Глава 4

Наконец 1 марта пришли остальные транспорты из Севастополя и пароход с грузчиками. По такому случаю адмирал дал экипажам два выходных с увольнениями на берег, с полным денежным содержанием за прошедшие месяцы плавания. Вопреки ожиданиям самых недоверчивых офицеров штаба, да и из офицерского корпуса эскадры тоже, никаких дебошей на берегу отмечено не было. Конечно, были перебравшие дозволенную винную порцию, но таковых очень быстро и незаметно доставляли на корабли, и даже их имена установить не было никакой возможности. Французские колониальные власти отмечали лишь исключительную вежливость и тактичность со стороны русских офицеров и матросов. «Ежели вдруг какой моряк затруднялся в изъяснении своих пожеланий, не владея французским даже на минимальном уровне, беспременно находился русский офицер, всегда с готовностью помогавший ему».

После неожиданных выходных, уже третьего числа вся эскадра покинула Нуси-Бе и двинулась на восток через Индийский океан. Отряд Небогатова решили не ждать, а встретиться с ним в пути, где-нибудь на подступах к Малаккскому проливу, либо у побережья Индокитая. Быстроходные «Днестр» и «Березань» были загружены резервными боекомплектами и запчастями, считавшимися необходимыми в первую очередь, и, будучи поставленными в самую середину ордера русской эскадры, невольно вынуждены были в самые сжатые сроки освоить все приемы эскадренного маневрирования, получая регулярные нагоняи от флагманов и от самого командующего.

В то же время транспорт «Малайя», имевший серьезную неисправность в машине и загруженный бракованными боеприпасами, вышедшими из строя или исчерпавшими свой ресурс деталями механизмов, почтой, а также паникерами, смутьянами и больными, был отправлен на родину, от греха подальше. На этом же транспорте отправили арестованного за кражу казенных денег и мошенничество при снабжении экипажа провизией бывшего ревизора с броненосца «Орел» лейтенанта Бурнашева.

Незадолго до выхода с рейда Нуси-Бе Рожественский специальным приказом утвердил подразделение эскадры на два броненосных отряда и два крейсерских. Каждый отряд имел свою задачу в бою.

Первый броненосный отряд состоял из всех новейших броненосцев, вооруженных современной артиллерией и имевших примерно одинаковую скорость полного хода. Броненосцы типа «Бородино» («Суворов» – флагман, «Александр III», «Орел», «Бородино» и пристегнутый к ним, из тактических соображений, «Ослябя») составили первый броненосный отряд, волею судьбы назначенный быть «летучим крылом эскадры», как выразился командующий. Благодаря своей высокой скорости хода, первый броненосный отряд мог быстрее всех других занять удобную позицию и связать противника боем. Командовать этим отрядом был назначен командир «Суворова» капитан первого ранга Игнациус.

Второй броненосный отряд был составлен из устаревших броненосцев «Сисой Великий» и «Наварин» с броненосными крейсерами «Адмирал Нахимов» и «Дмитрий Донской». Все эти корабли имели совершенно разношерстную артиллерию и скорость хода на 3–4 узла меньше, чем первый отряд, но вполне серьезную броневую защиту, благодаря чему обладали солидной боевой устойчивостью. Командовал вторым отрядом Фелькерзам, державший свой флаг на «Сисое». Их основной задачей в бою считалось сковывание главных сил противника, для обеспечения охвата первым отрядом головы, хвоста или любого из флангов строя противника, смотря по обстановке. Исходя из теоретических выкладок, это позволяло поставить противника под продольно-перекрестный огонь и нанести, хотя бы части его кораблей, тяжелые повреждения за короткий отрезок времени.

Для разведки и охраны главных сил были сформированы два крейсерских отряда. Первый отряд состоял из «Авроры», «Жемчуга» и «Светланы» с приданными им четырьмя миноносцами. Командовать первым крейсерским отрядом был назначен капитан первого ранга О. А. Энквист. Флагманским крейсером назначалась «Светлана».

Второй крейсерский отряд состоял из «Олега» и «Изумруда», с приданными им пятью остальными эсминцами. Командовал этими кораблями капитан первого ранга О. Ф. Добротворский, командир «Олега».

В задачу крейсерских отрядов входило, помимо разведки и охраны броненосцев, обнаружение вражеских дозоров и их загон на свои тяжелые корабли. Если же это было не возможно, то крейсера и миноносцы должны были, не обнаруживая себя, сообщать о передвижениях противника, чтобы обеспечить главным силам возможность уклониться от нежелательного контакта. Все пароходы-крейсера сводились во вспомогательную группу, подчинявшуюся непосредственно Рожественскому.

Выйдя из пролива, корабли построились в кильватерную колонну, с «Суворовым» во главе. Обогнув Мадагаскар, выслали на 10 миль вперед в разведку крейсера из первого отряда, оставив между ними и эскадрой два вспомогательных крейсера в качестве репетичных кораблей. Все эсминцы загасили котлы и подали буксирные концы на транспорты, так как вероятность встречи с японским флотом пока исключалась.

Шли на шести-семи узлах, сберегая машины. Океан был спокоен. На кораблях продолжалась боевая подготовка, не заметная со стороны. Как только покинули изобилующие рифами воды северной оконечности Мадагаскара и миновали острова Агалега, провели большие маневры.

Первый и второй броненосные отряды разошлись на 6 миль друг от друга, а миноносцы первого и второго крейсерских отрядов развели пары и атаковали их, заходя в атаку поотрядно с носовых курсовых углов с обоих бортов одновременно, стреляя учебными минами с 3–4 кабельтовых. Каждый миноносец буксировал за собой на длинном тросе щит, выкрашенный в защитный серый цвет, в который были покрашены японские миноносцы. В ходе учений броненосцы первого отряда держали ход 14 узлов, а второго – 12. Эсминцы разгонялись до 22–24 узлов, максимум, на который они теперь были способны, так что условия были максимально приближены к реальным боевым.

Все атаки отражались противоминными 75-миллиметровыми пушками. После каждого захода считали пробоины в щитах. К вечеру стало ясно, что трехдюймового калибра явно недостаточно для надежного отражения атаки, даже днем.

Уже в сумерках решили применить шестидюймовую артиллерию. И тут выяснилось, что сегментные боеприпасы, считавшиеся основным средством от миноносцев, рвались с большими недолетами, едва не задев «Буйного». Командующий потребовал откорректировать таблицы для стрельбы этими снарядами, с учетом открывшихся фактов, и впредь по щитам, а при случае и по японским миноносцам, бить фугасами.

В повторной атаке щиты, выходившие в атаку на «Суворова», оказались разбиты вдребезги его башенными установками еще в 12 кабельтовых от броненосца, несмотря на резкие маневры буксировавших их миноносцев, а атаковавшие «Наварин» – с 3–6, так как ему пришлось доворачивать бортом к противнику, чтобы ввести в действие казематную артиллерию, к тому же недостаточно скорострельную.

Мощь носового огня старых броненосцев, по итогам учений, была признана явно не достаточной. Даже в составе отряда, днем, они не могли гарантированно отразить собственной артиллерией атаку всего трех-четырех миноносцев.

Минные стрельбы закончились потерей шести старых мин, но зато из 18 выпущенных в цель попало целых шесть, причем «Громкий» попал обеими выпущенными им торпедами в «Суворова», за что и получил адмиральский приз.

По окончании учений состоялось совещание штаба эскадры. После его завершения Рожественский распорядился снять с «Осляби» 8 трехдюймовок с батарейной палубы и принять дополнительные меры по разгрузке этого броненосца, а старший инженер-механик получил задание «обеспечить установку стодвадцаток и трехдюймовок на «Сисоя» и «Наварина», причем без добавления лишнего веса. А на «Аврору» приказал установить четыре 152-миллиметровых орудия, привезенные из Севастополя, за счет снятия части 75-миллиметровой артиллерии, которую надлежало разместить на «Нахимове», «Донском», «Жемчуге» и «Изумруде». По 6–12 стволов на каждом. Важным условием указывалось обеспечение больших углов обстрела, особенно на носовых курсовых углах.

В ответ на возражение, что пушек всем не хватит, адмирал приказал снять нужные трехдюймовки со вспомогательных крейсеров, заменив их 47- и 37-миллиметровой артиллерией, добавив: «Им купцов гонять сгодится, а нам для дела нужно».

Услышав волю адмирала, Политовский просто ахнул от неожиданности. На броненосцах планируемое усиление артиллерии должно было размещаться на крышах казематов, причем небронированных крышах, и потому требовало значительных усилений палубных конструкций и устройства междупалубных фундаментов, без стеснения батареи. А на «Авроре» четыре дополнительные пушки главного калибра планировалось установить на местах трехдюймовок на верхней палубе, не рассчитанной на такой калибр, что также подразумевало большой объем работ.

Для компенсации веса с крейсера должны были исчезнуть двенадцать 75-миллиметровых орудий. С «Наварина» и «Сисоя» для облегчения и получения выгодных секторов обстрела нужно было срезать большую часть фальшборта и ростр. И это все в походных условиях, не нарушая графиков угольных погрузок, учений и маневров, да еще и в кратчайшие сроки!

Поняв, что его возражения никто не намерен даже выслушивать, Политовский отправился на «Аврору», где провел за замерами и составлением эскизных чертежей усиливающих конструкций остатки вечера, после чего сразу же отбыл на «Камчатку», откуда вернулся уже во втором часу ночи, тут же занявшись расчетами по довооружаемым броненосцам. Усилить вооружение, не увеличивая перегрузки, никак не удавалось.

Следующий день начался со стрельб из всех калибров, а закончился тренировкой по погрузке угля на ходу. На этот раз, складируя уголь, который не успевали спускать в угольные ямы, прямо на палубе и используя немецкие мешки, вмещавшие почти двадцать пудов и позволявшие одновременную их загрузку тремя матросами, удалось добиться результата в 13–18 тонн на корабль в час, что в любом случае перекрывало темпы погрузки угля при помощи баркасов. Последний раз, в Атлантике, этим способом удалось погрузить 80–85 тонн на каждый броненосец за восемь часов непрерывной работы всей команды, включая офицеров.

Так шли день за днем. Нередкими были и ночные стрельбы и учения, даже на шедших на буксире миноносцах. Все разработки штаба неизменно обсуждались на совещаниях с обязательным участием командиров кораблей и начальника отряда обеспечения, как теперь стали называть шедшие с эскадрой транспорты.

Вообще, отношение к обозу в корне изменилось. Все понимали, что успех всего похода во многом зависит и от четких и слаженных действий команд грузовых судов, тащивших все необходимое для эскадры и позволивших избавить корабли от перегрузки, порой превышавшей даже 1800 тонн, не считая угля. При любой возможности экипажи угольщиков старались помочь командам боевых кораблей, беря на себя охрану мест погрузки и большинство грузовых работ. Да и сами эти суда, по уровню подготовки своих вольнонаемных экипажей, особенно рулевых и машинных команд, не говоря уже о капитанах и штурманах, приблизились к боевым кораблям и перестали быть обузой для всех, поэтому называть их, как и раньше, обозом, язык ни у кого уже не поворачивался.