Отзывы на книги автора «Сергей Носов»

Как можно, вообще, открыть книжку с таким дурацким названием? Даже в библиотеке стоит 5 экземпляров, которые никому не нужны. Никто не верит, что под обложкой может скрываться что-то стоящее.
Лично я 5 лет думала, что это должно было выйти в серии "Аномальные места Петербурга". Ну, знаете, такие книги, которые раскрывают вам глаза на происходящее. На месте станции метро площадь Восстания раньше была церковь, тепеь бженька покарает всех, кто когда-нибудь пользовался этой станцией метро! Самое опасное место в городе - это аэропорт Пулково, там аномальная зона! Петербург должен стоять всего 300 лет, мы все уже давно зомби! Памятники разговаривают по ночам!
Ну, и так далее.
Но нет, оказалось, что книга Носова - это сборник нескучных эссе об известных и не очень известных петербургских памятниках. Знаете ли вы, что памятник Менделееву - это единственный курящий памятник в городе? Знаете ли вы, что у памятника слепой девочке книга написана настоящим шрифтом брайля? Вот, теперь знаете. Но там осталось ещё с десяток рассказов, из них вы узнаете ещё что-нибудь.

Несчастья? Какие несчастья, -
То было обычное счастье,
Но счастье и тем непривычно,
Что выглядит очень обычно © Г. Шпаликов

Что такое счастье? Есть ли какой-то универсальный ответ? Большинство наверняка ответит, что счастье — это семья, дети, большой дом и много денег. Незамужних девушек, не имеющих детей, жалеют, выражают им сочувствие. Но, неужели нельзя быть счастливым без традиционного набора счастья? Без ребёнка или высокооплачиваемой работы? С кредитом или борьбой с неизлечимой болезнью? Почему иностранцы, читая произведения русских писателей, видят только черноту и печаль? Разглядеть русское счастье и рассказать о нем взялись современные отечественные писатели и поэты. Результат, сборник «Счастье-то какое!» представила Майя Кучерская — замечательная писательница, создатель и руководитель школы «Creative Writing School», выпускники которой также выступили авторами текстов для сборника.

Не ждите сладко-приторных историй в духе «Куриного бульона для души», с героями сборника «Счастье-то какое!» вы будете грустить и радоваться, смеяться и плакать, любить и ненавидеть, встречать и расставаться, вы будете... жить. Ведь, на самом деле, счастье — это каждый день чувствовать себя живым, это уметь радоваться победам и достойно принимать поражения, это бить первым и брать от жизни максимум, каждый её день пить жадными глотками, смотреть на мир широко распахнутыми глазами, уверено шагать навстречу новому и не бояться возвращаться назад.

Основу сборника составили рассказы, эссе и стихи именитых российских авторов, тут и Дмитрий Быков, и Евгений Водолазкин, и Наринэ Абгарян, и Александр Генис и многие другие. Однако, без молодых писателей, только делающих первые шаги к своему читателю, картина была бы неполной. Запомните их имена — Матвей Булавин, Тимур Валитов, Ирина Жукова, Екатерина Златорунская, Татьяна Кокусаева, Евгения Костинская, Михаил Кузнецов, Александра Шевелева, вы еще их обязательно услышите. Сложно, очень сложно определить фаворитов сборника, слишком многое отозвалось в сердце. Всё же выделю невероятный рассказ «Лакшми» Евгении Некрасовой, с ещё большим нетерпением жду выхода её книги «Калечина-Малечина», лиричный текст «Ида и вуэльта» Анны Матвеевой, снова необычную Ксению Букшу и её белые стихи (?) «Я — Максим», щемящий рассказ «Голубое и розовое» Екатерины Златорунской. Каждый из них привносит что-то новое в русскую литературу, оставляя неизменным главное — любовь к родному языку.

Никогда не грустите, что что-то закончилось, лучше улыбнитесь, что это было, идите вперед с высоко поднятой головой и помните — за черными тучами есть солнечный свет, и, как правило, чем чернее тучи, тем он ярче. Любите друг друга, дышите полной грудью и ловите мгновения.

Случайная цитата:

Костя лежит на соседней подушке, а от створки платяного шкафа рикошетит луч света. Проедет трамвай, и шкаф задребезжит, как шкатулка с кольцами. Где-то там уже идёт на работу новый день, а они скулят и удивляются другдруговой радости. И, может быть, они уже пропускают самое интересное — или это они — самое интересное этого дня.

Сосуществование с [памятниками] расширяет наши представление об окружающем мире По отношению к нам их положение двойственное. Как артефакты они, конечно, принадлежат сферам нашей, то есть человеческой культуры, но, с другой стороны, именно нам, человекам, справедливо рассматривать их внеположно нашим собственным духовным ценностям — как некую данность.
(«Среди нас»)

<...> А что, может быть. Любой памятник — как бы он ни был абсурден — рано или поздно начинает обязательно репродуцировать смыслы. Надо только подумать.
Или — подождать.
(«Пионеры на Пионерской»)

Эта книга — о тех, кого мы видим каждый день, и о тех, кто почему-то скрыт от нас воротами и заборами заводов, академий и больниц; она о не самых известных, но уж точно о самых занятных неподвижных жителях Санкт-Петеребурга. Ее автор — широко известный в узких кругах посредник между человеками и памятниками.

Мне кажется, «Тайная жизнь...» родилась по содружеству трех китов: наблюдательности, любопытства и определенного способа мышления.

НАБЛЮДАТЕЛЬНОСТЬ

Яндекс говорит, что в словаре общей психологии это понятие определяется как «способность человека, проявляющаяся в умении подмечать существенные, характерные, в том числе и малозаметные, свойства предметов и явлений». На самом деле если задуматься и начать иногда замечать, на что мы обращаем внимание в ежедневной своей жизни, станет понятно, что с Н. у нас далеко не всё прекрасно. А ведь «развитие Н. — важная задача формирования познавательной установки и адекватного восприятия действительности», как говорит нас всё тот же словарь. Какое может быть адекватное восприятие действительности, если мы практически ничего в этой действительности не видим? А уж тем более в городе. Ведь каждый город — это отдельная планета, отдельная среда обитания со своими законами, жителями, обычаями и иррациональными явлениями, но кто из нас честно скажет, что не равнодушен к городу, что интересуется его жизнью, его повседневностью? Только вчера, проходя по давно знакомой улице Маяковского, я неожиданно заметила на 171 гимназии рельефные медальоны, как оказалось — Менделеева, Маяковского и Мичурина, Пушкина и Ломоносова. А до этого — как Людмила Прокофьевна: «Не замечала... Вы подумайте, ничего не замечала!»
Сергей Носов замечает. Он умеет не только смотреть, но и видеть, вся окружающая действительность для него интересна. Что это там за ветками чернеет в Ботсаду? Ай, да то ж Ленин затаился! Вот стоят быки у мясокомбината — но что это у них красочка шелушится, уж не поддельные ли они? А вот Тургенев на площади Искусств застыл в странной для памятника позе — куда собирается пойти? Нам надо этому учиться, надо учиться наблюдать за чужой жизнью — своих друзей, других городов, соседних домов, любимых памятников. А иначе же так смертельно скучно.

ЛЮБОПЫТСТВО

Кажется, мы взрослеем и все реже задаем вопросы мамам, папам, преподавателям, энциклопедиям и самим себе. Но когда же задремал наш внутренний почемучка и как его теперь будить? Мне кажется, такие книги, как «Жизнь петербургских памятников» отлично работают будильником — читаешь и понимаешь, какие удивительные и невероятные ответы можно получить от мироздания и истории, если только начать задавать вопросы! А Носов совершенно не стесняется спрашивать — даже и незнакомцев на улице, которые зачастую знают о родных медных соседях больше любых справочников (я уж, конечно, и не говорю о внушительном списке литературы, проштудированной автором). Кем бы мы были, если бы детьми не доставали в трамвае родителей совершенно бесконечными «а это что? а почему? зачем стоит? куда смотрит? почему такого цвета? почему у тети такое лицо? как называется? что за дядя?». И ведь ничего не изменилось, только теперь ребенок и взрослый — в одном лице, это ты сам, и нужно не стесняться вопрошать и не лениться отвечать :)
Я даже не буду приводить примеры из книги — читайте, читайте, там столько интересного, любопытного, удивительного!

МИРОВОСПРИЯТИЕ

Мое, может быть, самое любимое эссе — о Гоголе на Манежке. Да, о том Гоголе на Манежной площади в Санкт-Петербурге, которого нет. Но ведь из того факта, что дело установки памятника Н.В. не пошло дальше закладного камня, Сергей Анатольевич не делает вывода о безалаберности быстро сменяющихся властей, о том, что русские не заканчивают начатого, нет. Сергей Анатольевич говорит о том, что это и есть настоящий памятник Гоголю. Ну просто мы его не видим. У этой истории есть еще продолжение и нюансы, но это вы прочитаете, а я хочу сказать: по-моему, этот логический поворот как нельзя лучше характеризует нашего художника; ведь тут не просто вечная страсть петербургской культуры к мистификациям и пр. По-моему, в Носове в совершенстве сочетается реализм, метафизика и тонкий, теплый юмор. То есть всё, как в нашей жизни.

А что я знаю точно, так это что Сергей Носов — настоящий волшебник.

Петербургский писатель Сергей Носов, о котором чаще всего пишут, что «это не он написал «Незнайку» и что «он – яркий представитель современной так называемой петербургской прозы», напоминает – строить квадраты занятие не из простых, но полезных. Его новый сборник рассказов «Построение квадрата на шестом уроке» выглядит таким вот упражнением ума, даже не оттачиванием, а проверкой своих навыков. Носов, который, впрочем, уже давно не нуждается ни в каких упражнениях, безусловный мастер короткой формы. Четыре раза он попадал в шорт-лист премии «Национальный бестселлер», один раз с большим отрывом занял первое место с романом «Фигурные скобки», сразив как членов жюри, так и читателей – абсурдистский, магический роман-сатира сильно отличался от других претендентов шорт-листа. Носов, будучи превосходным рассказчиком, редко при этом радует большими произведениями своих читателей – его формат пьесы и рассказы. «Построение квадрата» - это форма литературная в форме геометрической: сборник состоит из четырех частей, логично образующих квадрат.

Первая сторона квадрата – знакомый Носов, превращающий бытовое в сюрреалистичное, сатиричное и абсурдное; эдакий гротеск, комичный, но всё равно печальный. На этой стороне всего пять рассказов, и запомнить каждый несложно – каждая история вроде бы и зарисовка на заданную тему, но сама по себе – законченное произведение, которое почему-то запоминается, хотя в нём ничего «такого» и не случалось. Школьник пугает педофила, мим замирает под дождём, подаренная непонятно кем книга вызывает переполох в семье бизнесмена, история знакомства на вечере в доме престарелых и самый яркий сюжет – про табличку о запрете выгула собак, где борцом с несправедливостью выступает обычная пенсионерка. Ситуации первой стороны вполне реальны, но балансируют на грани – их и представить легко, и поверить в такое сложно, непонятно при этом почему. Важное замечание: в рассказе про подаренную книгу станет ясно, что бизнесмену подарили книжку Сергея Носова, но тот остался подарком крайне недоволен.

Дальше писателей (и писателя) станет больше.

Вторая сторона квадрата, «параллельная первой», объединена сюжетами о великих: Гёте, Гоголь, Достоевский, выдуманный писатель с отсылкой вновь, кажется, к Носову (история про красную рубашку и обезьяну не может не напомнить другой носовский сборник «Дайте мне обезьяну») и абсолютная жемчужина - рассказ «Аутентичность», в котором молодой британский поэт по имени Стив посещает «ахматовские» места и неожиданно для себя ночует на ахматовской даче, принадлежащей уже какому-то другому писателю. По телефону этот писатель разрешает Стиву на даче заночевать. Ночуй, Стив, только печку аккуратно топи, а не то угоришь, говорит телефонный Сергей Анатольевич (Носов), и Стив, разумеется, угорает – в «Аутентичности» русский язык восхитит любого филолога, заставит перечитывать некоторые фразы по нескольку раз, а те или иные мысли иностранца Стива и вовсе поражают в том смысле, как глубоко порой человек, изучающий другой язык, зрит в его корень. Главный герой здесь, помимо прочего, большой поклонник Ахматовой, и вот, «угорев», кажется, он её и встречает. Беседа читателя с писателем полна жизненных банальностей – но ничего другого, кажется, произойти и не могло, а жизнь, где нереальное столкнулось с реальным, продолжается.

На третьей стороне выдуманные истории кончаются и неожиданно перед читателем возникает наконец сам автор, уже вполне реальный, не в безымянной книжке или безфамильной трубке, а как есть – Сергей Носов рассказывает воспоминания из детства, как обрывки памяти, так и вполне конкретные истории. Главный рассказ – история про портрет писателя Достоевского для школьной стенгазеты, который вышел похожим на другого писателя, только опального – Солженицына. После этого сюжета из жизни начинается финальная, четвёртая сторона квадрата, да вот только рассказов-то тут и нет вовсе. Всё записанное на четвёртой стороне – обрывки каких-то мыслей, записок «на бумажных носителях», стена фейсбука, перенесённая под твёрдую обложку новой книжки. Половину из этих мыслей можно действительно прочесть как в ЖЖ Носова, так и в самом деле на его фейсбуке – здесь же, в этом квадратном сборнике, это выглядит не более чем записками для своих, для узкого круга понимающих и более широкого круга знакомых, которые узнают в короткой заметке под названием «Марина» конкретного человека, в Коле Фёдоровом опознают детского писателя, петербуржца Николая Фёдорова, а в заметке «Свинцовые тапочки! Кому свинцовые тапочки? Подошел посмотреть. Ну конечно, ослышался: джинсовые» найдут что-то остроумное.

Безусловно: Сергей Носов, который после «Фигурных скобок» 2015 года ничего не издавал, наконец-то вернулся с неоднозначным сборником рассказов – разных, личных, местами едких, местами пронзительных. Это похоже на аперитив перед серьёзным блюдом, разминкой перед дальним заплывом, на очередной творческий эксперимент от писателя, который пишет, что хочет, и как хочет, потому что может себе позволить – тем более, этот эксперимент на данный момент в длинном списке премии «Большая книга 2018». Читатель, знающий Носова, возрадуется, но заскучает после третьей стороны квадрата (незнающий совсем - и вовсе не поймёт такой формы); да не квадрат это вовсе – построение геометрических фигур на шестом, как правило, последнем уроке – задача не для всех посильная, потому что там уже и домой хочется, и не до квадратов. Карандаш не чертит, циркуль без одной ножки, получается уже какая-то другая фигура, хоть и похоже же, а первые три стороны и вовсе вон какие! Но не клеится, и всё тут – уже читали, Сергей Анатольевич, это уже было, цитировано, в памяти, зачем. Впрочем: самому автору на самом деле кажется, что ничего лучше «Квадрата» он ранее не писал – этот сборник вышел действительно очень неожиданным, с какой стороны не посмотри – он личный, как мемуары, он абсурдный, как и «Франсуаза, или Путь к леднику», он прямолинейный, как социальная сеть. «Читатель, ау!», - вопрошает Сергей Анатольевич в одном из последних своих интервью.

Сергей Анатольевич, мы здесь! Ждём большого романа.

Книга получила премию "Нацбест 2015" Вынося это решение, литературное жюри,проявило редкое единодушие.
А вот оценки читателей, для кого собственно и создавался роман, очень разнятся.
Я, по возможности, пытаюсь следить
за новинками отечественной литературы и вот добралась до этой книги( получилось только через 7 лет), захотелось составить собственное впечатление.
Главный герой человек среднего возраста, Капитонов Евгений Геннадьевич. Математик, обладающий способностью отгадывания двузначных чисел, задуманных ассистентами. Необычный дар Евгения отмечен ассоциаций микромагов.
Эта организация приглашает героя принять участие в их собрании. Конгресс проходит в Питере. В этом городе Капитонов раньше жил и работал. Здесь у него остались знакомые.
Жена бывшего сослуживца Мухина приглашает его к себе в гости. Дама пытается понять обстоятельства смерти ее первого мужа. Вдове не дает покоя тетрадь с записями, которую она обнаружила, после кончины супруга. Евгений ,по просьбе Марины, берется проанализировать странный текст.
А дальше , с героем происходят непостижимые происшествия, послужившие основанием к вынесению его жизни за фигурные скобки.
Поправитель, (невидимый герой романа) дает ему возможность посмотреть на свою личность со стороны.
Я согласна с мыслью,что все мы, под влиянием обстоятельств ,можем неузнаваемо измениться. Однажды всё, чем ты раньше жил, превращается в математическую формулу, описанную вложением за фигурными скобками.
Так произошло с аналитиком Мухиным, провалившимся в яму игромании.
Он стал совсем другим человеком,не тем которого знала Марина. Теперь это иная личность, вынесшая прежнего себя за скобки.
Небольшой по об'ему роман несет в себе множество тайн, интриг, мистических загадок, магии и имеет бесконечность открытых сюжетных ходов. На страницах текста происходит встреча рационального с ирреальным.
Много странных персонажей у которых свои отношения с реальностью. Здесь есть и трагедии и юмор.
Автор ,как его герои фокусники - манипуляторы, не желает раскрывать своих секретов.
Впечатление после чтения, что тебе выдано домашние задание на все лето.
Мне этот текст представился конструктором Lego , с которым любят заниматься мои сыновья. Каждый читатель поймет и воспримет его по своему.
Но, несмотря на все сюжетные незавершенности, мне понравилось. Книга необычна и интересна.

У меня ужасные проблемы с субъективностью, что ты будешь делать.

Писать о Носове — ну как писать о Носове? Есть люди, которых я внезапно начинаю очень любить, и для меня уже всё ими созданное первоначально прекрасно, и С.А. один из таких людей. Это первое. И еще он пишет об очень для меня самой личном, и о таком априори сложно говорить, — это второе. Вот этот город <где>, Сенная, Раскольников, сумасшедшие, дома и квартиры, книги, люди, это что-то живое и очень теплокровное, и даже эта пресловутая промзона, «территория серого цвета», о которой он пишет, вдруг вызывает ощущение не глухого страха как отрывок из «Сталкера» Тарковского, а тишины и спокойствия, которое тебя ждет в этих заброшенных районах. И всегда, всегда, конечно, в моем сознании картинка, где Сергей Носов говорит что-то с импровизированной кафедры, или читает доклад о стихотворении Е. Шварц, или вот тихо что-то обсуждает с «пожилым набоковедом, многое повидавшем на своем веку» (с. 196) и улыбается, и это меняет цвет вообще всего моего восприятия. Для меня эти тексты такие личные и неприкосновенные, потому что неразрывно связаны с моим еще недооформившимся самосознанием (литературные круги, знакомые имена, случайные вспоминания, детство, трогательные совпадения контекста и пр.). Я не могу писать об этом что-то вразумительное, для меня это именно что тёплая-тёплая, переливающаяся и очень любимая жизнь. Стоит, пожалуй, сделать тег «нежность» (если смотреть от меня) или «несказа́нное» (если смотреть со стороны), куда бы точно еще вошло «Бегство в Египет» Етоева, например.

***

А вообще частей пять.

Первая, «Поцелуй Раскольникова» — про родное, город, текст, персонажей / реальных людей. Границ нет: Достоевский ходит по современной Сенной, туповатые проныры Апраксиного двора читают Бёлля, здания живут и, как всё живое, умирают своей или насильственной смертью или долго и мучительно стареют, слова переживают назначенный им срок, гоголевские герои среди нас, памятники больше чем памятники, ну а в булгаковском «Собачьем сердце» вообще всё не так, как мы думали! И разношерстные, и похожие тексты, поставленные рядом, становятся чем-то текучим и неясным, как вода, которая то озеро и море, то лужи во дворе, а то и капля на носу в дождливый день. Город и литература в разных отношениях.

В «Музее обстоятельств» (полн. Музей петербургского быта и борьбы с обстоятельствами) у нас обстоятельная экскурсия в настоящее писателя Сергея Носова (музей находится непосредственно в его квартире, и как же хочется спросить, что с этой квартирой стало теперь) и в прошлое всех. В прошлое всех, у кого на кухне в полу была когда-то дырка к соседям, кто с антресолей внезапно достал полные подшивки толстых журналы, кто в детстве качался на дверях и получал за это тумака, кто мыл окна по весне и заклеивал по осени, кто, кто, кто. И как хорошо, что это не сентиментальная ностальгия обладателя современной жилплощади, а записки непосредственного участника событий — так радует очень правильное, тонко настроенное отношение автора. Всё вокруг так, как есть на самом деле (и проседающий пол, и крысы, и дореволюционная печь, и загадочная ленинская тумба), и оно по меньшей мере интересное, а может быть, и прекрасное.

«Опыт чтения в начале нулевых» у автора действительно большой. Тут не только ожидаемая (мной) современная проза (Москвины, Крусанов, Рубина, Рекшан и др.) и поэзия, но и словари (Словарь мата, энциклопедия «Ф.М.Д. и его окружение») и достаточно неожиданные для меня даже по жанру книги (например, «Танцор» В. Тучкова, «Единственная» О. Трифоновой про Надежду Аллилуеву и! и! «Casual» Робски!). Всего рецензий пятьдесят штук, и всё так прекрасно. В меру просто, в меру непонятно, тексты короткие и ёмкие, напоминают иногда ассоциативный поток сознания, но всегда ясно, что вот — это именно то, что человек подумал после прочтения. В кучу рассуждения о сюжете, об авторе и об абстракциях. Страшно хочется подсунуть какую-нибудь свою знакомую книжку, чтобы тоже прочитать, что С.А. о ней скажет.

Две последние части, касающиеся девяностых годов, представляют собой разнооформленные мысли вслух («90-е. Взгляд туда и взгляд оттуда») и натуральные выписки из дневника того времени («Скользящее окно. Конец девяток»), что с моей точки зрения, конечно, бесценно. Что может быть лучшей правдой, чем первое восприятие событий; какая история может быть человечнее, чем та, которую рассказывает очевидец в момент ее непосредственного свершения. А я читала здесь у С.А. о чем-то смутном, но знакомом, ведь это моё детство. И когда он цитировал сочинение своего сына о том, как тот идет в школу, память быстро разворачивала передо мной мои темные утренние проспекты и улицы, садик рядом с домом, хмурые дворы и повороты, проходящий мимо троллейбус-трамвай. И когда я читала, что дети в театрах светили лазером на сцену, стреляли из рогаток в актеров (!), меня охватывало то же чувство стыда, как в средней школе, когда мои одноклассники устраивали бедлам во время экскурсии или спектакля. Про политику писать не буду, хотя всё это тоже вызывало в памяти шквал мутных образов и часто смешных сцен. Для меня так важно пытаться узнать и почувствовать это время, 90е годы, потому что это моё первое время в жизни, но, мне кажется, жанр «прямой речи» априори интересен и колоссально значим, независимо от его темы и хронотопа. А прямая речь писателя об окружающей действительности — вообще неоценимое счастье (тем более если он Сергей Носов).

Книга без малейшего изъяна, без единой скучной страницы, книга о прошлом для настоящего. Живая память. Ясная, любопытная до всего, с тонким юмором, здоровой иронией и очень метким словом — какая прекрасная память. Такая прекрасная книга.

Сергей Носов это так: читаешь, и не то чтобы всё искрится, ну так, хорошо, конечно; а когда читаешь последний рассказ и последнюю страницу, то хочется, чтобы это никогда не кончалось, кажется, отдал бы полдуши, чтобы это никогда не кончалось.

Вообще мне почему-то кажется, что у С.А. малая форма интереснее, как-то ёмче. Легче улавливается абсурдный налет на реальности, полнее всё воспринимается (когда съедаешь целиком, за раз, сложную еду – скажем, печенье, или умудряешься взять на вилку понемножку сразу их всех слоев селедки под шубой, то вкус получается полнее, чётче, есть и то, и это, и еще штук пятьдесят того и этого). Что я хочу сказать – хороши носовские рассказы!

***
И, конечно, эта его реальность. С, например, разными финалами реальность – на самом деле, она такая же не только в «Балладе о возвращении», где это прямо так и написано: «вариант финала», она такая и в «Полутора кроликах», и в «Бельведере», и «За стеклом» (да и за стеклом она тоже такая – не могла удержаться от каламбура, простите), и в каждом рассказе. Потому что спроси, читатель, себя: в чем ты уверен? во что, ты уверен, автор с тобой не поиграл? В принципе, тут реальности, по-моему, как пластилин: едешь с автобусе, читаешь – лепи, перед сном на подушке читаешь – лепи, отложил книгу с прочитанным текстом – и продолжай лепить.

С внезапными концовками тоже. Ну новеллист, ну пуантёр! Хорошо же, ей-богу, как хорошо переживать этот прыжок чего-то внутри, первые секунды туповатого недоумения, когда вдруг всё резко меняется в рассказе. Такое это чувство: будто ты шёл, шёл спокойно за автором, под ноги себе смотрел и повернул за следующий угол, а там натыкаешься – он, автор, стоит и на тебя смотрит.

С деталечками и прожилочками всеми. Гудок с Невы, хлопья за окном, рекомендация лучших стоматологов, фонтан, «Эрудит», трамвайное кольцо, худощавый субъект, испугался за детей, Владимир Мономах, «Эльбрус»-«Котлетная», пельмени, жевательная резинка на звонке, два куска торта. Наша такая, человеческая, реальность. Иногда питерская, сенная, иногда беспространственная. Но очень человеческая.

***

— Нет, то есть да, то есть нет, — заговорил Рудаков с внезапной горячностью. — Я под абсурдом понимаю другое. Допускаю, что у меня умозрительные схемы, искусственные конструкции, игры ума, это не есть абсурд... Абсурд — это реальность, реальность, увиденная под определенным углом. Он здесь. Он повсюду. Все зависит от ракурса — как взглянуть.

В современной литературе открытый или неясный конец стал чуть ли не обязательным атрибутом хорошего (?) произведения. Лично меня частенько удивляло, раздражало, а то и вовсе гневало резко оборванное повествование. Вот ты уже и "вжился" в сюжет, и выбрал любимых персонажей, за которых радеешь всей душой, и прикидываешь возможную концовку, как вдруг бац... и всё. И после только пустая, бесполезная белизна, упирающуюся в самую корку. Пропасть. Иногда в таких случаях даже жалеешь, что начал читать подобную книгу. Размызганный конец напрочь убивает достойное повествование.

"Фигурные Скобки" Сергея Носова с первого взгляда может показаться именно таким романом. Но нет: это скорее книга-исключение. Один из тех редких случаев, когда этот пресловутый open ending не то что не умаляет общее впечатление от прочитанного, но и странным, почти волшебным образом служит идеальным заключением непростой истории, рассказанной в романе. Да, осталось много загадок; да, на многие вопросы не нашлось ответа; и да, можно даже сказать, что повествование оборвалось там же, откуда и началось. Но каким-то чудесным способом Сергей Носов вызывает у читателя чувство глубокого удовлетворения, душевной теплоты. Большая картинка катастрофы словно нивелируется красотой одной маленькой детали. Мне кажется, что книга Носова как раз об этом и была: о том, что в окутывающей нас кутерьме загадок, неудач и предательств нужно уметь находить крошечные островки счастья. И цепляться за них, и ими жить.

В случае главного героя книги, Евгения Капитонова, этим островком счастья стали отношения с дочерью. Но они - вовсе не главная тема романа. Сюжет вертится, я бы даже сказал лениво ворочается, досконально освещая каждую деталь, вокруг таинственного конгресса магов, шулеров, фокусников и прочих людей, чья профессия так или иначе связана с волшебством. При чём тут фигурные скобки? Дело в том, что Капитонов, который вот уже несколько лет живёт в Москве, приезжает на свою "малую Родину", в Санкт-Петербург (скрупулёзными описаниями которого, кстати, изобилует роман, явственно свидетельствуя о неподдельной любви автора к городу белых ночей и разводных мостов), и встречается там со старой подругой, женой его бывшего коллеги, который пару лет назад якобы совершил самоубийство. Она передаёт Капитонову тетрадь, в которой несчастный довольно необычным образом рассказывает о своей "подмене" "другим собой" и прочих подозрительных вещах. И свои записи он заключает в эти самые фигурные скобки, которые защищают его от всевидящего ока некоего высшего наблюдателя.

Несмотря на всё это, фантастикой роман не назовёшь. Это даже не магический реализм... Здесь реальность и фантастика как будто сосуществуют отдельно друг от друга, порознь, периодически меняясь местами и теряясь между строк, но неизменно вплетаясь в интересную и захватывающую сюжетную канву. Структура романа стандартная, единственно могу выделить отсутствие глав. Вместо них автор сообщает нам время, в которое разворачиваются события (время московское, если что).

Пишет Сергей Носов очень экономно, минималистично, и эта его словесная скупость, как мне кажется, навредила роману. Многие потенциально прекрасные описания заменены чередой холодных слов, вроде "Ковёр. Стол. Стул. Потолок." Примитивизм языка действительно слегка расстроил, хотя читалось всё легко и на одном дыхании.

Снимаю звезду исключительно за скудную прозу. А так всё отлично. "Нацбест" Фигурные Скобки заслуживают безоговорочно.

Я впервые в жизни, что-то выиграла. Моему счастью не было предела. А тем более если книга как раз таки о счастье, то было радостно вдвойне! Правда, получив книгу, я совершенно забыла о ней (такое со мной бывает). И вот, спустя какое-то время, я ее нашла и стала изучать (слово «читать» специально не употребила).
Это сборник рассказов от разных авторов, а также стихотворения современных поэтов и лучшая проза выпускников Школы литературного мастерства “Creative Writing School”. К большому сожалению книга мне «не зашла». Было скучно. Может от того, что книга правдива? А мы (согласитесь со мной) не часто жалуем правдивость (не до такой степени, конечно). После прочтения я впала в какое-то уныние и поняла, что такие книги просто не «мои». Я привыкла к фантастике, либо чему-то легкому, а тут было много настоящего. Но все равно я говорю всем авторам: «С-П-А-С-И-Б-О!». Спасибо за такие сборники и удачи вам в новых удивительных задумках!

Не читайте книги быстро, не слушайте их на ходу!.. Они сами придут и сами всё дадут.

Не читайте длинные рецензии, они не придут и ничего вам не дадут. Только время отымут….

Роман короткий, довольно хаотичный, идёт в разном темпе, но читается легко и интересно. Сюжет сложен из кирпичей более-менее узнаваемых, но даже из одного типа кирпичей можно сложить здание любой формы. Сергей Носов строит причудливо. И персонажи у него выписаны выпукло, фактуристо, редкой формы флигельки и башенки. Слог слегка рваный, с инверсиями. Хорошая афористичность. Это общая рамка.

Главный герой – профессиональный актёр, прирождённый актёр, который эрудирован, безэмоционален, рефлексивен и – по совокупности – в жизни всегда играет, выбирая роль, к ситуации подходящую, и не всегда понимая, каков же он на самом деле (хоббит или ваххабит))).

Время действия – середина тех самых девяностых. Сочных примет того времени хватает – от выдачи зарплаты амперметрами (которые приходилось продавать по электричкам) до выбивания долгов (нет-нет, никакого паяльника) и бизнес-стрелок в малиновых пиджаках (был такой и у меня зачем-то). По общему рисунку роман напоминает что-то знакомое, но мною нечитанное, поэтому не скажу. Основная сюжетная линия – съемки телесериала, причём в буквальном смысле доморощенного: съёмки проходят в старой столичной квартире… Но в какой из столиц? Сначала решил, что если Носов из Питера, то дело в Питере; потом прочитал, что главный герой в начале тяжёлых времён «петрил», то есть изображал Петра I, приманивал туристов к фотографам; впрочем, петрить он мог с равной вероятностью и у памятника Фальконе, и перед стенами Музея Ленина… И под конец романа есть фраза, из которой ясно, что всё-таки в Москве. Но почему в Москве? Почему всё – в Москве? Почему нельзя в Питере, на худой конец – в Верхнезаволожовске? Впрочем, сюжет таков, что совсем не важно, старая это столица или новая, старая новая или новая старая… Кстати, нет ничего удивительного в съёмках в старых квартирах – это бывает, они, наверное, для того и строились еще до Учредительного собрания, но уже во времена бурного развития синематографа. Короче, Николай Васильевич Склифосовский, сюжет проходит в атмосфере сериального гона и полной ситуативности.

Ну да, главный герой – ситуативный демагог. Ну, не совсем уж демагог-демагог, но и философом-философом его не назовёшь. И если случается, что надо ответить за свои поступки, то он демагог. Чтобы не отвечать. Чтобы на кого-то спихнуть. То есть – инфантилизм. Вот это слово: главный герой – инфантил. Отчасти инфантилизм героя сюжетообразующ. Инфантилизм героя усиливается до тягостной степени в моменты, когда он начинает внутреннюю демагогию! Это когда у него поток сознания не как поток мыслей и образов, а как поток внутренней демагогии, служащий ему аутотренингом, заговором, снимающим с него ответственность за плохой поступок. Под конец книги я стал уставать от облико имморале главного героя. Хотя в целом он, конечно, нормальный. Но зануда. А кто из нас не?..

А ещё главный герой, этот актёр, любит художественно мычать. Это у него такой афтершок после того, как он сыграл глухонемого оратора в финале «Стульев» Ионеско. И не потому любит мычать, что слов не хватает. Слов у него хватает, слов о-го-го! Но нравится художественно мычать ему, считает себя мастером художественного мычания он, гордится напоказ этим. Ну что с него взять? Инфантил.

Отличные диалоги, немало хорошего юмора, всё очень камерное – мало персонажей, ограниченные интерьеры, много взаимоотношений в узком кругу. Почти единство времени, места и действия, что требует хорошая пьеса. «Почему я не пишу пьес?» – спрашивает себя рассказчик на 69-й странице (да-да, актёр является повествователем романа, рассказчиком, от первого лица роман). Пьес он и впрямь не пишет, но пишет вот роман – роман про актёра (то есть про себя), про его (то есть своё) желание сыграть Фортинбраса и полное нежелание играть Фирса, которого он играл в выпускном спектакле в театральном училище. Тут скрыта какая-то задумка автора: почему Фортинбрас так важен рассказчику – актёру? Тут спрятана, видимо, игла его жизненных принципов. Если в начале романа на стене висит Фортинбрас, то в конце романа он должен выстрелить. Ну вот и почитайте сами, выстрелил или не выстрелил. А сам актёр, рассказчик, объясняет, что принц норвежский Фортинбрас появляется на сцене в самом конце пьесы и ему на ровном месте достаётся всё, что осталось от поубивавших друг друга властителей Дании, то есть сама Дания. Фортинбрас появляется на сцене, велит вынести трупы вон, и дело сделано: всё вокруг – его, как у маркиза дё Карабаса. Занавес. Да, восхищение Фортинбрасом – это жизненная позиция: не сделать ничего, не участвовать ни в чём, а в самом конце придти и получить всё на блюдечке или в портфельчике (судя по обстановочке)… Но актёр ничего такого не получает.

Фирс (говорит рассказчик-актёр с уже известной нам жизненной позицией) тоже закрывает пьесу и этим является очевидной производной от Фортинбраса, но ему ничего не достаётся, у него ничего и не было, и остается он не просто без ничего, а забытым в запертом доме вместе с глубокоуважаемым шкафом. Фирс и шкаф – никому не нужны. Фортинбрас не таков, он сам кого хочешь бросит, попробуй такого забудь… Большой человек… большая личность… Фортинбрас бессмертный…

Рассказчик говорит, что он очень хорошо сыграл Фирса в выпускном спектакле. Играл старика, сыграл отлично. Тут я вспомнил одного шапочно знакомого актёра, Юру Казючица, друга моего институтского друга. Друг мой был из Норильска и рассказывал, что был у него друг в школе, Юра Казючиц, который знал, что будет актёром и готовился. Например, мог заплакать во время урока. В классе они сидели за одним столом, и вдруг мой друг (ну, тогда еще оставалось несколько лет до того, как он стал моим другом), смотрит на Юру, а у того слёзы по щекам текут. «Юра, что случилось?» – спрашивает. А тот отвечает, что всё нормально, это он тренируется плакать, актёру пригодится. И вот в конце третьего курса мой друг (ну ладно, упрощу терминологию, моего друга звали Сергей, а фамилию не скажу) говорит мне: пошли завтра в Щукинское училище смотреть дипломный спектакль Юры Казючица. Пошли, нас пустили, как своих. Что за спектакль, не помню, но у Юры роль была старика. Он был как надо загримирован, в каких-то одеждах старческих, говорил старчески… в общем, не отличить от старика в самом деле. Мне запомнилось, что Юра сыграл лучше всех. Талантливый. После спектакля мы шли втроём по ночной Москве от училища по Арбату и Воздвиженке до Вечного огня. Юра был воодушевлён: вся жизнь впереди, радостные актёрские перспективы… Сейчас я вспомнил о нём и решил посмотреть в интернете. Можете сами посмотреть: Юрий Казючиц. Про него немало в интернете. И я с горечью узнал, что он умер в 1993. От рака. Родился в 1959. После училища все годы работал в минском Театре-студии киноактёра. Две дочери, актрисы… Мой друг Сергей умер в 2016. От рака. Два сына…

Да, Фортинбрас… Особенность романа – игра с временными пластами. Рассказчик есть главный герой, но двадцать шесть лет спустя. То есть двадцать шесть лет назад он был главный герой этого романа, а сейчас – рассказчик… Как-то мудрёно написал, но вы меня поняли. Рассказ он ведёт из нашего времени. Поэтому постоянная рефлексия, немало флешбэков и флешфорвардов. Такой вот коленкор. Но это не всё! В настоящем времени рассказчик (всё ещё актер) ходит в литературную студию, и руководитель студии, С.А., то есть сам Сергей Носов, правит его первую писанину, вот этот роман, и по ходу дела рассказчик сам перестаёт понимать, чтó тут написал он, а чтó – его маститый коуч. Чтó коуч вычеркнул и чтó не вычеркнул, и почему. Мы тоже начинаем сомневаться: кто тут кто и кому верить. Вот я сейчас начал сомневаться: я ли эту рецензию пишу? И когда я её пишу? Сегодня или двадцать шесть лет назад, когда Сергей Носов ещё не написал «Фортинбраса», но когда снимался сериал доморощенный, в котором в каждой серии, начиная с четвёртой, должен был кто-то умирать, потому что инвестор занимался фармацевтическим бизнесом?.. «Уже» и «ещё» – какое богатство временных отношений, суперпозиций скрывают эти два трёхбуквенных слова. Богата трёхбуквенная лексика, куда богаче, чем на поверхностный взгляд… Но это я опять отвлёкся, поддавшись стилистике нашего коуча – Сергея Носова.

Совмещённость в романе главного героя и рассказчика, их внутренний диалог и наблюдения друг за другом – это напоминает «Лондонские поля» Мартина Эмиса. Но здесь есть еще и беседы рассказчика с его литературным наставником. Игра усложняется, роман калейдоскопирует и что-то даже скальпирует. Ну а беседы актёра-рассказчика и его коуча С.А. – это, получается, борьба нанайских мальчиков: каждый рассказывает о своих профессиональных приёмчиках, но ведь это приёмчики, мирно уживающиеся в одной голове, набитой всякими приёмчиками, и вы знаете, чья это голова )))

В середине книги происходит важная встреча главного героя и инвестора сериала (инвестор напоминает таинственного инвестора из прохановского «Гостя»), и после этого раздрай в голове актёра-рассказчика нарастает. Сюжета всё меньше и меньше, внутренних монологов всё больше и больше… и эти дискурсы грузят ))) Вторая встреча главного героя и инвестора – это финальная сцена романа (потом идёт длинный-длинный эпилог), которая ошеломляюща, неожиданна, но психологически достоверна. И в духе девяностых. В целом вторая половина романа всё больше и больше превращается в поток сознания рассказчика (нынешнего субъекта), усиливается абсурдность его мыслей, и похоже, что он слегка тронулся головой ещё тогда, после финальной сцены. Инвестор сериала тронулся тогда же без всяких похоже, но я вам этого не говорил – сами прочитаете…

Главного героя зовут Кит. Не хотел говорить его имя, но придётся, потому что выше я уже вспомнил «Лондонские поля» Мартина Эмиса и хочу провести еще две-три аналогии. В «Лондонских полях» четыре главных героя, и одного из них зовут Кит Талант. Тоже Кит! Неприятный тип, а точнее – мелкий преступник, жестокий, трусливый, недалёкий и инфантил. А ещё один из четырех героев – тоже рассказчик романа, но он не актёр, а писатель. Там, в романе, один из главных героев – писатель, который пишет этот самый роман, «Лондонские поля». Понимаете, да? Рассказчик тоже – одновременно главный герой, один из четырёх героев, но не двадцать шесть лет спустя, а в моменте – участвует в событиях и тут же их записывает (времени у него хватает, он вообще тут приездом, из Нью-Йорка). И этот писатель, который записывает, – не актёр и не ходит в литстудию, он уже сложившийся писатель, и поэтому в «Лондонских полях» нет персонажа по имени М.К., то есть Мартин Кингслиевич Эмис. Чувствуете интригу в этой перекличке двух романов? В «Лондонских полях» тоже много рассуждений в сторону и тоже ошеломительный финал. В общем, я себя убедил, что Сергей Носов держал в уме «Лондонские поля». Держал-держал… вдохновлялся… Нет, «Фирс Фортинбрас» – совсем не калька «Лондонских полей», даже не «по мотивам», но что-то есть между ними общее… как между Фортинбрасом и Фирсом… Общее даже в количестве букв: оба названия состоят из двух слов одинаковой длины – из 4 и 10 букв. Это неспроста.

В общем, вы поняли, что структура у романа Сергея Носова сложная и всё прочее в нём тоже сложное? Я старался донести до вас не расплескавши. И теперь, думаю, если измерить амперметром сопротивление нашего тела электрическому току, то всякому станет понятно, что нас не убьёшь незаземлённым холодильником, нет, не убьёшь, не на тех напал, Фортинбрас!

От романа Сергея Носова есть несомненное последствие: навеки в память вбито имя «Фортинбрас», и вообще захотелось прочитать «Гамлета».