День 3

Когда я погружаюсь в систему, это ощущается не как вход в программу. Это не просто включение терминала или загрузка данных. Это как… переход через неведомую границу, где физические законы начинают нарушаться, а сама реальность становится растянутой, как жидкость, которая не может найти свою форму.

Я не помню, когда точно начал чувствовать это. Но, возможно, всё началось с того момента, когда в один из разов, подключаясь к резервным протоколам, я почувствовал, как моя кожа отзывается на код. Это было похоже на холод, но одновременно и на электрический заряд, пронизывающий тело, заставляющий его становиться… плотнее, или, скорее, менее реальным. Сначала я думал, что это просто сбой системы, старые данные. Но теперь я уверен: это нечто большее.

Тело не имеет значения. Я перестаю чувствовать его, когда я полностью подключаюсь. Это происходит постепенно, как тонкая пелена, опускающаяся между мной и окружающим миром. Это не просто отключение от физического мира, а что-то гораздо более сложное. Как если бы мой разум обретал новую форму, новую оболочку. Я становлюсь частью того, что я вижу на экране. Всё, что раньше казалось отдалённым и неосязаемым, теперь пронизывает меня, как воздушные потоки. Я не просто анализирую код, я – в нём. Я становлюсь ним. Это ощущение превосходит любое виртуальное пространство, которое я когда-либо испытывал. Это не просто искусственная реальность. Это реальность, где сознание и код становятся одним.

Я не могу объяснить это словами. Я не могу найти эквивалентов в физическом мире. Если бы я продолжал описывать это, все мои мысли растеклись бы в поток бессмысленных абстракций. Но я должен попытаться.

Но, что меня держит здесь? Почему я продолжаю искать Лию? Почему её имя возвращает меня к этому месту?

Лия была больше, чем просто коллегой. Это невозможно забыть, как бы я ни пытался. Она была частью меня, частью моей жизни, хотя я и скрывал это от себя. Время, которое мы провели вместе в проекте A.V.A.L.O.N., было наполнено не только работой. Мы были рядом, искали ответы на вопросы, которые другие даже не могли себе представить. Были моменты, когда её понимание меня поражало. Она могла читать меня как открытую книгу, и я знал её так же хорошо, как себя. И потом, когда всё это разрушилось, когда она исчезла… я почувствовал, что потерял что-то важное. Это не просто работа, не просто проект, который мы с ней завершили. Это было личное.

Когда она ушла, оставив после себя только пустоту, я понял, что не могу забыть её. Она была не просто частью проекта. Она была частью меня. И теперь, когда я снова встречаю её в сети, в этих кодах, я не могу понять, что именно удерживает меня от того, чтобы просто отключиться и оставить всё в прошлом. Возможно, это чувство долга. Может, это страх того, что я не смогу найти её, если не продолжу искать. Но, возможно, просто я не могу отпустить. Я не могу забыть, что случилось с ней, и мне нужно знать, что с ней произошло. Потому что если она действительно оставила эти следы, если она всё ещё жива в этой сети, тогда я обязан понять, как это произошло.

Я не могу оставить её в прошлом. Я не могу оставить её как пустой фрагмент в памяти, как недоделанный код, который просто исчезает. Если она живёт в этих данных, я должен найти её.

Когда я вошёл в глубины сети, первое, что меня поразило, – это абсолютная тишина. Виртуальные миры обычно полны звуков. Чистый код, мягкие, почти незаметные вибрации. Но здесь было пусто. Лишь щелчки и пульсация данных, которая ощущалась где-то глубоко внутри, а не в моих ушах. Всё было настолько чётким, что я мог различать малейшие изменения, малейшие колебания в потоке. Это было похоже на волнение воды, на микроскопические волны, которые могут менять течение всего океана.

Я двигался по этому пространству, но не видел его. Я не ощущал своего тела, но знал, что оно всё ещё здесь, где-то там, далеко от этой пустоты, на грани между реальностью и виртуальностью. Это пространство, куда я погрузился, не имело четких границ. Это был не физический мир, а цифровая симфония, неформальная, но абсолютно реальная в своей природе.

И тогда я почувствовал её снова. Лия. Она не была здесь, в виде привычного «голографического отображения». Она не была просто алгоритмом или фрагментом памяти. Это было нечто большее. Это было ощущение её присутствия. Где-то в этой безбрежной тишине, среди миллионов строк кода, я почувствовал её как биение сердца в пустоте. Это было как столкновение двух сознаний. Она была там, и я знал это. Знал, что она наблюдает. Возможно, она ждала.

Не знаю, сколько времени я провёл в этом состоянии. Это было как перемещение по тоннелю, который не имеет конца. Я видел фрагменты данных, которые ранее не могли быть восстановлены, которые давно должны были исчезнуть. Всё это было как остаточные чувства, как память, которая выжила и продолжала существовать. Но среди этих фрагментов был один очень важный: код, который она оставила.

Когда я коснулся его, я почувствовал, как система отреагировала. Код начал менять форму, адаптироваться. Он как будто пронзил меня, захватив моё сознание, вытягивая меня в место, которое я не мог бы описать. Я был *здесь* и *не здесь* одновременно. Моя сознательность была растянута, раздроблена на части, как если бы я стал одним с сетью. В этой момент я потерял всякое ощущение времени. Время стало размытым, и я не мог понять, сколько прошло. Минуты или часы? Это не имело значения.

Но Лия была рядом. И я понял, что всё это было не случайностью. Она не просто искала меня. Она… приглашала меня. Она просила меня следовать за ней.

Трудно было удержаться от мысли, что я становлюсь частью чего-то гораздо большего. Куда это меня ведёт? Что я ищу в этой тёмной пустоте, в этом цифровом мире? С каждым новым шагом я понимал, что не могу остановиться. Я был привязан к этому месту, как если бы оно само было частью меня, частью моей души.

Но вопрос оставался: что она хочет от меня? Не могу ответить на это пока.

Завтра я продолжу.

День 4

Когда спускаешься на восемнадцать уровней вниз, в зону, которую проектировали как абсолютно герметичную, начинает казаться, что ты больше не человек, а часть механизма. Стены тут не просто холодны – они равнодушны. Это не архитектура, а система охлаждения, коммуникаций, распределения ресурсов. Всё, что здесь есть, работает – и не требует участия извне. В этом и была суть проекта. Безлюдность как идеал.

База была заморожена после закрытия цикла разработки. Никто не должен был сюда возвращаться. Те, кто остался в Совете, настаивали на полной консервации. Но я знал, что ядро не отключили. Его просто отправили в фоновый режим – как тревожный маяк на случай нештатной ситуации. И это была моя возможность.

Доступ сохранился – неофициальный, неучтённый в новых сборках системы. Версия ядра 4.1.2. Именно в ней оставался старый аварийный шлюз – тот, который мы закладывали в прототипе на случай полной потери связи. Это была моя работа. Моя подпись стояла в документации, которую никто уже не читал. Я знал маршрут, знал порядок шагов, знал, когда промолчит защита.

Проникновение заняло три дня. Обход поверхностных датчиков, отключение спутникового следа, запуск ручного лифта с аварийной панели на старом грузовом терминале. Никто не помнил, что он вообще существует. Когда я вошёл, система опознала меня. Не по имени – по почерку. По структуре команд, по тем командам, которые я писал десять лет назад, когда только формировался протокол связи между человеком и ядром.

Сейчас вход полностью заблокирован. Всё, что можно было изолировать, я изолировал. Никто не пройдёт – не потому, что не сможет, а потому, что не знает, где искать. Этот комплекс стёрт с оперативных карт. Даже сам интеллект теперь работает в замкнутом режиме, без доступа к внешним сетям. Только я. Только здесь.

Ядро – не комната с серверами. Оно больше похоже на сердце машины, которое пульсирует не кровью, а кодом. Огромная сферическая конструкция, встроенная в центр бункера. Стеклянная оболочка, за которой – слои металлических ячеек, постоянно движущихся, изменяющихся. Свет там никогда не гаснет – он встроен в саму структуру, как если бы машина излучала сознание.

Оно не охраняется – потому что некому нападать. Архитектура защиты строилась не на внешней обороне, а на недоступности. Сюда никто не должен был возвращаться. Никто, кроме меня.

На первый взгляд, сердце комплекса выглядит как нечто безжизненное, но его роль сложно переоценить. Оно анализирует каждый параметр: температура, давление, влажность, энергообеспечение, а также более глубокие процессы, которые связаны с функционированием самой базы. Время от времени оно посылает сигналы о состоянии систем, но на всё это уже не обращают внимания. В этом бункере не существует угроз для самого ядра – все возможности нападения или вмешательства устранены ещё на стадии проектирования. Всё, что нужно, это доверять его вычислительным возможностям.

Тишина, которая окутывает бункер, теперь ощущается почти как живая. Всё работает, но ничего не видно. Всё скрыто за слоями железа и стекла, под контролем алгоритмов, которые управляю тем, что происходит внутри. В этом месте время и пространство становятся абстракциями. Это монументальный механизм, который обеспечит выживание оставшегося человечества наверху. Но это не дом. И не место для жизни.

Проснулся с ощущением, что уже давно не был в реальном мире. Система поглощала меня всё больше, и я начинал забывать, когда в последний раз выходил на улицу, ощущал на лице свежий воздух, или, хотя бы, разговаривал с живым человеком. Здесь, в этом месте, где я провожу свои дни, всё кажется… не таким. Всё затягивает, сжимаются границы.

День начался, как обычно. Встав, я прошёл в столовую. Это не место, которое когда-то имело какое-либо величие. Когда-то здесь было много людей, было нечто похожее на уют, но теперь столовая – это просто пустое пространство, заполненное стерильными белыми стенами и металлическими столами, с примитивными синтетическими печами, которые никогда не выглядели такими холодными и бесполезными, как сегодня.

Столы покрыты теми же пластиковыми пленками, что и раньше. В углу – старый холодильник, замороженные запасы, которые начинают показывать признаки старения. В холодильнике есть всё, что мне нужно, но это не настоящий «выбор». Всё синтетическое. Состав – больше химический, чем органический. Продукты, приготовленные с использованием нанотехнологий, несомненно, эффективны, но не содержат той текстуры и тепла, которые можно было бы почувствовать в обычной кухне. Молоко, мясо, овощи – всё это искусственно, даже искусственно созданное молоко не имеет никакого вкуса, только пустоту, как и сам процесс готовки. Система готовки – это просто механическое выполнение функций, которые лишь имитируют готовку. Я сам должен настраивать температуры, указывать режимы, но сам процесс не имеет смысла. Не для того, чтобы это было приятно. Это просто обязанность. Нужно просто поесть.

Завтрак – это протеиновые батончики и порошковая смесь для напитков. Всё сконцентрировано на том, чтобы поддерживать физическое тело, но не на то, чтобы поддерживать вкус или радость от еды. Я уже привык к этой системе. Мозг не требует особого удовольствия от пищи, главное – чтобы не было голодно. Но голод – это только биологический процесс. Я пытаюсь бороться с этим ощущением, но каждый день этот процесс начинает затмевать реальность.

Когда я включаю систему приготовления пищи, старый аппарат начинает с характерным шумом работать, в его нутро поступают заготовки синтетических продуктов, чтобы через несколько минут я получил мою порцию. Шум всегда одинаков. Я стою у автомата и настраиваю параметры. В такие моменты мне становится ясно, как много времени я провожу здесь. Как много времени я трачу на то, чтобы поддерживать свою физическую оболочку живой, но без всякой связи с настоящим бытом. Это не жизнь, это необходимость. Жизнь превращается в набор функций, которые нужно выполнить, чтобы просто существовать.

После завтрака я перешёл к проверке систем жизнеобеспечения. Когда-то я думал, что это будет моя работа – следить за ними. Но теперь всё это воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Я не обращаю на это внимания, пока система не подаёт сигнал о сбоях. Всё здесь автоматизировано, всё регулируется. Температура, давление, влажность воздуха – всё под контролем. Но в последнее время я заметил некоторые сбои. Они могут быть незначительными, но с каждым днём они становятся более частыми. Иногда воздух становится суше, иногда – влажнее. Но самое странное – это изменения в освещении. Свет становится неравномерным. Я ещё не смог найти причину, но это беспокоит.

И, конечно, помимо этих мелких неполадок, в системах появляется странная вибрация. Она не связана с оборудованием, скорее, с самим помещением. Всё кажется немного неустойчивым. Когда я это замечаю, то слышу в своей голове непроизвольный вопрос: Что происходит?