Цитаты из книги «Феноменология психических репрезентаций»

вербальных образов восприятия, только если он владеет данным языком. Если же не владеет, то она остается образом восприятия модулированного шума или непонятных графических объектов. Если язык знаком, то перцептивные образы слов немедленно обретают в сознании свое символическое значение. С. Л. Рубинштейн (1999) пишет: Носителем значения всегда служит данный в восприятии или представлении чувственный образ – слуховой (звучание), зрительный (графический) и т. д. Но основным в слове является его значение, его семантическое содержание. Материальный, чувственный носитель значения (слово и образ слова. – Авт.) обычно как бы стушевывается и почти не осознается; на переднем плане обычно всегда – значение слова. Только в поэзии звучание слова играет более существенную роль… [с. 383].

Давайте разберем, что происходит, когда мы слышим языковую конструкцию, чью-то фразу, например, или видим написанное предложение. И то и другое – конструкции языка – материальные объекты, которые, будучи воспринятыми слушателем или читателем, превращаются в его сознании уже в слуховые или зрительные образы восприятия слов, то есть мысленные вербальные конструкции, или конструкции из понятий. Следовательно, речь теперь может и должна уже идти о мысленных вербальных конструкциях. Но языковая конструкция

Что хотели сказать авторы? Что значит «вербальный материал»? Изложение проблемы здесь крайне неудачное и путаное. Объявить, что «репрезентация ни слуховая, ни зрительная, она основана на значениях элементов», все равно что сказать: «эта роза ни белая, ни красная, она – живая». Авторы меняют плоскость рассмотрения в процессе этого рассмотрения. Психические репрезентации имеют модальность, и если уж авторы начали говорить о ней, то следует это продолжать, а не сравнивать, образно говоря, «доски и апельсины». Причем такой подход чрезвычайно широко распространен в психологии. Обсуждается, например, «кодирование информации: образное, вербальное и семантическое (на основе значения)». Понятно, что авторы хотят сказать и что пытаются разделить, но делают они это крайне неудачно.

Преобладающая репрезентация вербального материала в долговременной памяти не является ни слуховой, ни зрительной; она основана на значениях элементов. Элементы кодируются по их значениям даже тогда, когда это отдельные слова и, что еще более удивительно, когда это предложения. Через несколько минут после того, как вы услышали предложение, большая часть того, что вы можете воспроизвести или распознать, – это его смысл. Предположим, вы слышите предложение: «Автор послал комитету длинное письмо». Данные показывают, что спустя всего две минуты вы в лучшем случае только случайно сможете определить, слышали ли вы именно это предложение или предложение с тем же смыслом: «Длинное письмо было послано комитету автором» (Sachs, 1967) [с.

Люди понимают друг друга не потому, что передают собеседнику знаки предметов, и даже не потому, что взаимно настраивают друг друга на точное и полное воспроизведение идентичного понятия, а потому, что взаимно затрагивают друг в друге одно и то же звено цепи чувственных представлений и начатков внутренних понятий… благодаря чему у каждого вспыхивают в сознании соответствующие, но не тождественные смыслы. Лишь в этих пределах, допускающих широкие расхождения, люди сходятся между собой в понимании одного и того же слова. Называя обычнейший предмет, например лошадь, они имеют в виду одно и то же животное, но каждый вкладывает в слово свое представление – более чувственное или более рассудочное, более живое, образное или более близкое к мертвому обозначению и т. д. Недаром в период словотворчества в некоторых языках возникает множество обозначений одного и того же предмета: сколько обозначений, столько и свойств, через которые осмысливается предмет и выражение которых можно поставить на место предмета. …Представление, пробуждаемое словом у разных людей, несет на себе печать индивидуального своеобразия, но все обозначают его одним и тем же звуком [с. 165–166].

Порождая речь, мы начинаем с мысленного проговаривания, как-то переводим его в предложение и в завершение создаем звуки, выражающие это предложение. При понимании речи мы начинаем с восприятия звуков, затем к звукам в форме слов присоединяем значения, объединяем в слова, создавая предложение, после чего как-то извлекаем из него высказывание [с. 360]. Наиболее важный аспект слова – это, конечно же, его значение. Слово можно считать названием понятия; тогда значение слова – это понятие, которое этим словом называется. Некоторые слова не однозначны, поскольку они служат названиями более чем одного понятия [с. 364].

Значение любого психического явления, а не только понятия, зависит от контекста – конкретной ситуации, репрезентируемой в сознании в данный момент, то есть от прочего психического содержания, связанного с данным психическим явлением. Так, даже значение такого простого, казалось бы, ощущения, как боль, вызываемого самоистязаниями религиозного фанатика, и значение того же ощущения (боль), вызванного у него же иными причинами, могут сильно различаться. Происходящее вокруг мы понимаем строго определенным образом потому, что в сознании в норме всегда присутствует глобальная целостная модель-репрезентация реальности, включающая в себя множество психических конструкций, формирующая контекст для любого возникающего психического содержания. Контекст – это общая структура психического содержания сознания на текущий момент. Вернемся ненадолго к концептуализации и разному влиянию языков на понимание мира. В. фон Гумбольдт (2001) указывает, что:

Кроме индивидуального и «общего значения» понятий, вслед за Л. С. Выготским (2005д) целесообразно различать «узкое» и «широкое» значения понятий. Первое рассматривают как устойчивый смысл, остающийся при использовании понятия в любых контекстах. Это значение понятия вне контекста, то есть вне любой вербальной конструкции, включающей в себя это понятие, своего рода «чистое общее значение» понятия. Второе – это конкретное значение, связанное с контекстом. Например, понятие лист имеет, видимо, следующее «узкое» вербальное значение: лист – объект, размеры поверхности которого во много сотен раз больше его толщины. То же понятие в разных вербальных конструкциях: лист растения, лист бумаги, лист металла и т. д. – имеет уже несколько иные значения.

понятий», – материальные объекты (языковые конструкции) в виде специальных предложений и даже текстов. Причем в разных словарях предлагаются разные определения, но даже одно и то же определение, воспринятое разными людьми, актуализирует в каждом конкретном сознании различающиеся между собой индивидуальные смыслы. И все же индивидуальные значения понятий часто настолько сходны, что можно условно говорить об «общем значении» понятия, пренебрегая индивидуальными различиями значений, что делает возможным понимание людьми друг друга.

есть можно выделять общую для всех и индивидуальную части значения понятия. А. Н. Леонтьев [1983а, с. 237] предложил субъективное значение – «значение для меня» обозначать термином «личностный смысл», а общую для всех людей его часть – термином «значение». Что же представляет собой феноменологически общее значение понятия, если оно есть, как полагают исследователи? Как мы уже обсуждали, чувственные значения понятия дерево имеют у Петра и Павла сходные элементы – похожие чувственные образы воспоминания-представления разной модальности. В случае понятий, обозначающих окружающие предметы, для всех людей, правильно пользующихся этими понятиями, именно чувственные значения составляют ядро того, что можно было бы назвать «общим значением понятия». В случае абстрактных понятий главную часть «общего значения» каждого из них составляет уже вербальное значение понятия. Рассмотрим, например, «общее значение» понятия масса. Его вербальным значением у разных людей являются разные, хотя и похожие в чем-то вербальные конструкции: масса – это вес тела, масса – это сила, с которой тела притягиваются друг к другу, масса – это мера инерционных и гравитационных свойств материальной точки, масса – это сила, с которой тело давит на опору, масса – это мера количества материи (или энергии) тела и т. д. Все эти вербальные конструкции достаточно сильно различаются. Более того, не так уж и много людей способны выстроить вербальную конструкцию, являющуюся значением каждого абстрактного понятия, то есть вербализовать его значение. Почему же все-таки люди понимают друг друга? Вероятно, они понимают друг друга потому, что индивидуальные значения слов все же достаточно близки у них, а кроме того, люди имеют навыки использования слов в определенных контекстах. Именно применение слов в структуре фраз и предложений обеспечивает существенное повышение точности понимания значения соответствующих понятий. Необходимо отдавать себе отчет в том, что одинаковых психических явлений у разных людей нет. Следовательно, нет и не может быть общего значения одного понятия у двух людей, несмотря на то что об «общем значении понятия» много пишут в литературе. Есть только более или менее сходные индивидуальные значения понятий, и лишь это сходство позволяет людям понимать друг друга. Таким образом, «общее значение понятия» – это лишь конструкция исследователей, а в сознании людей существуют только конкретные индивидуальные значения понятия, или их «личностные смыслы». Мне могут возразить, что общие значения понятий представлены, например, в словарях. Однако в последних значения понятий нет вовсе. Они существуют там лишь потенциально. В словарях есть лишь то, что называется в логике «определениями