Сбежала. Как она могла так поступить с ним: может, он ее чем-то обидел? Да нет, вроде… Или ей не понравилось, как он себя вел: ведь он не мог оторвать от нее глаз, рассматривал ее ноги в гладких, объемных колготках, шарил глазами по ее шее и груди, даже под платье взглядом залез, в глубокую пурпурную тьму… Донжуан несчастный!
Горин задумался. Анна хотела поговорить о чем-то с автором статьи. Автор был перед ней. Они проговорили минут десять. Потом Анна ушла, не простившись. Тогда вопрос: о чем она с ним хотела поговорить? Какую информацию она от него получила, если этой информации ей оказалось более чем достаточно?
Горин припомнил весь разговор. Да нет, ничего особенного: просто обсудили случай с пугалом, и все. А может быть, дело вовсе не в том, то она хотела спросить у Горина, а в том, что она сама хотела ему сказать?
Но сказала она только одно – то, что Горину показалось самым нелепым: пугало существует, пугало еще к тебе придет.
Но это же нонсенс! Если есть пугало, тогда есть и все эти потусторонние силы, которыми управляет сам дьявол. А если есть дьявол, то, значит, – есть и Бог… Горин был убежденным атеистом и такой трактовки мироздания допустить никак не мог.
А что, если Анна не сама ушла из редакции? Почему он решил, что она поймала какую-то случайную машину? Можно ли так быстро найти частника на пустынной улице?
Допустим, в малиновой девятке был человек, который привез Анну, ждал ее, потом заставил поехать с ним… Шофера Горин видел только со спины и запомнил лишь одну деталь: у него были оттопыренные уши и вроде – он не мог утверждать наверняка – борода.
Размышляя, Горин поднялся в лифте, вышел в коридор третьего этажа. Редакция арендовала в этом огромном производственном здании два помещения: большое – для сотрудников и маленькое – кабинет главного. Плюс еще закуток без окон, где журналюги собственными силами оборудовали кухню. За остальными дверьми располагались офисы других мелких фирм. Все это вместе некогда было крупным оборонным предприятием, здесь вершилось будущее страны и планеты, которое, в том предполагаемом варианте, так и не состоялось. Для Горина было загадкой, почему он работал в «Московской страшилке», а не, скажем, в «Московском комсомольце», или, по крайней мере, в «Вечерней Москве».
Ведь он был хорошим журналистом, в университете ему просили блестящее будущее. Сильный, ловкий, спортивный. Может и в морду дать при случае. Таким и должен быть прожженный репортер, эдакий журналист Фандор, который преследует своего Фантомаса – на земле, на воде, под водой и даже в воздухе! Несмотря на то, что никакого Фантомаса нет, и весь этот Фантомас – всего лишь глюк комиссара Жюва… Но разве это имеет значение?
Вернувшись, Горин увидел, что в кресле, где только что сидела Анна, царит необъятная фигура главного редактора. Со своим редактором Горин находился в состоянии перманентной вялотекущей ссоры, и давно бы сорвался и сказал ему все, что он о нем думает, если бы редактор газеты «Московская страшилка» не был женщиной.
– Итак, Юрий Петрович? – глаза редактора, как говорится, метали молнии.
– Остынь, Варвара Павловна, – мягко парировал Горин. – Вот, провожал посетителя…
То, что Горин бежал, прыгая через две ступеньки по лестнице, можно с некоторым обобщением назвать словом «провожал», да и слово «посетитель» можно в равной степени отнести как к мужчине, так и к женщине.
– Смею тебе напомнить, что ты сегодня дежуришь.
– Виноват! – Горин подобрался, как солдат перед капралом, чуть ли не щелкнув каблуками: теперь его опыт по части женской психологии исправно служил карьере журналиста.
– Итак… – начала Варвара, – Что я хочу тебе сказать? Вот уже месяц, как я ничего нового от тебя не видела. А ты у нас в штате и зарплату получаешь исправно. Где же твои сто строк в неделю?
– Это не важно, – возразил Горин. – В следующем месяце дам сразу две полосы.
– Посмотрим. И что касается последнего материала… Тебе не кажется, что это уже слишком? Ввиду специфики нашего издания, конечно, без фантазии не обойтись. Но тут ты просто перешел все границы. Неужели ты думаешь, что хотя бы один читатель поверит в эту пургу про пугало?
Горин вскипел. Внешне он оставался спокойным: его лицо выражало рассудительное внимание. Надо же так! Впервые за три года работы в газете написал правду – то, что пережил лично, а теперь это, оказывается, самый фантастический его материал.
– Я исправлюсь, – смиренно сказал он.
– Я бы не стала тебе припоминать, все-таки уже месяц прошел. Но сегодня был звонок. Мне это нервов стоило. А ты шатался неизвестно где. Вместо того, чтобы сидеть на телефоне.
– Может быть, я в буфет ходил – позавтракать? – на самом деле Горин бы сказал: Не будь такой жадной, Варвара, а просто заведи секретаршу.
Варвара Гостюхина была не только главным редактором, но и хозяином еженедельной газеты, брэнд которой, немыслимая «Московская страшилка», был зарегистрирован в Роскомпечати на ее имя. Варвара экономила каждый свой рубль.
– А кто звонил-то? – поинтересовался Горин, хотя ему, конечно, было на это наплевать.
– Профессор Ситников, из Гуманитарного университета. Его возмутил твой материал, он требовал, чтобы я раскрыла псевдоним автора и так далее.
– И что? Ты раскрыла?
– Еще чего! Я деликатно возразила, он настаивал. Ну, я и сорвалась, ты ж меня знаешь. В конце концов, пришлось глотать валидол. Словом, – Варвара хлопнула себя по коленкам и тяжело поднялась на ноги. – Даю тебе что-то вроде испытательного срока. Скажем, месяц, идет? И не сердись, пожалуйста. Как говорят американцы – ничего личного.
Перспектива оказаться на улице Горину, конечно, не улыбалась. Несмотря на то, что в стране развелось огромное количество изданий, вроде «Московской страшилки», безработных журналистов было еще больше. Оставшись один, Горин открыл файл безнадежного материала, присланного пожилым внештатником, и стал его править. В статье говорилось о верволках. Горин знал, что никаких верволков не существует, и внештатник, похоже, тоже об этом прекрасно знал. Поэтому и написано о верволках было коряво и неубедительно. Так Горину удалось скоротать часа два. Солнце за это время переехало в другое окно, уложив свои золотые кирпичи в северо-западном углу помещения.
В практичности, конечно, Варваре не откажешь: по распорядку, в их маленькой редакции весь день обязан присутствовать один из трех сотрудников, готовый к срочной работе, он же исполнял обязанности секретаря. В действительности, удар профессора Ситникова, этого борца за раскрытие псевдонимов, должен был принять на себя сам Горин, если бы не прохлаждался с утра в буфете с бутылочкой своей любимой нефильтрованной «восьмерки». Уж он бы не стал скрывать псевдоним и сказал профессору пару ласковых слов. И, поскольку у Горина на редкость здоровое сердце, ему бы не пришлось глотать валидол.
Что-что, а пивка в охотку попить, он, конечно, любил. С черноглазыми креветками, с упругой красной рыбкой, на худой конец – даже с крабовыми палочками, которые делаются, как известно, безо всякого участия крабов.
Жизнь журналиста била ключом: постоянное общение, конференции со всякими фуршетами, просто фуршеты безо всяких конференций. На этом тернистом пути ему частенько попадались женщины, готовые продолжить общение после фуршетов… Не удивительно, что подходя к очередному выплатному дню, Горин порой не то что пивка попить – бензином свой старенький «Каблук» был напоить не в состоянии. И вот теперь, наконец, он встретил ее – единственную. Встретил и тут же потерял.
Внезапно у Горина возникла идея. Между звонком таинственного профессора и визитом Анны могла существовать некая связь… Он набрал номер Московского гуманитарного университета и спросил, как найти профессора Ситникова. Через минуту Горин узнал, что в университете никакого профессора Ситникова нет. И никогда не было.
Горин хорошо помнил день, когда познакомился с Анной. Юра и раньше видел в деревне эту девчонку – и в прошлом году, и в позапрошлом, но не обращал на нее внимания и даже имени ее не знал. Родители привезли Юру к бабушке в самом начале июня, когда деревня была полупуста. Юра обошел все дворы, где жили его знакомые ребята. Никто еще не приехал, бабушки и дедушки ждали своих внуков со дня на день.
Юра смастерил скворечник, но не хватило материала и получился как бы скворечник в разрезе, из книжки «Сделай сам». Потом он пытался ловить рыбу в Клязьме, сидел на берегу под большой сосной, шлепая на шее слепней, и вдруг кто-то окликнул его.
Это была девчонка – девчонки Юру пока еще совершенно не интересовали.
– Поймал кого-нибудь? – спросила она, тут же присела на корточки, тряхнув косичками, и бесцеремонно залезла в его пакет.
Пакет, куда Юра складывал (вернее, собирался складывать, если бы поймал) рыбу, был совершенно пуст.
– Нет поклевки, – сказал он голосом взрослого, грубого рыбака.
Но девчонка не собиралась отставать. Вскоре он уже знал, что ее зовут Аня, что она тоже из Москвы, только сегодня приехала к бабушке с дедушкой и живет во втором доме от края деревни.
– А в самом крайнем доме жила колдунья, – сообщила Аня. – Самая что ни на есть настоящая. Она умерла.
– Да знаю я! – отрезал Юра. – Я ее в прошлом году у колодца видел. Только никакая она не колдунья. Потому что колдунов и колдуний вообще нет.
– Если нет, то кто ж тогда порчу наводил на наш огород? А сейчас, когда колдунья умерла, все нормально взошло.
До чего ж глупые эти девчонки – верят во всякую ерунду! Юра тогда еще не знал, что «во всякую ерунду» верят не только девчонки, но и мальчишки, а также взрослые мужчины и женщины. Он и представить себе не мог, что не далее как завтра эта самая «ерунда» произойдет с ним самим, а через много лет он станет корреспондентом газеты, все восемь полос которой будут полностью посвящены этой «ерунде».
– Между прочим, – сказала Аня, смахнув со щеки слепня, – по ночам в ее доме светится какой-то огонь.
– Ты сама видела?
– Видела!
– Как же ты видела, – спросил Юра хитрым голосом, если только сегодня приехала?
Аня закусила губу.
– Бабушка видела! – нашлась она.
Юра знал, что взрослые могут врать, так же как и дети, но сказать девчонке, что врет ее бабушка, не посмел.
– Это могло быть просто отражение, – осторожно заметил он.
– А занавески?
– Какие занавески?
– В доме колдуньи. Занавески на окнах то открываются, то закрываются. А войдут в дом – никого нет.
– Кто войдет?
– Ну… Люди.
Аня смутилась. Она не ожидала такого пристрастного допроса.
– Просто ты сам боишься, потому и не веришь.
Такого обвинения – тем более, от девчонки – Юра стерпеть не мог. В глубине души он боялся многих вещей. Почему-то боялся темноты, хотя прекрасно понимал, что в темноте нет ничего, кроме самой темноты. С ровесниками драться не боялся, но вот старшие мальчишки вызывали у него, если не страх, то, по крайней мере, неприятное чувство собственной малости и бессилия. Немного боялся девчонок: порой думая, что эти создания имеют гораздо более отличную от ребят природу, чем это кажется на первый взгляд. Но больше всего на свете Юра боялся, что другие назовут его трусом.
– Я ничего не боюсь! – резко сказал он.
– Да? – Аня насмешливо посмотрела на него, и в ее глазах блеснули два острых огонька. Тогда пошли.
– Куда?
– В дом колдуньи.
– Но дом заперт.
– Можно залезть через чердак.
– Но…
– Боишься?
– Я же сказал! – Юра вскочил на ноги, отряхнул штаны от песка и бросил решительно:
– Пошли.
Человеческая память, словно хард-диск обрывками файлов, по гроб жизни засорена какими-то случайными воспоминаниями, яркими видеоклипами, которые поневоле приходится смотреть из года в год. Горин и сейчас видел перед своими глазами желтую тропинку, петляющую по цветущему лугу, худенькую девочку, которая бежала впереди, останавливалась, кружилась на месте, болтая косичками, внезапно приседала, взмахнув подолом синего платья, чтобы сорвать цветок… А в конце этой тропинки они встретили Марину.
Девочка тоже только что приехала и, узнав, что они идут в дом колдуньи, захлопала в ладоши и объявила, что пойдет с ними.
Марину Юра знал хорошо: в отличие от Ани, она была не просто его соседкой в деревне. Их родители дружили, они приходили всей семьей в гости, и Юра был вынужден играть с девчонкой, пока старшие сидели за столом. Но, скажи ему кто-нибудь, что будет в его жизни такой период, когда эта самая девчонка станет его невестой, а затем бросит его, чтобы уйти к другому… Странные у судьбы изгибы.
Именно с Марины Горин и решил начать свои поиски, после того, как выяснилось, что телефонный справочник в этом деле помогать отказывается. Правда, несколько дней Горин колебался: в последний раз, когда он пришел попросить денег взаймы, она чуть ли не выгнала его на улицу.
Но, кроме Марины, он никого из дачных мальчишек и девчонок в этой взрослой жизни не знал, так как после смерти матери ездил в деревню редко и не более чем на одну ночь.
Спрашивать у Марины прямо, как разыскать Анну, Горин не хотел. Приехав к ней в салон, он собирался сказать, что его, по работе, интересует тот необъяснимый случай с огородным пугалом. Все это было недалеко от истины, потому что случай его и вправду интересовал – ведь написал же он об этом статью…
Марина Яровая была хозяйкой небольшой фирмы, где, кроме нее, трудились еще три девушки. Масштабом своей частнопредпринимательской деятельности Марина была симметрична Варваре Гостюхиной, которая хозяйничала в газете с таким же количеством сотрудников, и это забавляло Горина. Когда он вошел, все три девчонки расцвели было ему навстречу, но, увидев, что это всего лишь бывший бой-френд директора, снова увяли в своей ленивой беседе.
– Свободна? – кивнул Горин на дверь Марининого кабинета.
Девчонки вразнобой качнули разноцветными рекламными головами.
Их лица выражали скорбящие смайлики… Горин знал, что все они незамужние, но ни одна из них не воспринимала его как мужчину, поскольку его доход был значительно ниже черты, за которой для женщин этого типа вообще начинал существовать какой-либо человек. Горин еще недавно раздумывал: а не соблазнить ли ему одну из этих рекламных кукол, например – рыжую Светку? И не только назло надменной хозяйке, а в силу своего могучего, древнего пролетарского инстинкта. Вот явится настоящий мужчина, и все ваши мечты о принце на белом коне, да непременно с золотой сбруей – падут перед ним ниц. Но теперь, когда в его жизни вновь появилась Анна, все другие женщины исчезли из поля зрения, как бы зайдя за ее спину.
Марина была стройной, атлетически сложенной и сильной. Горин знал, что ровный оливковый загар покрывает ее всю, без предательских белых полосок от лифчика и трусиков, потому что в салоне Марины был солярий, то есть устройство для искусственного загара, похожее на гроб.
– Денег у меня нет, – с расстановкой сказала она, едва глянув на вошедшего Горина.
– Я не за этим, – он изобразил возмущение, носком ботинка отодвинул стул и сел на него верхом, словно голливудский шериф.
Марина в очередной раз перекрасилась, причем, надо было отдать должное ее фантазии. Прическа представляла собой гладкий колокол: белый снаружи, черный изнутри, и что-то смутно напоминала Горину.
– Говори по существу, – Марина не подняла глаз от бумаг на столе. – У меня нет времени болтать.
Горин понял, что голыми руками ее не возьмешь.
– Я просто хочу, чтобы ты сделала мне массаж, – весело сказал он.
– Бесплатно?
– Нет, разумеется.
– Светка может сделать.
– Я хочу, чтобы ты. Пожалуйста.
На лице Марины отразились колебания. Горин в который раз с удивлением подумал: и как это могло случиться, что он всерьез собирался жениться на этой женщине? Но все-таки он ловил себя на том, что скучает по ней, плюс еще хотелось бы выяснить, кто же тот мужчина, который занял его место?
Прошлой осенью они, что называется, расстались друзьями, вернее, снова вернулись к отношениям, которые длились всю жизнь, прерванные на несколько месяцев бурным романом.
Наконец, Марина решительно встала.
– Только учти, – строго сказала она, – программа будет сокращенной: у меня через сорок минут клиент.
– Ну и отдай его Светке.
– Нет, – лицо Марины сделалось суровым, значительным, – это мой клиент. Сегодня первый сеанс, и я обычно провожу его сама.
И тут Горин ощутил какое-то напряжение реальности, как бы уловив некий слабый сигнал… Такое с ним иногда случалось: он будто считывал с неизвестного носителя несколько килобайт отрывочной информации. Это противоречило его сугубо материалистической трактовке мира, но все-таки каким-то образом уживалось с ней. В данный момент Горин смутно почувствовал: клиент, которого ждала Марина, был особенным, и что-то в жизни самого Горина непременно будет связано с ним…
– На душ у тебя времени нет, – строго сказала Марина. – Обойдешься мокрым полотенцем.
И она провела Горина в массажный кабинет.
Отдавшись власти ее сильных рук, Горин задал несколько окольных, как будто незначительных вопросов. Он не сказал, что видел Анну, заметил лишь, что собирает материал для очередной статьи. Марина посоветовала обратиться к Саше Петухову, дала адрес его фотоателье – рядом с платформой Лось Ярославской железной дороги. В самый кульминационный момент массажа, когда Горин расслабился настолько, что ему захотелось остаться здесь на всю жизнь, за дверью послышался шум, женский смех в хоре из трех голосов, чей-то высокий тенор. Марина тотчас отдернула руки от плеч Горина, словно обожглась.
– Все! – сказал она. – Кончен сеанс.
Горин сел, свесив ноги с массажного стола, а Марина уже торопилась к двери, махала Горину за спиной: дескать, давай, убирайся! Жаль, что подобные минуты – когда чувствуешь себя тестом или пластилином, струящейся пряжей или даже водой – проходят так быстро, кончаются так внезапно…
Выйдя в холл, Горин увидел следующую картину: маленький упитанный бородач стоял в окружении трех высокорослых сотрудниц, нависавших над ним, словно махровые георгины. Очевидно, он только что удачно пошутил, и все три девчонки заливались восторженным смехом. Увидев Марину, он побежал к ней на коротких ножках и лаконично поцеловал ей руку, будто клюнул зерно. Горин подумал, что финансовая черта у этого клиента довольно высока, если его с первого взгляда так полюбили здесь.
При всех этих манипуляциях маленький бородач постоянно поглядывал на Горина, как поглядывают на красавицу, замеченную в компании. Горин уже собрался уйти, но счастливый клиент вдруг повернулся к нему и размашисто протянул руку:
– Збруев. Магистр белой магии.
Горин автоматически пожал предложенную руку и представился сам:
– Горин. Журналист.
Одна из девчонок хихикнула, будто вместо «журналист» ей послышался «бомж» или что-то совсем неприличное. Маленькая пухлая рука магистра оказалась неожиданно сильной. Что-то в его облике показалось Горину странным, встревожило его… Горину неожиданно, просто непреодолимо захотелось дать этому веселому человечку в глаз.
– Вот моя визитка, – сказал Збруев, и ладонь Горина тронул маленький кусочек картона, разрисованный причудливым орнаментом.
Горин вышел. Повертев карточку в руках, он выбросил ее в урну. Всякого рода магов и колдунов, экстрасенсов и хиромантов за годы работы в «Московской страшилке» он повидал более чем достаточно.
О проекте
О подписке