Итак, эти мелкие известия перволетописи (принимаются во внимание и все дальнейшие) дают нам основание передвинуть создание русской летописи по крайней мере с 1037 года (по Шахматову) на 872-й, т. е. на 165 лет вглубь!

Естественно, возникает вопрос: почему же «аскольдово» летописание было прервано и в послеаскольдовский период мы находим такую поразительную бедность «записей», их малую конкретность, порой неточность и даже апокрифичность и т. д.?

Причин, вероятно, было две: 1) замена династии Аскольда рюриковской и 2) реакция язычества, сведшая на нет первый период христианства на Руси.

В самом деле, кто мог быть летописцем в 872 году на Руси? Очевидно, не только вообще грамотный, но и образованный, человек, с соответствующим положением, дававшим ему возможность вести летопись. Это мог быть либо приближенный князя, близкий к тому, что называется веданием иностранных дел (а мы знаем, что Русь уже в 838 году заключала договор с греками), либо священник или епископ, о существовании которых в Киеве мы положительно знаем еще с 867 года из послания патриарха Фотия.

Не останавливаясь здесь подробно на вопросе о дорюриковском крещении Руси (этому будет посвящен особый очерк), мы можем отметить здесь, что христианство на Руси во времена Аскольда безусловно уже существовало. Таким образом, в 872 году имелись условия в Киеве для ведения летописи, по крайней мере христианские священники существовали, а сам Аскольд, повидимому, был крещен.

Совсем иное положение создалось с приходом династии Рюриковичей, которые все были язычниками. Даже княгиня Ольга, крестившаяся, держала у себя пресвитера (по-видимому, по имени Григорий), как мы находим в одной летописи, «втайне».

Первый период княжения Владимира был усилением языческой реакции (вспомните смерть христианина-варяга и его сына, воздвижение Владимиром кумиров). Только в самом конце X века, т. е. после 990 года, появились условия для продолжения летописания. Однако бедность, а часто и ошибочность сведений об Ольге и даже Владимире, показывает, что новое летописание началось после Владимира, при Ярославе Мудром. Только теперь из легенд, рассказов стариков, по отрывочным старым записям началось конструирование «Повести временных лет».

Однако полное использование перволетописи времен Аскольда было делом невозможным: летописец имел уже совершенно другой «социальный заказ».

Он не мог говорить о христианстве Руси в аскольдовские времена, ибо тем самым он сводил на нет всю заслугу Владимира, отца своего господина! Он умолчал и об антихристианской деятельности Рюриковичей, ибо это значило, что христианство уже было, а Рюриковичи были его гонителями и т. д.

Не имея возможности в условиях того времени совершенно замолчать существование Аскольда, летописец ограничился всего двумя сведениями о нем (оба отрицательного характера): 1) что поход Аскольда на Царьград был неудачен, 2) что он не был родовитым князем, а просто боярином-захватчиком, поплатившимся жизнью за узурпирование не ему принадлежащей власти.

Таким образом, смена династии в Киеве и упадок христианства прервали русское летописание по крайней мере на 100 лет, – отсюда бедность сведениями о начале Руси в летописях второго периода летописания. Последуем, однако, дальше, рассмотрим 874 год.

Может показаться странным, что русская перволетопись, записавшая точно и конкретно события двух предыдущих лет и последующего года, оказалась столь неточной, расплывчатой и фантастической в сообщении под этим годом.

Дело объясняется очень просто: в перволетописи не было записано ничего пространного, ибо и записывать было почти нечего, – буря разгромила флот руссов еще до Царьграда. Поэтому и греческие хроники времен Василия Македонца хранят об этом походе своего рода молчание. Очевидно, сообщение перволетописи было такого рода: «В лето 6374. Разметаша буря лодьи Осколдовы и Дировы, идуче на Царьград». Южнорусский летописец-рюрикист, богомольный монах, заменил это краткое сообщение выпиской из греческой хроники, с полным описанием события и нравоучительным содержанием.

Однако, поскольку в греческой хронике продолжателя Георгия Амартола даты события и имен начальников руссов вовсе не было, он заимствовал эти данные из аскольдовской перволетописи, целиком исчерпав ее содержание и растворив ее в жиденькой воде типичного греческого религиозного красноречия.

Нужно, однако, добавить в его оправдание, что он имел все основания поверить греческой версии, которая была смешением религиозной легенды с историческими событиями (частично 626 года, частично 860-го, а также 874-го).

Летописец-рюрикист, прочитавши в греческой хронике недатированное известие о разгроме русского флота бурей в походе на Царьград и сравнивши его с датированным известием русской перволетописи о таком же разгроме руссов в походе на Царьград, счел оба события за одно и внес в выписку из греческой хроники подробности из русской перволетописи. Так произошла ошибка, которая не была разгадана до последнего времени.

Так как дата события, т. е. 6374 год, была дана перволетописью по болгарскому исчислению, то все наши историки, применяя византийское летоисчисление, давали ошибочную дату похода, именно 866 год. На самом деле было два похода руссов: 1) удачный поход 860 года, описанный Фотием и упоминаемый западноевропейскими хрониками, руководитель которого неизвестен (что это был Аскольд, возможность не исключена), 2) неудачный поход 874 года под руководством Аскольда и Дира.

Следует отметить, что какой-то русский источник знал о двух походах Руси на Царьград, это видно из того, что в Воронцовском списке Новгородской летописи мы находим: «При сем же цари паки приидоша Русь на Царьград». Значит, какой-то поход был и до «паки».

Итак, оригинальная запись перволетописи о походе руссов в 874 году на Царьград до нас не дошла, она поглощена греческой ошибочной версией этого события, но сохранена в дате и именах главарей похода.

«В лето 6385 (т. е. в 875 году. – С. Л.). Възвратишася Асколд и Дир от Царьграда в мале дружине, и бысть в Киеве плач велий (это известие имеется в Никоновской Воскресенской, Тверской и Софиевской I летописях. – С.Л.). Того же лета бысть в Киеве глад велий. Того же лета избиша множество печенег Осколд и Дир (у Татищева, пользовавшегося и не дошедшими летописями, добавлено: «Ходи же и на кривичи и тех победи». – С.Л.). Того же лета избежаша от Рюрика из Новагорода в Киев много новогородцкых мужей».

Здесь ясно чувствуется летописец-киевлянин, пишущий о местном голоде, об успехах и неудачах местного князя, о беженцах из Новгорода. Всего этого позднейший летописец, хоть и киевлянин, но уже «рюрикист», естественно, в свою «Повесть временных лет» не внес, ибо это ломало весь хребет истории Руси, как он ее себе представлял.

Из этих мелких дополнений бесспорно вытекает, что Киевская Русь времен Аскольда была совершенно самостоятельным (и, должно быть, достаточно сильным) государством, воевавшим под водительством Аскольда с Византией, волжскими болгарами, печенегами, полочанами и кривичами. Уже объем географии соседей показывает, что это не была только Киевщина, а вся Южная и отчасти Средняя Русь. То обстоятельство, что новгородцы убегали в Киев из Новгорода, показывает, что Киев был независим от Новгорода, власть Рюрика на Киев не распространялась. Вместе с тем Киев не представлял собой для новгородца что-то совершенно «заграничное». Следует отметить также, что печенеги отмечены уже для 875 года.

Интересно отметить отношение историков-специалистов к упомянутым и подобным дополнительным известиям: они не подвергают сомнению их, они только отзываются стереотипной фразой: «Происхождение этого известия Никоновской летописи неизвестно».

Приходится удивляться: неужели наши специалисты по исследованию летописей не имеют даже предположения в этом отношении? Они настолько одурманены скрупулезнейшими «исследованиями» «Повести временных лет», что свидетельства Никоновской летописи повергают их в состояние героев «Ревизора» при появлении жандарма в последнем акте, – они безгласны. Нагородить целую кучу объяснений о «Начальных сводах», о «Сказаниях о распространении на Руси христианства» и т. д., на это у них есть время и место, но высказать хотя бы гипотезу о происхождении приведенных нами выше сведений в Никоновской летописи у них нет никаких данных! А ведь дело идет не о мелких фактах, а о самом костяке русского летописания.

Здесь ложный метод гуманитаристов проявляет себя в наибольшей наглядности и «блеске».

Подведем итоги. Если мы примем во внимание предыдущий наш очерк – «Как создалась русская летопись» – и данный, можно прийти к следующим заключениям:

1) Русская первичная летопись («перволетопись») началась еще в аскольдовские времена; во всяком случае под 872-м и несколькими последующими годами мы находим типичную точную запись русской летописи, а сообщенные подробности не вызывают сомнения в их аутентичности.

2) Это летописание было недолгим, но было настоящим летописанием, т. е. точным и регулярным; началось оно, вероятно, с началом христианства на Руси, т. е. еще до Владимира, а закончилось с падением аскольдовской династии и реакцией язычества, иначе говоря, с пришествием Рюриковичей.

3) От этого летописания остались только ничтожные, второстепенные отрывки, сохраненные только в некоторых летописях, в частности в Никоновской. Ядро же этого летописания поглощено впоследствии летописью «рюрикистов», взявших из него то, что подходило к их политическим воззрениям, а остальное изменив, заменив или выбросив. Эти истинные сведения о начале Руси, по-видимому, погибли навсегда.

4) С наступлением реакции язычества перволетописание было прервано по крайней мере на 100 лет, поэтому-то начальный период «рюриковской» истории и так поразительно беден многими, казалось бы, долженствующими быть сведениями (возьмем, например, эпоху Владимира Великого).

5) Никоновская и другие подобные летописи, приняв за свою основу «Повесть временных лет», ибо это была первая цельная история Руси (а не просто летопись), будучи по типу своему наиболее полными, так сказать, учеными, а не учебными, воспользовались дополнительными сведениями, намеренно опущенными составителем «Повести временных лет», в том числе и перволетописью Аскольда.

6) Летопись Рюриковичей создалась сравнительно поздно, как настоящая летопись, а не как расширенное «Сказание о распространении на Руси христианства (как это полагает Д. С. Лихачев).

7) В летописи «рюрикистов» никакого «Начального свода» не было. «Повесть временных лет» была первым действительно начальным сводом рюрикистов. Хотя аскольдовское летописание и было использовано «Повестью», его нельзя считать начальным сводом, легшим в основу нового, т. е. «рюриковского» летописания, ибо самый стержень летописи был в «Повести» коренным образом изменен: факты не столько фиксировались, сколько оценивались, а самая оценка определяла, брать или не брать существовавшие исторические факты.

Кроме аскольдовской летописи в основу в части фактов легла также какая-то послеаскольдовская запись, носившая такой же характер, что и аскольдовская.

Используя эти два источника, отдельные записи времен Рюриковичей, государственные документы, народные предания, изустные сведения, летописец-рюрикист создал пестрое по происхождению фактов, но стройное по мировоззрению здание русской истории. К сожалению, эта история во многих отношениях расходится с действительной историей, и мы теперь вынуждены кропотливо выискивать крупицы истины из груд довольно пристрастно либо односторонне оцененных фактов.