Нынешнее состояние моей «фазенды» вполне соответствовало переживаниям их овдовевшего хозяина: матерые сорняки типа канадской лебеды и канатника Теофраста, заросли жизнелюбивого терновника и змеистые кусты одичавших роз, ошипованных в панк-стиле. Из высоких зарослей рудбекии, похожей своими ярко-жёлтыми цветками на маленькие подсолнухи, меня поприветствовал сердитым хрюканьем мокроносый старожила-ёж Борька – существо, как и я до дня сегодняшнего, одинокое, с затупившимися седыми иголками.

Готовясь к ужину, я первым делом старательно вытряхнул мертвенно-пыльные чехлы с дачной мебели. Для создания ретро-романтической обстановки кинул на стол белоснежную кружевную скатерть, связанную ещё моей мамой Татьяной Яковлевной в годы далёкой гагаринской эпохи – с тех пор она в нашем доме стала символом большого и радостного праздника. И поленца для традиционного дачного шашлыка я взял не абы какие, а самые знатные, наиважнецкие, – грушевые, кои лежали у меня в душистой вязанке дров особо, отдельным рядком.

Нет лучшего места и лучшей минуты для отрадного разговора, чем возле таинственно, словно из ничего, мистически оживающего в потёмках огня…

– У меня такое ощущение, что мы с тобой никогда не расставались и всю жизнь были рядом… – вздохнула Зоя.

Я осторожно усмехнулся:

– Когда я узнал, что ты вышла замуж, то получил ощутимый укол ревности.

– Со мной было то же самое относительно твоей Марины…

– Неужели мы предчувствовали, что доживать свой век будем вместе?

– Во-первых, разве это уже решено? А, во-вторых, как плохо звучит – доживать…Почти как дожёвывать. Я может быть и соглашусь быть вместе, но только при одном условии – жить и не тужить!

– А ты не забыла нашу встречу в Праге? Кажется, было самое начало горбачёвской перестройки. В СССР свирепствовал сухой закон. А там, в Чехословакии, на каждом шагу такое отменное пиво!..

– Карлов мост! Да, все в памяти… – Зоя бережно взяла мою ладонь и приложила к своей щеке. – Столкнуться двум бывшим сокурсникам нос к носу не в родном Воронеже, а за тысячи километров от него! Твоя жена тогда, кажется, застряла в магазине, а мой муж вовремя увлёкся в трактире дегустацией «Старосмиховского»! Слушай, судьбе просто нравится устраивать для нас неожиданные встречи! И я от души благодарна ей…

В час близкий к полночи я торжественно взял Зою Витальевну под руку, и мы сошли по крыльцу моей хибары под звезды. Словно заступили в театральный зал, где на сцене сейчас будут давать представление сами небеса.

– Этот домик на тихой воде.

Мы к нему глубиною причалим,

Весь в зелёные ветви одет,

Так радушен – до слёз, до печали… – деликатно вздохнула Зоя.

Августовский мрак отяжелел стылой сыростью близкого Дона, черным запахом прогоревших углей костра и бледно-розовым ароматом вызревших к Спасу яблок. Густота ночи такова, что каждый шаг даётся с напряжением.

– Постоим у вечерней воды…

Это – август! Созрели плоды…

Мы полжизни его дожидались.

Постоим, помолчим о любви,

О которой и в снах не сознались.

– Зоенька, не врублюсь: ты что-то своё читаешь? – сказал я, положив ей руки на плечи.

– Психологов нельзя пускать в поэзию. Они сразу превратят ее в тест. А эти стихи я где-то прочитала. Правда, замечательные?

– Более того.

– Кстати, автора я случайно запомнила. На мой взгляд, это самый тонко чувствующий поэт нашего времени. Только жаль, что она, как и я, – тоже Зоя. Только Колесникова. Плохое у нас с ней имя… Как вспомню судьбу Космодемьянской…

– Тогда подключи к своей мрачной антропонимике святую Зою Атталийскую. Катулл сжёг её вместе с семь`й. А святая Зоя Римская? Замучена язычниками. Но была ещё преподобная Зоя Вифлеемская. Вот она умерла своей смертью. В монастыре.

– Уже нечто… – смущённо обняла меня Зоя.

Матерые звезды пламенно жили над нашими головами своей великой вселенской жизнью. Неспроста они считались у даосов божествами, а конкретно Полярная звезда для древних китайцев так вообще выполняла роль господа Неба и Земли. То бишь, всего Сущего. В любом случае городского человека надо регулярно оставлять наедине со Вселенной. Прочищает мозги, поверьте.

Я поцеловал Зою. И тоже смущённо, но по нарастающей. Поэтому про её Вифлеемскую тёзку мы вспомнили не скоро.

– Ты что-то про блудницу собирался поведать «блуднице»… – переведя дыхание, напомнила Зоя.

– В общем, представь… – наморщил я нос. – Древняя Палестина. В пустыне двадцать пять лет в подвигах и безмолвии одиноко живёт святой Мартиниан-целитель. Однажды к нему является беспутная женщина. Она поспорила со своими друзьями, что влёт совратит отшельника.

– Класс! Я, кажется, догадываюсь, что произошло дальше.

– А дальше она, сославшись на ненастную погоду, попросила ночлега. Мартиниан ее впустил. Зоя скинула потрёпанный хитон и предстала перед святым в дорогих соблазнительных одеждах.

– А что если и вовсе без них? – почти весело посочувствовала Мартиниану Зоя Витальевна.

Я развёл руками:

– Какая разница! Все равно Мартиниан вышел из кельи, разжёг костер и мужественно встал босыми ногами в пылающие угли.

– Господи! – вздрогнула Зоя и, кажется, перестала дышать.

– То-то и оно! Блуднице тоже стало не по себе. Упала на колени, принялась слёзно вымаливать прощение. Дальнейшее тебе известно.

– Трогательно, весьма… – тихо вздохнула Зоя. – Кстати, кто-то из наших словесных классиков, кажется, украл для своих нужд этот сюжет из сказаний?

Я не успел назвать графа-сластолюбца, безуспешно и не очень серьёзно боровшегося со своей похотью, как вдруг с северо-запада из-за горизонта в полной тишине стремительно вырвался яркий комок оранжевого огня. Чиркнул пламенисто по небосводу и беззвучно канул за зубцы далёкого задонного леса. Он как будто чрезвычайно спешил, озабоченный особой миссией, к которой мы с Зоей вкупе со всем человечеством не имели ни малейшего отношения. И не должны иметь.

– Самолёт!!! – по-девчоночьи вскрикнула она.

– Нет, Зоенька, это совсем другое… – сдержанно сказал я тоном человека, особо приближенного к знанию сугубых тайн мироздания. – Ни звука, ни фонарей… И летел он быстрее быстрого. Таких скоростей мы ещё не знаем.

– Мы – это человечество?

– Вроде того.

– А как тебе, милый, версия со спутником?

Я поцеловал Зою. Но не за версию, а за одно нечаянно вырвавшееся у неё слово. Правда, было так темно, что губы мои ткнулись ей в затылок.

– Спутники летают по другим траекториям. Включая международную космическую станцию.

– Значит, это твои цефеиды!

– И близко не из той оперы. Те сыплются бледным веером.

Я ещё раз бдительно, по-хозяйски, оглядел беременно отяжелевшее звёздами небо. Так старательный фермер оценивает свои поля, вызревшие славной пшеничкой или рожью.

– По-моему, ты только что видела самое настоящее НЛО.

– С инопланетянами?

– Возможно.

– Господи, а что им здесь надо?

– В другой раз обязательно у них спросим.

– Как жаль, что с нами нет Славика… – шепнула Зоя и, прижавшись спиной к моей груди, замерла. – Вот бы ему было интересно!

– А что это за незнакомая мне личность?

– Мой внук. Мой золотой мальчик…

– Школьник?

– Последний год в детском садике… – с едва сдерживаемым умилением проговорила Зоя.

Кажется, она почувствовала моё некоторое напряжение в связи с этой информацией. Хотя я сам этого в себе тогда не заметил. Вернее, почти не заметил… Стоим себе и стоим. Полуобнявшись. Ночь загустела. Туман в долине Дона тайно вызревает.

– Не волнуйся… – шепнула Зоя. – Мой внук нам помехой не станет. Живёт с мамой-папой. Зять у меня человек обеспеченный. Более чем. Все там нормально.

Проницательность женщин не знает предела.

– Познакомишь?

– Со Славиком?! – радостно напряглась Зоя.

– И с ним, и с его родителями.

– Само собой. Как-нибудь. А ты любишь детей?..

–По крайней мере, я не «чайлдфри». У меня сын, внучка Лизонька четырех лет. С половиной…

– Как здорово! И как эта очаровашка тебя называет?

– Господи, что может быть в этом интересного?

– И все же…

– «Дедя»… – несколько стушевался я.

– Класс!

– С точки зрения Фрейда или Юнга?

– Моей тебе достаточно?

– Вполне.

Бессмертие для человечества

Мы недолго решали, где начнём нашу новую жизнь: на неделе Зоя переехала ко мне в Берёзовую рощу – мы ещё тешили себя тем, что это элитная зелёная зона Воронежа. Несмотря на то, что её уже стеснили многочисленными новостройками, а через поля крест-накрест раскинули скоростные дороги, на которых с первого дня начали регулярно биться автомобили. Чаще всего самые дорогие, у водителей которых было более чем достаточно бабок купить права и беспроблемно менять своё авто после первой же царапины.

– Где фотография твоей Марины? – это были первые слова Зои Витальевны в моей квартире, когда она с некоторым внутренним напрягом преодолела мой коридор, охраняемый тотемной семейной шкурой огромного бурого камчатского медведя.

– Убрал. Вчера.

– И стыдно не было?

Бегунок её чемодана «вжикнул» как пуля у виска: Зоя Витальевна нежно достала портрет своего покойного мужа и бдительно оглядела на предмет возможных повреждений при переезде. Таковые не обнаружились.

– Серёжа! Поставь их рядом.

В таких вопросах лучше с психологами не спорить.

За крылато распахнутым столом нас ждал праздничный ужин, исполненный стараниями вдовца: густое крошево утонувшего в фальшивом майонезе салата «Оливье» и куриные грудки, запечённые с последними остатками попавшего под наши ответные санкции литовского сыра Дваро.

Почему ни слова о спиртном в такую особую минуту? Из советской стройотрядовской жизни я и Зоя Витальевна навсегда усвоили заповедь работать и веселиться по-трезвому.

Когда мы торжественно сели за стол, вдруг раздались, нарастая, знаменитые элегические аккорды шопеновского этюда «Нежность». В старательном исполнении Зоиного японского смартфона. Для меня он в эту торжественную минуту прозвучал почти как свадебный марш Феликса Мендельсона. Кстати, брачующимся россиянам его подарил октябрьский госпереворот. С того времени народ-строитель социализма стал выходить замуж и жениться с помощью государственной регистрации. А в царской России признавалось лишь церковное венчание. Исходя из всего этого, вполне можно рассматривать марш Мендельсона ещёи как богоборческое произведение. По крайней мере, после его создания в 1842 году автор вскоре умер…

– Слушаю тебя, мой золотой мальчик! – вдохновенно проговорила Зоя в микрофон вкрадчивым, поцелуйным голосом. Словно ведущая телепередачи «Спокойной ночи, малыши». Таких интонаций я за ней ещё не знал. – Радость моя ненаглядная скучает по мне?! – в её голосе продолжала нарастать яркая нежность, родственная женственному изяществу шопеновской «Нежности». Она же – «Сад Эдема».

– Где мой портрет, который ты так замечательно нарисовал? Тот, где я похожа на кубик Рубика?.. Он со мной. Нет, деточка, я не потеряла его. Я буду хранить его очень долго…! Ох… Славик хочет, чтобы я никогда-никогда не умирала? И этот чудесный мальчик сегодня же слепит из пластилина для меня таблетки вечной жизни? Ты – мой гений! Твои любимые шоколадные трубочки уже ждут тебя в холодильнике! Только не сердись на своих родителей, что они не дают тебе смотреть мультфильмы после двенадцати ночи! Потом дашь телефон маме, я популярно объясню ей, какой выдающийся сын у неё растёт и как тебе правильно подстригать ногти!

Зоя чмокнула свой перламутровый мобильник:

– Славушка! Я желаю тебе очень доброй ночи? И чтобы никаких ужасных снов про тёмного человека из кладовки! Скажи маме, пусть чаще там прибирает!

Её лицо раскраснелось вдохновенно свежо, лучисто. «Какая она красивая!» – с радостью признался я сам себе. Мой процесс влюбления в Зою усиленно продолжался. И кажется, конца-краю ему не будет. Словно я начал движение по бесконечной ленте любви имени уважаемых господ Мебиуса и Листинга.

– Это мой Славик позвонил… – окрылённо объявила Зоя Витальевна.

– Догадался… – хмыкнул я.

– Не сердись! Понимаю… – вздохнула она, молитвенно зажав мобильник в руках. – Лопочу несусветицу! Но несёт меня, несёт!.. И как иначе? Ты знаешь, что сейчас озвучил мой внук? Он будет до утра вместе с мультфильмовскими Фиксиками придумывать для меня таблетки бессмертия!!! Но когда сделает их, то обязательно поделится со всем человечеством!

– Какие таблетки? С каким человечеством?.. – затупил я скорее всего под расслабляющим влиянием давно забытого во вдовстве чувства застольной доброй сытости.

– Сейчас спрошу у Славика! – объявила она: – Да, деточка, поняла! Да, я так и скажу дяде. Какому? Потом объясню… Прости… – Зоя победоносно повернулась ко мне: – Таблетки вечности для того человечества, которое за окном! Вот так…

Я несколько заморочено кивнул. Как хотите, но за моим, честно-пречестно, никакое человечество не просматривалось. Вообще за окном ни души. В Воронеже второй час ночи. Лишь курносая половинка унылой городской Луны, словно детское личико в профиль.

Что мне оставалось: позавидовать всевидящему Славику?

«Почитай отца твоего и мать твою»

Днями Зоя (само собой, с почтительной оглядкой на Фрейда и Юнга) набросала список тревожных вопросов, какие с точки зрения современной науки о душе чаще всего возникают к решившим пожениться пожилым (и не очень) одиночкам у их детей от прошлых браков: «Вам не поздно снова начинать половую жизнь? Что, ещё не все силёнки потратили на нас? Лучше дружите с Альцгеймером и игрой в лото! Как же ты (она) можете допустить, чтобы кто-нибудь вероломно занял место наших папы (или мамы)?»

И, наконец, самая болезненная тема: «Ради чужой женщины (мужчины) ты готов (готова) уменьшить нашу долю наследства и поломать нам счастливые планы на будущее после твоей смерти?! Неужели старческие плотские утехи важнее нашего молодого счастья?»

При ответе на эти вопросы либеральная психология постперестроечного общества считает необходимым для родителей в обязательном порядке стоять перед детьми навытяжку и согласно кивать всем их возражениям. Разрешается и даже приветствуется подобострастно, фальшиво-бодренько улыбаться. Если же вы кондовые эгоисты и не готовы положить голову на плаху во имя счастья детей, вам остаётся ради бессовестного достижения узколичностного счастья, вдруг с дуру ума забрезжившего в конце тоннеля, правдами и неправдами убедить детей, что ваш поздний брак не является пропуском в вечную жизнь. Более того, истинно любящие супруги имеют необъяснимое наукой свойство умирать практически одновременно. Тем самым радостно избавляя детей от юридических хлопот с дележом наследства.

Чтобы эта сакраментальная мысль не звучала голословно, Зоя предложила подтвердить ее свежим примером из Интернета. Ромео и Джульетта отдыхают.

«Трогательная история настоящей любви и верности произошла вчера в селе Истомино Аксайского района. Социальные работники, наблюдавшие за пожилой парой истоминских простых селян Павла и Анны Хмыз, во время очередного рейда нашли их бездыханные тела. Умершие старики лежали рядом на кровати и держались за руки. После экспертизы выяснилось, что сердца влюблённых перестали биться с разницей в пару часов. Первой умерла Анна Хмыз, ее супруг скончался к вечеру. По словам священнослужителя Аксайского Успенского храма, смерть в один день – огромная благодать для супругов. Такой участи достойны только те пары, которые прожили свою жизнь в любви и верности».

Как вам такая информация в век однополых браков и не менее странной любви между чиновниками и олигархами на фоне празднично цветущей коррупции?

У меня, честно говоря, от подобного самоубийственного проявления пожилыми селянами взаимной привязанности, в груди что-то болезненно поднапряглось. Зоя так даже всплакнула и как-то явно вне образа продвинутого учёного-психолога. Чисто по-женски. То есть с охами-вздохами, пусть и сдержанными.

Вскоре мы встретились с нашими детьми – мой Саша и её Тоня. Я устроил всем нам прогулку по водохранилищу на теплоходе «Москва». Битый час мы с Зоей уныло глядели, как наши тридцатилетние отпрыски мгновенно превратились в самых настоящих детей. Я пожалел, что Лиза и Славик не видят сейчас этих великовозрастных балбесов типа родителей, которые детсадовски скачут по палубе, визжат и, вырывая друг у друга пакетик с чипсами, в прыжке кормят ими наглых чаек. Тонины пальчики с черно-белыми накладками при этом блистали как клавиши концертного рояля.

Явно лишние на этом празднике жизни, мы с Зоей спустились в буфет. Я первоклассником плавал с родителями по Волго-Донскому каналу на таком же двухпалубном «речном трамвайчике». Вот как выглядел корабельный буфет гагаринской эпохи:

«Летняя утренняя Волга с ярким, парадно-белым кораблём на свежей и какой-то молодой после ночи воде. Мы на второй застеклённой палубе, где празднично пахнет буфетом. Это запах выходного дня: запах театра, цирка или фойе кинотеатра – тех мест, где мы обычно бываем по воскресеньям. Корабельный буфет пахнет шампанским, пирожными и ветчиной. Вообще он с его ребристыми пирамидами шоколадных плиток и сладкими оазисами маслянисто-восковых тортов явно напоминает языческий алтарь гурмана с соответствующим языческим иконостасом».

Я не тайный адепт призрака коммунизма, но что мне думать, глядя как сегодня на полках корабельного буфета рыночной эпохи уныло стоят латунные гильзы, начинённые искусственным пивным напитком, и лежат пахнущие соляркой старые пирожки будто бы с картошкой и капустой, но на самом деле без ничего. И по цене, выросшей на расстоянии ста метров от берега уже втрое. А если мы ещё отплывём?

В конце прогулки уже на сходнях Саша догнал нас и помог Зое сойти на причал. Собственно, мы без проблем могли справиться и сами. Так, играла лёгкая волна. Она смачно чмокала ржавый борт «речного трамвайчика», словно расцеловывала, радуясь благополучному возвращению старой посудины.

– Папа, Зоя Витальевна, спасибо за морское путешествие! – радушно, каждой чёрточкой лица, улыбнулся мой Саша, как только один он умел. – А что касается вашего предстоящего бракосочетания… Нас с Тоней это ни с какой стороны не напрягает. Были бы вы хоть немного счастливы. Знаешь, что я Лизоньке всегда говорю, когда она перед сном начинает канючить, что хочет почитать под одеялом? Почитай отца и мать!

– Знакомые слова… – усмехнулся я. – Кажется, так любила говорить твоя покойная бабушка Шура?

Зоя прижалась ко мне:

– Это пятая заповедь… Ветхий Завет. Почитай отца твоего и мать твою. Чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе…

Письмо с войны

– А не пора ли мне познакомиться с твоим внуком?! – на днях решительно объявил я Зое. Щедро так произнёс, с широкого разворота души. Мол, знай наших. Мне сейчас даже Юленька показалась бы замечательной девочкой. Почти уверен. А то, что плюнула в мою тарелку и налепила мне в туфли липкую жвачку,– так с кем не бывает, господа?

– А ты уверен, что тебе этого хочется?..

– Думаю, так будет правильно. Учитывая наше приближающееся бракосочетание.

– Но если Славик тебе не понравится? Как та твоя Юленька?

– Во-первых, не моя. Во-вторых, на этот раз мне отступать некуда. Я люблю тебя.

Зоя взволнованно улыбнулась.

Польщённый, я вызвался вынести мусор. На обратной дороге заскочил в магазин и купил её внуку игрушечный автомат. Вернее, пластиковый бластер типа тех, что палят налево и направо в «Звёздных войнах». Он угрожающе стрелял пучками лазерного красного света и садистски орал на весь магазин: «Фаер!!! Фаер!!!» Перевод этого слова, надеюсь, никому не требуется. Огонь войны большой или малой появляется над Россией с достаточной регулярностью.