* * *

Лабораторный корпус был двухэтажным, широким, если посмотреть со стороны, и имел, в дополнение к внешнему, внутренний двор, спрятанный под общей крышей. Кабинет полковника Лоренца находился на втором этаже и был угловым, что давало возможность смотреть через бронированные зеркальные стекла окон в две стороны. Полковник почему-то всегда любил угловые кабинеты, имеющие окна на разные стороны. Более того, даже дома его рабочая комната была спланирована по такому же принципу.

Входная дверь, что вела в тамбур, открывалась персональной пластиковой карточкой, имевшей собственный код. Пока полковник входил в тамбур, готовились к открытию те двери, в которые, кроме него и еще нескольких человек, войти не мог никто. В первую очередь компьютер выводил из ниши изометрический замок. Приложенный к замку палец дверь еще не открывал, а только выдвигал объектив, в который следовало посмотреть любым глазом. Компьютер проводил идентификацию по рисунку сетчатки глаза, которая, как известно, еще более индивидуальна, чем отпечатки пальцев. И только такая двойная идентификация давала доступ в лабораторный корпус.

За дверью располагался небольшой холл со шкафчиками для переодевания в лабораторную одежду. В этот холл полковник, как и еще пять старших офицеров лаборатории, мог провести своих гостей. Дальше он уже никого провести не мог, если человек не имел доступа. Но из холла можно было пройти в небольшой конференц-зал, или зал для заседаний, как его называли грузины, – и полковник соглашался, что это более правильное название, поскольку никаких конференций здесь проводиться никогда не будет. Этот зал специально предназначался для приема гостей. Чтобы попасть туда, даже переодеваться не следовало. Поэтому из всех прибывших переоделся только сам полковник Лоренц. Он распахнул дверь, приглашая приехавших с ним грузинского подполковника и трех американских офицеров разведки.

– Проходите. Я буду через пять минут. Если хотите, вам принесут кофе. Принести?

– Я бы от чая не отказался, – сказал подполковник Мелашвили. – У меня от кофе сердце зажимает…

– Остальным – кофе! – решил за всех американский майор.

Лоренц нажал на стене кнопку переговорного устройства.

– В конференц-зал три кофе и один чай.

– Две минуты, сэр, – ответил кто-то.

– Ждите…

Кивнув, полковник открыл пластиковой карточкой еще одну дверь в стене. И снова попал в тамбур, из которого проходить дальше следовало с вышеописанными процедурами опознавания.

* * *

В кабинете полковник, не садясь за стол, включил компьютер, и пока тот загружался, подошел к окну, чтобы осмотреть территорию. Смотреть-то было, по большому счету, не на что, поскольку двор был голым и пустынным, и зеркальная пленка, покрывающая стекло, делала вид сумрачным и унылым. Забор, как его поставили при строительстве, так же ровно и стоял, украшенный поверху, в дополнение к лазерной системе сигнализации, еще и спиральной пружинистой лентой, заменяющей обычную колючую проволоку. При разрезании эта лента начинала раскручиваться с бешеной силой, и сталь, тонкая и острая, как лезвие бритвы, разрезала чуть не пополам любого человека, что оказался бы в этот момент на стене. Угол двора занимал корпус гаража, но со двора туда вела только одна-единственная бронированная дверь, обеспечивающая высшую степень защиты. Без прохождения идентификации ни войти в гараж, ни выйти из него не мог никто. Выездные ворота выходили за пределы базы и тоже были снабжены системами защиты. Кроме того, в гараже находился постоянный пост охраны.

В противоположном углу двора, невидимый из окон полковника Лоренца, стоял одноэтажный корпус казармы. Но там, где находится казарма, всегда должно быть спокойно, потому-то полковник и выбрал для своего кабинета именно угол.

* * *

Компьютер загрузился. Сначала Лоренц подключился к камере в конференц-зале, посмотрел, как скучно и молча проводят время приехавшие с ним люди, потом перешел на камеру гостевой комнаты. Там – два офицера: один из них тоже из грузинской специальной службы внешней разведки, Лоренц забыл его фамилию; второй – американец, из агентуры, и потому раньше с Лоренцом не сотрудничавший; и с ними – гражданский, вальяжный и весь заплывший жиром, отчего страдал одышкой. Они молча сидели каждый на отдельном диване. Только один толстяк поглядывал по сторонам и вел себя спокойно, почти по-хозяйски. Офицеры были сосредоточены, словно знали, что за ними наблюдают. А может быть, изображали сосредоточенность друг перед другом, чтобы произвести впечатление, понимая, что если судьба свела их в этой комнате, то дальше они, скорее всего, будут работать вместе… Это тоже бывает. Тем, кто собирается работать вместе с другими, хочется произвести при первой же встрече солидное впечатление.

Только после этого, отключившись от камер, Лоренц набрал логин, пароль и открыл «папку» с предназначенными для него документами, впрочем, хорошо и давно изученными, в том числе и им самим подготовленными, и потому он только мельком пробежал глазами по тексту. Да, все правильно,