, это ни для кого не секрет. От цыган я никогда ничего хорошего не ждал. Впрочем, и от представителей кавказских народов тоже. Еще наш заместитель командира батальона по воспитательной работе майор Коновалов, помнится, объяснял нам перед командировкой на Северный Кавказ, чем в первую очередь отличается менталитет русского человека от менталитета кавказца. А отличается он тем, что в случае какого-то конфликта русский человек примет сторону того, кто прав, а кавказец примет сторону кавказца. Это особенность большинства малых наций, своего рода гарантия их выживаемости. Но эта же особенность, как считают философы, никогда не позволит тем же кавказцам создать большую и мощную империю. Империя, какая была создана когда-то русскими царями, включала в себя множество народов. А приверженность к своим не позволит им стать главным народообразующим составляющим в обществе. А все попытки создать империю с помощью силы обречены на провал. То есть создать можно, но удержать власть не получится. Даже Римская империя давала лучшим представителям завоеванных народов римское гражданство, но все граждане и неграждане одинаково подчинялись римскому праву, которое до сих пор стоит во главе любой правовой системы, и лучшего, говорят, человеческие умы выдумать не могли.

Цыгане, как я понял, меня только заманили и передали кавказцам. Вернее, продали, потому что я успел услышать разговор о деньгах. Это, конечно, неприятно, но еще более – непонятно. А непонятность всегда все осложняет, заставляет ломать голову над вопросами, которые ты решить не в состоянии. Зачем я этим кавказцам? Этого я не понимал и своим умом не мог добраться до сути.

В стороне от меня кто-то легонько застонал, хотя и не попросил помощи, мне даже показалось, что человек застонал во сне. Я сел и осмотрелся, хотя увидеть что-то в темноте было невозможно. И понять что-то было невозможно. И спросить у кого-то тоже невозможно. Я пощупал руками по сторонам и сразу ощутил чужие тела поблизости. Живые тела! Слава богу, не с покойниками везли. Узнать, кто мои попутчики и куда мы направляемся, было бы хорошо, и вообще хорошо бы встать и подойти к щели, чтобы свежего воздуха глотнуть. Я честно попытался, однако это оказалось настолько трудным делом, что я предпочел даже не лечь снова, а просто бессильно свалиться на уложенные на пол листы картона, чтобы попытаться перевести дыхание. Но, приняв горизонтальное положение, тут же уснул…

Когда проснулся в следующий раз, подумал, что за глоток воды готов грудь подставить под автоматную очередь. И даже, может быть, свою. Где-то в стороне даже не слышался, а просто ощущался слабый, как шелест речной волны, шепот.

– Воды бы… – сказал я негромко. – Сдохнуть без воды можно…

– Терпи, раз сюда попал, – вяло ответил кто-то. – Может, раз в день и принесут воду. Если не забудут. Но скорее поленятся…

– А куда я попал?

– В контейнер. Не нравится, что ли? Это еще ничего, когда в контейнере. Терпимо. Некоторых, я слышал, вообще в ящиках перевозили.

Так я узнал, в каком «купе» еду, и начал тихо расспрашивать, забыв про воду.

Нас, семерых человек, везли в контейнере, поставленном в кузов грузовика. Вместо матрацев нам выделили какие-то сложенные один на другой куски толстого упаковочного картона. Бока наши такой упаковкой берегли, только для чего, я еще не понял. Пришлось спросить. Разговаривал со мной один мужчина, остальные, как мне показалось, не скоро к жизни вернутся. Им, видимо, тоже что-то подсыпали, как и мне.

– И куда же нас?

– На курорт. Знаешь, куда нормальные люди на курорт ездят? При советской власти, по крайней мере, ездили…

– Куда? Я при советской власти еще ходить не умел и до курортов тоже не добирался.

– На Кавказ.

– Кавказские Минеральные Воды? – спросил я первое, что пришло в голову по ассоциации с понятием курортов Кавказа.

– Скорее слегка восточнее.

– Адрес знаешь?

– Предполагаю.

– И…

– Дагестан.

– По поводу?

– А без повода. На работу…

– На какую работу? – не понял я.

– Ты откуда свалился, парень? – прозвучал откровенный вопрос.

– Из армии. Домой ехал после «дембеля».

– В каком звании?

– Рядовой.

– Значит, надолго не доехал. Был рядовым солдатом, стал рядовым рабом.

– То есть? Чьим рабом? – возмутился я.

– Того, кто тебя купит. Или не знаешь, что наша страна в средневековье скатилась? По крайней мере, ее южные регионы. Скатились и увязли там по самые уши…

От собеседника ли или от других соседей сильно пахло застарелой мочой, как от настоящих многовековых бомжей, но говорил он грамотно, хотя слегка шепеляво. Но такое оригинальное произношение обычно бывает результатом отсутствия передних зубов. Судя по голосу, мужчина был немолод и имел жизненный опыт, которого почти не было у меня. Если в сравнении с солдатами я сам себе казался опытным человеком, то здесь я был просто юнцом. Его слова больно меня ударили. До легкого шока. Но ненадолго. Я знаю, что есть звери, которых ни одна клетка не удержит. И я сам из таких. Они терпеливые, долго ждут момента, но когда он настанет, не упустят его. Это опасные звери. И рабом я буду опасным. Не завидую тому хозяину, кто пожелает заиметь такого. Этот раб обеспечит ему обязательные проблемы, вплоть до возможности намного раньше срока и совершенно неожиданно для самого себя лишиться жизни и заодно всех благ.

Обозлившись на себя и на то, что со мной по моей же вине случилось, я резко перевернулся лицом вниз и, непонятно что себе этим доказывая, начал отжиматься от трясущегося под ладонями картона – вибрации кузова грузовика легко передавались через пол контейнера в ладони. Я не просто отжимался, напрягая мышцы, я выгонял из себя всю хмурь, всю гадость, которой меня напичкали, и алкоголь, и то, что в него намешали. В контейнере было душно и жарко, но я умышленно заставлял себя пропотеть как можно сильнее, чтобы вместе с потом вывести из организма токсины, связывающее мое тело, делающие его рыхлым и вялым.

Мои движения скорее всего не были замечены в темноте, как я сам не видел чужих движений, но звук дыхания был громким, и тот же человек спросил:

– Чем ты там занимаешься, рядовой?

– От пола отжимаюсь, – ответил я, понимая, что мой ответ носит слегка шоковый характер.

Но от шока он избавился быстро. Должно быть, мужик «тертый», которого удивить чем-то особенным сложно.

– Молодец. Сколько раз отожмешься?

– Хочу двести. Но получится, думаю, с трудом. Давно не тренировался. И общее состояние хреноватенькое.

Я отжимался и отвечал на вопросы, выталкивая из себя слова вместе с дыханием. И потому слова получались короткие и сердитые.

– Только дагам не показывай этого, – прозвучал совет. – Иначе такого раба запрягут на три нормы. Наоборот, показывай, что ты слабак и неженка, не то за неделю заездят…

– А ты сам откуда все знаешь? Похоже, уже бывал в рабстве?

– Нет. Но слухи давно ходили, что даги творят. Многие парни из вокзальных знакомых просто пропадали, и все. И я ждал, когда до меня доберутся. Меня же никто искать не будет. Как и их всех. Даже, оказывается, цыган наняли. Мне еще мама в детстве говорила: не верь цыганам. Но я маму и в детстве не слушал, и сейчас советы ее забыл. Вот и стали наши вокзальные пропадать, а менты и народ только радуются этому. Мы же все – люди без дома. Без определенного места жительства. БОМЖи – это называется… Ты один у нас такой, рядовой, до дома не доехавший.

Значит, я угадал в нем бомжа по запаху. И остальные, похоже, пахли так же. Компания, в которую я добровольно никогда бы не вошел. Мне хотелось сказать ему, что я долго в рабстве не задержусь и до дома все равно скоро доеду. Постараюсь доехать за две недели, как и обещал маме, и только потому, что не хочу ее волновать и расстраивать. Понимание этого подтолкнет меня к действию. Но кто знает, что за люди со мной едут, тем более бомжи. Такой национальности я никогда бы не доверился.

Кроме того, один из главных теоретических законов спецназа ГРУ звучит конкретно: если что-то собрался сделать, сначала сделай, а потом говори, если есть необходимость. Наш комбат любил повторять: «Бог дал человеку два уха, но только один язык. Слушай в оба уха, а говори всегда только одним языком. И как можно реже…»

Я все же не выдержал и подошел к щели, оставленной в двери. Саму дверь толкнул, но она была снаружи закрыта, может, даже опломбирована на случай проверки. Я ртом приник к щели и пил шедший через нее воздух, как гнилую и тухлую воду из прогнившего болота. Он был горячим и, кажется, пыльным, пропитанным автомобильными выхлопными газами. Но, если воду из болота, как нас учили, можно легко обеззаразить, бросив туда ветку черемухи, то воздух очистить у меня возможности не было. Вонь бы я пережил легче. Все-таки вырос в промышленном уральском городе, привычен. Но неприятно было, что он такой теплый. Наверное, машина от Москвы уже далеко на юг укатила. В Москве было прохладно, а мы сейчас ехали по жаре. Это чувствовалось и по нагретому контейнеру.

Теи не менее даже этот теплый и грязный воздух переносился легче, чем устоявшийся и все вокруг пропитавший запах моих попутчиков. Мне уже казалось, что и я этим запахом насквозь пропитался, поэтому стоял у щели долго, даже счет времени потерял. Потом устал и хотел снова залечь, в надежде уснуть и проснуться уже тогда, когда мы куда-нибудь приедем, но в это время машина начала тормозить.

– А если полиция машину остановит и захочет проверить груз? – спросил я разговорчивого попутчика, надеясь хотя бы с помощью полиции найти путь к спасению.

– Ты к кому обращаешься? – спросил другой голос, хриплый и донельзя пропитой. В этом голосе звучала откровенная агрессивность, причем явно против меня направленная. Должно быть, мое желание узнать свою судьбу его сильно раздражало.

– Кто ответит, – сказал я спокойно и почти вежливо.

– Спрашивай сразу меня, – отозвался прежний собеседник. – Меня зовут дядя Вася. А Ананас у нас нервный, с ним можешь и не беседовать. Он – нелюдимый. Менты, спрашиваешь?

– Да. Менты.

– Ну, заработают менты, и что с того? Они такие машины останавливают и сразу лапу тянут. Им в лапу кладут, и на этом вопрос бывает исчерпан. Даже смотреть не будут.

– А если я в стенку стучать начну? Стук услышат. Тогда что?

– Тогда машина отъедет от ментов и остановится. А сзади обязательно идет еще машина сопровождения. Они тебя выпустят, пистолет наставят, чтобы не болтал ногами, и изобьют до полусмерти, чтобы другим неповадно было, – с радостью в голосе объяснил Ананас.

– Да, – согласился дядя Вася. – Даги всю полицию по дороге скупили. И давно уже.

– И почему нас по домам без автомата отправляют! – возмутился я…

Воду нам принесли только ночью, когда уже стемнело и луч света уже не пробивался сквозь щель в дверях. Сначала послышался грохот. Машина стояла, и кто-то без стеснения будил нас, вышагивая по крыше контейнера. Потом противный металлический скрип возвестил, что нечто происходит, скорее всего, действо, несущее нам перемену обстоятельств. Но меня, как, возможно, и других, больше волновало даже не это действо, которое все равно в конце концов произойдет, когда мы на месте окажемся и нам объяснят нашу дальнейшую судьбу, а вопрос утоления жажды. Казалось, что губы и язык во рту начали трескаться. Препарат, которым меня, а может быть, и других, свалили, был, видимо, каким-то сильным обезвоживающим средством. Плюс к этому алкогольное обезвоживание, которое приходит вне зависимости от количества выпитого.

Металлический скрежет я понял правильно. Дверь приоткрылась, вернее, открывали засов, и только потом дверь, и я, как самый подвижный из всех, первым оказался рядом, чтобы глотнуть воздуха. И даже попытался ее пошире распахнуть, но она открылась только на пару десятков сантиметров, а дальше, как я сумел все же рассмотреть при свете луны и звезд, стоял второй, точно такой же контейнер. Первая моя мысль была естественной – появится человек, я сразу бью на «отключку», и – свободен. А потом быстро по крыше контейнера к кабине – водитель тоже не должен быть помехой, – разворот, и обратная дорога до первого города, где есть управление полиции. И пусть рядом стоит машина сопровождения, грузовик без труда протаранит любую легковушку без ущербы для себя. Тем более, я обучен производить автомобильный таран, здесь главное – сразу после столкновения не сбрасывать ногу с педали акселератора.

Но меня ждало разочарование. Когда дверь раскрывается так узко, убежать из контейнера невозможно – человеческое тело сможет просунуться в маленькое отверстие проема только после основательного знакомства с асфальтовым катком. А полностью открыться ей мешал второй контейнер, стоящий дверью впритык к нам. Однако расстраиваться я не стал и легко согласился с тем, что еще рано предпринимать попытку побега. Служба в спецназе ГРУ научила меня готовиться к мероприятиям, которые предстоят, а не бросаться наобум, надеясь на удачу. Предположим, уложу я первого одним ударом, а за его спиной стоит на подстраховке второй с автоматом в руках. И побег завершен… А после первой попытки предпринять вторую намного сложнее, потому что присмотр за мной будет основательный.

Да и человек, открывший дверь, сам к проему не шагнул. Он даже с контейнера не спустился, не посчитал нужным.

– Лови, – сказал мне голос с кавказским акцентом. Но это был не Дауд. – Вас там семеро?

– Семеро.

– Семь бутылок. Каждому по одной.

– А почаще поить нельзя?

– Дауд не велел вас, уродов, баловать.

– Ни хрена себе, баловство…

– Семь бутылок. За сегодня, за то, что терпели, и до конца пути.

– А когда этот конец?

– Скоро. Для тебя это будет конец света, готовься.

– В подземелье, что ли, работать будем? – вяло спросил я, просто потому, что привык за собой последнее слово оставлять.

Ответа не последовало.

Я поставил пластиковый пакет у двери, которая тут же закрылась, взял одну бутылку и лег на свое место. Другие тут же ринулись к своим бутылкам.

– Рядовой! – услышал я голос Ананаса. – Принеси мне мою бутылку. И быстро, пацан!

– Тебе уже кто-то до меня ноги выдернул? – сделав несколько глотков, спокойно проговорил я. – С корнем или как? Если что-то осталось, могу и я продолжить.

В ответ послышалось собачье рычание.

Я не видел его. Предполагал только по голосу, что Ананас лежит от меня через человека, который за все время не произнес ни слова, хотя с час назад мне показалось, что он тихо плакал и, кажется, молился. Я тоже ношу на себе православный крест, хотя ни одной молитвы не знаю наизусть и в церковь никогда не ходил, и всегда уважительно отношусь к людям, которые молятся. Тем более, молятся со слезами. Но мой сосед даже не пошевелился на агрессию, прозвучавшую в голосе Ананаса. А я сразу понял, что тот пытается превратить меня, в дополнение ко всему, еще и в своего раба.

– Или тебе уже пора просто голову оторвать? Выбирай… – неторопливо предложил я с вызывающей усмешкой. – Могу последовательно: ноги оторваны, за ними руки, потом уши с носом и напоследок всю голову. Только поторопись, пока у меня настроение хорошее. Под хорошее настроение меньше мучиться будешь.

Я не видел его рывок в мою сторону – в темноте я не научился видеть, как сова или хотя бы как летучая мышь, только услышал, как стремительно приближается его рычание, которое кого-то могло бы и напугать, но я почему-то совсем не испугался и без всяких раздумий, чисто рефлекторно резко выбросил вперед свою левую ударную руку. Бил не напрямую, чтобы не попасть в лоб и не разбить себе пальцы, а снизу. Классический и самый распространенный удар для боксера-левши. Кажется, в темноте я угодил ему в скулу. И кулак себе все же чуть-чуть повредил. Но рычание резко прекратилось, словно он им захлебнулся, а мой сосед с трудом и кряхтением стал выбираться из-под упавшего на него тела. Ананас был в полной «отключке», и его пришлось сдвигать. Я не помогал соседу.

– Он давно уже на это напрашивался, – хрипло и слегка испуганно сказал кто-то у дальней от двери стены. – Ко всем придирался.

– Кто ищет, тот находит, – философски заметил я.

Видимо, ответить на придирки Ананаса пока было некому. Но таких следует всегда сразу осаживать, иначе обнаглеют.

В себя он пришел примерно через минуту или чуть меньше, стал что-то ворчать, но уже не рычал и ко мне не обращался. Таким образом, двойным рабом я не стал, чем был несказанно счастлив. Хотя половина счастья никогда не является настоящим счастьем, ведь я по-прежнему был рабом. Наверное, уже около суток, если не больше. Определенно больше, потому что в машину к Дауду я садился в середине дня, проспал, видимо, весь остаток того дня и следующую ночь, и провалялся целый день в контейнере-купе. И вот вторая ночь пошла…