Этот путь требует размышлений, труда, мастерства. Но он все равно единственный».

Сергей Алексеев сам последовательно придерживался этих пожеланий как автор детских книг. «Читатель – как он ни мал – должен ощущать противоречия истории, – утверждал Алексеев. – Известно, что Суворов участвовал в подавлении польского восстания, разбил Костюшко, сопровождал пленного Пугачева. Как рассказать об этом детям младшего школьного возраста?» Как, пользуясь формулой Симонова, «найти простые слова для выражения сложной правды»?

Остаться верным этой правде и притом показать давний факт фактом нестареющим, вечным – такова одна из самых больших сложностей детской исторической литературы.

Положительные герои книг С. Алексеева – исторические личности: Разин, Петр I, Суворов, Пугачев, Кутузов, руководители восстания на Сенатской площади, Ленин, прославленные полководцы Великой Отечественной войны… Но личности-то разные, даже порой противоборствующие. Много ли, судите сами, может быть общего у императора-самодержца и непримиримого врага самодержавия? Даже Суворов и Кутузов, при их профессионально-сословной близости, разнятся не только по характеру, но и по их месту в истории. Понятно, что в задачу писателя-историка входит и необходимость показать эти различия, нередко имеющие коренной и принципиальный характер, подчеркнуть степень исторической правоты и неправоты каждого в отдельности героя его произведений.

Основные принципы изображения исторического персонажа были намечены Алексеевым уже в его первой повести. Надо было дать детям короткую, легкочитаемую и легкоусваиваемую книгу, в которой историческая эпоха была бы представлена сгустком самого для нее характерного. Ведь повествование о герое с первых его шагов по земле грозило бы затянуть подход к самому главному.

С. Алексеев начинал с того, чем до него историческая литература для младшего возраста обычно заканчивала, – он показывал героя-взрослого в самом зените его деятельности. Нельзя сказать, чтобы писатель здесь во всем был первооткрывателем. Но книги о взрослых героях либо адресовались более старшим – подросткам и юношеству, либо адаптация заходила в них столь далеко, что сама история представала фоном, оставляя преимущественному вниманию читателя перипетии индивидуальной судьбы или особо любопытный факт, случай, событие.

Пожалуй, Алексееву первому удалось столь широко и полно соединить общедоступность изображения «взрослой» жизни, интересной и младшему школьнику.

Когда мы говорим, что библиотечку исторических книг С. Алексеева можно было бы, не боясь преувеличений, назвать азбукой патриотизма, мы имеем в виду, что речь в этих книгах идет как раз о тех основополагающих моментах, которые и образуют психологическую почву патриотического поведения.

Так произведения убеждают маленького читателя в традиционности для России политики мирного сосуществования с другими народами, пробуждают доброе, гостеприимное отношение к тем, кто идет к нам с миром.

Книги С. Алексеева учат сызмала дорожить добрыми обычаями своей страны, народа, не преклоняться перед иноземным только потому, что оно иноземное, не ронять достоинства и чести своей нации. Характерен в книге о Разине рассказ «Чалма». Завладевший при разделе персидской добычи роскошной шелковой чалмой казак Симошка напялил ее на себя и, похваляясь диковинным убором, пошел гулять по Астрахани. Встретил его Разин и, ткнув в казака пальцем, спросил: «Турок?»

Долго объясняет Симошка атаману, что он донской казак, а Разин все делает вид, будто перед ним турок. Наконец туповатый Симошка догадывается, бежит в ближайшую лавку и обменивает чалму на смушковую казацкую шапку. «Ну, теперь вижу, что ты казак», – отпускает Симошку Разин.

С «Чалмой» перекликается рассказ «Французская шапка» из «Птицы-славы». Он – про мальчика Агапку, партизанского сына, который «мечтал о французской шапке. Той, что носят гвардейцы, – из медвежьего меха, с высоким красным султаном и медной бляхой». Досталась мальчишке желанная шапка от отца-партизана. Надел Агапка трофей, бегает по улице, хвастается перед другими мальчишками.

«Обозлились мальчишки:

– Француз. Бей, колоти француза!

Достается Агапке. Будь ты проклята, эта шапка!» – заканчивается рассказ.

Схожие истории есть во многих книжках С. Алексеева. В «Рассказах о Суворове и русских солдатах» Суворов убийственно высмеивает некоего поручика Козодубова, который «во всем подражал французам». При обмене с французами пленными фельдмаршал не то в шутку, не то всерьез предлагает выменять завзятого галломана на русского солдата. Вконец напуганного поручика с его «нерусской душой» Суворов наконец отпускает в полк, но с напутствием: «Иди думай. Гордись, дурак, что ты россиянин!»

Отношением к Родине писатель и его герои выверяют глубину зрелости и мудрости человека. Небольшой рассказ «Шапку об землю» («Птица-слава») описывает встречу Кутузова с партизанскими вожаками – как раз перед окончательным изгнанием наполеоновского воинства с русской земли. Хороший, умный идет разговор у великого полководца с героями, которых выдвинул, вырастил сам народ. Партизаны отдают должное мужеству и воинскому умению противника, понимают, что победили не столько силой, сколько духом – у них, в отличие от захватчиков, была в войне великая и благородная цель. И тут кто-то осторожно задал вопрос относительно крепостного права: не будет ли воли народу-победителю, спасшему Русь от позорного порабощения? Кутузов не нашелся, что ответить. Да и что ответишь? «Он ведь только над войском начальник». И вот возвращаются партизаны, и самый молодой в сердцах бросает шапку об землю: «Только напрасно с французами бьемся! Жизнью своей рискуем». А самый мудрый, немолодой, в боях изувеченный, отвечает ему: «Тут вещи не равные – разные. Баре есть баре. Россия – Россия!»

Пожалуй, никакому другому замыслу не отдал С. Алексеев столько сил и труда, сколько потребовала для своего осуществления мечта писателя рассказать читателям младшего возраста о Великой Отечественной войне советского народа с немецко-фашистскими захватчиками. Участник войны с первого ее дня, С. Алексеев вынашивал этот замысел на протяжении всей своей творческой жизни, вначале как смутное и беспокоящее желание поделиться с новыми поколениями восхищенным преклонением перед народным подвигом, с течением времени – как все более ясно осознаваемый гражданский долг, неотложную обязанность перед грядущим временем. За пятилетие 1975–1980 годов им опубликованы четыре книги: «Идет война народная», «Сто рассказов о войне», «Богатырские фамилии» и написанная совместно с А. Босевым книга «Заколдованное слово», включившие в общей сложности около трехсот рассказов.

Сегодняшний восьми – десятилетний школьник по этим книгам может составить себе эмоционально-впечатляющую, психологически и фактически достоверную картину прошлого, представить, каким неимоверным напряжением сил и жертвами оплачены свобода, мирное счастье нашей страны.

Алексеев и замыслил дать детям такое чтение, которое в доступных им картинах и образах представило бы своего рода диораму великой битвы советского народа с фашизмом на всем ее пространстве – от Баренцева моря до Черного и от московских рубежей до Берлина.

Книга «Идет война народная» рассказывает самым маленьким читателям о Великой Отечественной войне с ее начальных дней и до Победы. Все впечатления бытия, все знания приходят к маленьким впервые. Как трудно и важно найти верный тон, отобрать эпизоды, выбрать сюжеты, раскрыть характеры! Сергею Алексееву это удалось. Книгу, как и многие другие произведения, составляют рассказы. Они коротки, лаконичны, сюжетны, образы людей, действующих в них, ярки и живы. С. Алексеев создал своего рода «военную энциклопедию», значение которой в патриотическом воспитании ребят младшего возраста нельзя переоценить.

Чем дальше отодвигается от нас историческое событие или эпоха, тем большее значение приобретает литературный рассказ о них. Историческая память – основа национального самосознания, неиссякаемый родник патриотических чувств. Зная прошлое, человек лучше понимает настоящее, увереннее глядит в будущее.

Уроки истории – это вечно живая наука, особенно необходимая для вступающих в жизнь поколений. То, что взрослому представляется вполне ясным и знакомым, иной раз и по личному опыту, для маленького человека всегда «терра инкогнита» – земля неведомая, которую он открывает для себя заново.

Едва ли среди книг Сергея Алексеева отыщется такая, где не стоял бы редакционный гриф – «Для младшего возраста». Основной читатель этих книг (а иногда еще только слушатель) – старший дошкольник и учащийся начальной школы. По произведениям С. Алексеева дети знакомятся с отечественной историей, получают первые – и, значит, особенно важные – фундаментальные представления о прошлом страны, народа.

Вот почему писать для младших читателей – дело очень ответственное. Пожалуй, главная трудность – необходимость адекватной детскому восприятию формы. Если в литературе для взрослых охват и степень осмысления жизненного материала диктуют автору выбор соответствующего жанра – рассказ, повесть, роман или многотомная эпопея, – мобилизуя для решения идейно-художественной задачи все многообразие выразительных средств, которыми располагает искусство слова, то в литературе для младшего возраста дело обстоит по-иному. Набор выразительных средств здесь крайне ограничен. Не случайно в книге для малышей столь прочно привились жанры ультракороткого рассказа и небольшого стихотворения. Книги же солидного объема, вроде «Что я видел» Б. Житкова или «Лесной газеты» В. Бианки, редки настолько, что их можно сосчитать по пальцам. Пишущий для младших ребят испытывает при решении масштабных задач трудности, близкие к тем, с какими сталкивается современный архитектор при строительстве жилого массива из унифицированных деталей. При этом сопротивление материала растет пропорционально его количеству. И надо обладать особенным мастерством и терпением, чтобы из немногих словесных «кубиков» сложилась подлинная эстетическая ценность, а не унылый монстр, способный удивить разве что величиной повторяющегося однообразия.

Не каждый литературно одаренный человек способен написать хорошую книжку для маленьких. У С. Алексеева есть определенный, может быть даже врожденный, дар разговора с ребятами младшего возраста. И дар этот усилен глубоко осмысленным, сознательным подходом к своей работе. «Главное в детской книге, – считал С. Алексеев, – …не разъяснения, а динамика, действие, характер, вырастающий из поступка. Такой действенный характер ребенок быстро схватывает, чувствует его».

Однако как достигнуть динамики в книге, которая, будучи достаточно объемной (от 3 до 10 авторских листов), в то же время адресовалась бы читателю, для которого процесс чтения представляет известную трудность, а внимание не привыкло задерживаться подолгу на одном предмете, даже если этот предмет и пребывает в непрестанном движении? Опыт литературы подсказывал давно апробированное решение: писать книгу приключений. Так написаны «Золотой ключик», «Доктор Айболит» и все волшебные сказки. В центре – один главный герой (внимание читателя не рассеивается), и с этим героем непрерывно происходит нечто новое и волнующее (внимание читателя не устает).

Для исторических произведений такой способ изображения подходит в некоторых случаях. Но не всегда. Когда Алексеев писал «Историю крепостного мальчика», «Сына великана», «Братишку», он, несомненно, оглядывался на традиционный приключенческий роман, наложивший отчетливый отпечаток на все виды жанровой детской повести – от биографической до школьной. В этих вещах писатель мог дать известный простор сюжету, поскольку не был связан обязательностью исторического материала.

Но как быть, если в центре повествования оказывается не историческое явление как таковое (крепостное право, революция, Гражданская война), а конкретное историческое лицо или сжатое во времени, но разветвленное в пространстве историческое событие (Разин, Пугачев, Петр I, война 1812 года, восстание декабристов)? Как быть, если ставится задача показать исторический факт не в преломлении индивидуальной судьбы (что неизбежно ограничивает поле зрения писателя), а в собственной его многогранной сущности? Тут автору нет иного выбора. Либо история превращается в антураж, подсобный материал, фон для приключений героя, как у Дюма, либо приходится жертвовать интригой в пользу исторической правды.

Получается вроде бы заколдованный круг. Во втором случае несет ущерб занимательность. В первом утрачивается что-то важное в масштабах и глубине изображения исторической действительности. Противоречие, похоже, неразрешимое. Но С. Алексеев его успешно разрешил. Ему помогли новаторские достижения советской детской литературы – прежде всего опыт Б. Житкова, В. Бианки, М. Ильина. По сути, Алексеев открыл возможность применения к изображению исторической реальности той самой формы, которую Житков в книге «Что я видел» использовал для изображения реальности повседневной, Бианки – для рассказа о жизни природы, а Ильин – для «рассказов о вещах».

За основную «строительную единицу» брался традиционный тип коротенького рассказа для малышей, в котором наша детская литература достигла еще в 1930-е годы высочайшего совершенства. Вспомним хотя бы пришвинские миниатюры из его книг «Золотой луг», «Лисичкин хлеб», «Дедушкин валенок» и др. У С. Алексеева эта форма становилась своего рода «атомом» в сложной «молекуле» объемного произведения. Каждый такой рассказ-«атом» можно уподобить отдельному кусочку смальты в мозаичной картине. Он соотносится с общим замыслом, темой, сюжетом произведения. Он – необходимая часть целого. Но в то же время он и вполне самостоятелен. В нем – свой образ, сюжет, тема, своя завершенность. Он – часть. Но он же и целое. Причем искусство рассказывания заключается еще и в том, чтобы по своей словесной структуре, по интонации один рассказ не повторял другой, как не повторяются части музыкального произведения. Перекличка не должна превратиться в монотонность.

Краткость отдельного рассказа (у Алексеева обычно от двух до трех страничек машинописного текста) служит необходимым, хотя и не единственным условием динамики произведения в целом. Одновременно краткость есть также одно из условий доступности книги читателю.

Из таких внутренне завершенных рассказов строятся Алексеевым не только тематические циклы («Упрямая льдина», «Октябрь шагает по стране», «Секретная просьба») или «бессюжетные» повести в рассказах («Небывалое бывает», «Рассказы о Суворове и русских солдатах», «Идет война народная»). Из них построены и книги с традиционным сюжетом – «История крепостного мальчика», «Братишка», «Сын великана».

Занимательность книг Алексеева обусловлена не только их динамичностью. Автор не боится оставить читателя один на один с историческим фактом, сознавая, что в ряде случаев неприкрашенный факт (геройский поступок, благородное движение души, даже цифра, если она характеризует трудовое усилие, величину противоборствующих сил или размеры стоящего на пути препятствия) обладает в глазах ребенка не меньшим интересом, чем удивительное сцепление фактов. Алексеев приближает к душе читателя действительность прошедших эпох также и тем, что населяет ее близкими читателю персонажами – детьми. Близкими по психологии, по мировосприятию.

Но это не всё. Из многообразия фактов и событий, имеющихся под рукой писателя-историка, Алексеев отбирает прежде всего такие, которые одновременно могли бы нести по меньшей мере две функции: объяснить ребенку важную общественную истину и развлечь его. Если такого рода фактов оказывается у писателя недостаточно, то он прибегает к домыслу и даже к вымыслу, «дописывая» историю в ее собственном духе, почти всегда безошибочно с точки зрения тенденций общественного развития или характера исторического лица. Но всегда реальный или примысленный факт выполняет двойную роль. Нет рассказов, написанных исключительно для занимательности, как нет и рассказов, лишенных ее.

Проза Алексеева очень эмоциональна и музыкальна. Когда писатель хочет подчеркнуть напряженность чувств своих героев или драматизм их положения, он прибегает к излюбленной форме сказа.

Сказовость пронизывает в книгах Алексеева не только авторскую речь, но и речь персонажей, особенно если это представители народа. Казак-разинец отвечает мужику, спрашивающему, кто они такие: «Люди залетные. Соколы вольные. Ветры весенние…»

Когда писатель говорит о борцах за народное счастье, его слог приобретает былинную музыкальность и метафоричность. «Присоединились к разницам где-то в пути крестьянские парни Егор и Яков. Оба статные, оба крепкие. Богатырское что-то у них в сложении. Гнет подковы Егор, как гвозди. Вырывает с корнем березки Яков. Дунет Яков – шапка с любого летит долой. Притопнет Егор – земля, как живая, дрогнет».