После этого, в феврале 1547 года, был устроен полноценный смотр невест, на который претенденток свезли со всей Руси. Но сначала были разосланы гонцы, которые развезли по всему царству «сватьи грамоты», адресованные всему русскому дворянству. Сообщалось в них следующее:

«Когда к вам эта наша грамота придет, и у которых будут из вас дочери девки, то вы бы с ними сейчас же ехали в город к нашим наместникам на смотр, а дочерей девок у себя ни под каким видом бы не таили. Кто же из вас дочь девку утаит и к наместникам нашим не повезет, тому от меня быть в великой опале и казни. Грамоту пересылайте меж собою сами, не задерживая ни часу».

Фактически, относительно выбора невесты Иван Васильевич повторил тот же способ, который был употреблен при первой женитьбе его отца Василия III и который существовал еще у Византийских императоров. Всего на просмотр было собрано примерно полторы тысячи «дочерей девок».

А.А. Бушков иронично называет это «первым в нашей истории всероссийским «конкурсом красоты», проводимым в два этапа»: сначала наместники выискивали самых красивых «на местах», а уж потом молодой царь лично вел просмотр отобранных.

Надо думать, сами претендентки отнеслись к этому мероприятию с большим энтузиазмом – во всяком случае, те из них, чье сердце было свободно. В самом деле, «приз» самую удачливую из них ждал очень завидный.

Из огромной толпы собранных красавиц Иван Васильевич выбрал Анастасию Романовну Захарьину-Юрьеву. Этим выбором он поразил всех. Боярышни, собранные со всего царства, кокетливо улыбаясь, всеми способами старались обратить на себя внимание царя, а он выбрал ту, скромность которой у всех вызывала лишь насмешливые улыбки. По всей видимости, несмотря на всю уродливость условий, в которых протекало детство молодого человека, у него где-то в самом укромном уголке души еще слабо тлела искра – мечта о безмятежном и тихом счастье.

* * *

Итак, выбрана была Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева.

Принято считать, что род Захарьиных был не из самых знатных, хотя на самом деле это было не совсем так.

Историки Л.Е. Морозова и Б.Н. Морозов по этому поводу пишут:

«Захарьины жили в Китай-городе, служили при великокняжеском дворе и постоянно присутствовали на праздниках в кремлевских соборах».

Они же уточняют, что одной из причин избрания Анастасии «могла быть ее знатность и приближенность к великокняжескому двору».

У Н.М. Карамзина относительно рода Захарьиных читаем:

«Род их происходил от Андрея Кобылы, выехавшего к нам из Пруссии в XIV веке. Но не знатность, а личные достоинства невесты оправдывали сей выбор, и современники, изображая свойства ее, приписывают ей все женские добродетели, для коих только находили они имя в языке русском: целомудрие, смирение, набожность, чувствительность, благость, соединенные с умом основательным, не говоря о красоте, ибо она считалась уже необходимой принадлежностью счастливой царской невесты».

Отец Анастасии, Роман Юрьевич Захарьин-Кошкин-Юрьев, сын боярина Юрия Захарьевича Захарьина-Кошкина и боярыни Ирины Ивановны Тучковой, был окольничим при Великом князе Московском Иване III, умершем в 1505 году. При дворе он появлялся нечасто, но лишь по той причине, что постоянно исполнял обязанности воеводы в каком-нибудь крупном городе.

Почему-то многие авторы пишут, что Роман Юрьевич был ничем не примечательным человеком. Однако он был окольничим, а этот придворный чин на Руси считался вторым (после боярина) чином Боярской думы – высшего совета, состоявшего из представителей феодальной аристократии. Обычно окольничие возглавляли приказы (так назывались органы центрального государственного управления) или полки. Так что относительно «ничем не примечательного человека» – это явная недооценка.

Но вот дядя Анастасии, Михаил Юрьевич Захарьин, был, как бы сейчас сказали, гораздо круче. Он состоял советником при Великом князе, и Л.Е. Морозова и Б.Н. Морозов отмечают, что он был прозван «оком Василия III». Как мы уже говорили, тот даже включил его в опекунский совет при своем маленьком сыне Иване, так что будущий Иван Грозный был знаком с семьей своей будущей невесты с детства.

Отметим также и такой немаловажный факт: Анастасия, ставшая первой и наиболее любимой женой Ивана Грозного, была дочерью Романа Юрьевича, и именно от этого имени возникла фамилия (точнее, прозвание) Романовы.

* * *

С происхождением этой царской фамилии хотелось бы разобраться поподробнее.

Первым достоверным предком рода Романовых считается Андрей Иванович Кобыла – боярин московского князя Ивана Калиты, правившего в 1325–1340 годах.

У Андрея Ивановича было пять сыновей: Семен Жеребец, Александр Елка, Василий Ивантей, Гавриил Гавша и Федор Кошка. Они явились родоначальниками многих русских дворянских фамилий. Например, Семен Жеребец стал родоначальником известного рода Коновницыных, Александр Елка – родоначальником рода Колычевых, Неплюевых и Боборыкиных, а Федор Кошка – родоначальником рода Романовых и Шереметевых.

Федор Андреевич Кошка умер в 1407 году, его сын Иван Федорович Кошкин – в 1427 году, а внук Захарий Иванович Кошкин – в 1461 году.

Дети Захария Ивановича Кошкина стали Захарьиными-Кошкиными. От Юрия Захарьевича, умершего в 1504 году, пошли Захарьины-Юрьевы, а от его брата Якова Захарьевича, умершего в 1510 году, – Захарьины-Яковлевы.

Юрий Захарьевич Захарьин-Кошкин, боярин с 1483 года, имел шестерых детей, одним из которых был Роман Юрьевич, отец Анастасии.

Сведения о жизни Романа Юрьевича очень скудны. Известно лишь, что он был дважды женат. От этих браков у него были дети: Данила, Никита, Анна и Анастасия.

Анастасия была младшей из двух дочерей Романа Юрьевича от брака с княжной Ульяной Федоровной Литвиновой-Мосальской.

Из всех братьев Анастасии самым знаменитым стал Никита Романович, участник шведского похода 1551 года, воевода во время литовского похода 1559 года (он-то и станет потом основателем царской династии Романовых).

А.А. Бушков в свойственной ему манере пишет:

«Царской избранницей оказалась Анастасия Юрьева-Захарьина, первая Романова. Впоследствии, когда династия Романовых, имевшая в обоснование своих «прав» лишь этот факт, утвердилась на русском престоле, была развернута могучая пропагандистская кампания с целью елико возможно большего превозношения романовских предков, якобы игравших немалую роль в истории России. Утверждалось даже, будто родители Анастасии и прочие ее родичи обладали уж такой любовью и авторитетом у русского народа, что это якобы и повлияло на царев выбор…

Сказки, конечно. На царский выбор могла повлиять в данном случае исключительно красота девушки, и ничто более: простите за вульгарность, но молодому человеку в постель ложиться хотелось отнюдь не с «высокой репутацией» Юрьевых-Захарьиных».

Роман Юрьевич Захарьин-Кошкин-Юрьев, отец Анастасии, умер 16 февраля 1543 года. Он был погребен в фамильном склепе Преображенского собора Новоспасского монастыря в Москве, что расположен за Таганкой, на Крутицком холме.

Современные исследования скелета отца Анастасии Романовны показали, что он имел рост 178–183 см и страдал болезнью Педжета (так называется патологический процесс в костной системе, вызванный нарушением обмена веществ).

* * *

После смерти отца Анастасия жила с матерью – княжной Ульяной Федоровной.

Будущая царица с младых лет славилась своей красотой. Будучи очень невысокого роста, она имела правильные черты лица, длинные густые темно-русые волосы и, предположительно, темные глаза.

Венчание Анастасии Романовны с царем Иваном Васильевичем состоялось 3 февраля 1547 года.

Посаженным отцом^[2] назначили Юрия, брата Ивана Васильевича. Дружками^[3] жениха стали Дмитрий Федорович Бельский и двоюродный брат Анастасии Иван Михайлович, дружками Анастасии – бояре Иван Иванович Пронский-Турунтай и Михаил Яковлевич Морозов.

Таинство совершил митрополит Московский и всея Руси Макарий. При этом он сказал:

– Днесь таинством церкви соединены вы навеки, да вместе поклоняетесь Всевышнему и живете в добродетели, а добродетель ваша есть правда и милость. Государь, люби и чти свою супругу, а ты, христолюбивая царица, повинуйся ему. Как святый крест – глава церкви, так и муж – глава жены.

Казалось бы, живи да радуйся. Однако женитьба царя на неровне была очень плохо воспринята боярами. В частности, князь Семен Лобанов-Ростовский даже обвинил Ивана Васильевича в том, что «их всех государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых». Он так и сказал:

– Ты, государь, нас ими теснишь, а теперь и того больше – у боярина своего дочь в жены взял… Рабу свою… И как нам теперь ей служить?

Князь Лобанов-Ростовский был не единственным, кто именовал Анастасию «рабой». Для исконных потомков князя Рюрика, основателя государственности на Руси, она, конечно же, была худородна, и подобные речи постоянно звучали в ходе подготовки к царской свадьбе.

А.А. Бушков описывает это следующим образом:

«Тут-то и началось… Анастасию «старые» бояре не то что не любили – буквально ненавидели. Точку зрения благородных господ в свое время выразил боярин Лобанов-Ростовский, который разошелся настолько, что украдкой встретился с литовским послом и начал ему плакаться. […] Посол, «социально близкий», потому что принадлежал к древнему роду, слушал с искренним сочувствием. […] Ситуация была напряженнейшая».

Тем не менее сама свадьба была отпразднована с большой пышностью. И все с любопытством ждали, как поведет себя царь дальше. Прошла неделя, другая, и бояре перестали узнавать Ивана Васильевича. Прекратились его жестокие забавы, не было слышно «срамных» песен, исчезли девки, наполнявшие терема дворца. Царь был приветлив и щедро помогал всем нуждающимся. Он даже выпустил из застенков многих заключенных.

Эту удивительную перемену все приписали воздействию его молодой жены. В частности, Л.Е. Морозова и Б.Н. Морозов пишут:

«С первых недель знакомства с Анастасией Иван не переставал ею восхищаться. Если при боярах царь позволял себе быть резким и грубым, нередко приходил в ярость, то при кроткой и нежной супруге он успокаивался и становился любящим и заботливым мужем. Жизнь его изменилась. Иван прекратил загулы и попойки с молодыми дворянами, больше стал думать о государственных делах и постепенно окружил себя умными и образованными людьми, часть из которых состояла в родстве с царицей».

М.П. Погодин расставляет акценты несколько иначе:

«Добрая, кроткая жена Иоаннова, Анастасия Романова, и товарищ, ровесник его, Адашев, начали действовать совокупно с Сильвестром – и все при дворе и в государстве изменилось».

Об упомянутых Адашеве и Сильвестре еще будет сказано ниже, а пока же отметим, что Анастасия Романовна всеми силами старалась оказывать на царя благотворное влияние. Однако, если ей это и удавалось, то, как показало будущее, лишь потому, что Ивану Васильевичу, скорее всего, просто нравился резкий контраст между его прежней бурной жизнью и тихим семейным счастьем.

А.А. Бушков в данном вопросе еще более категоричен:

«О царице Анастасии нам известно крайне мало, но, учитывая исторические реалии, смело можно предположить, что она была не более чем, говоря на современный манер, домохозяйкой, чьи функции и права не поднимаются выше котлет и штопки носков. «Ангелом», смирявшим гнев Грозного, она, однако, просто обязана была стать под пером романовских историографов – поскольку именно этот ее образ и работал на укрепление династии. Родственники-потомки любимейшей жены царя, единственной из всех его многочисленных супруг влиявшей на государственные дела, – это, согласитесь, нехилый имидж».

* * *

К сожалению, это была лишь временная вспышка той искорки человечности, которая таилась в Иване Грозном.

В первых числах марта в государе вдруг произошла резкая перемена, и притом без всякой видимой причины. Однажды утром он позвал к себе в опочивальню одного из дежурных бояр. Анастасия кротко заметила ему, что негоже звать мужчину в опочивальню, когда она, царица, еще лежит в постели.

Иван Васильевич цинично расхохотался и крикнул так, чтобы все слышали:

– Какая ты царица?! Как была ты Настька Захарьина, так и осталась. Захочу, сегодня же тебя в монастырь заточу, а сам снова женюсь.

Анастасия, не ждавшая от мужа ничего подобного, лишь всплеснула руками и разрыдалась.

– Вспомни, государь, – сказала она, растирая слезы, – как мы с тобой до сей поры жили. Как у нас все было хорошо, тихо да ясно.

– Да опостылела мне уже тишина эта, – резко ответил Иван Васильевич, вставая с постели. – Каждый день одно и то же. Надоело. Буду теперь жить, как раньше жил.

Молча одевшись, он вышел из опочивальни, не обращая внимания на ласковые уговоры Анастасии.

Н.М. Карамзин по этому поводу замечает:

«Ни набожность Иоаннова, ни искренняя любовь к добродетельной супруге не могли укротить его пылкой, беспокойной души, стремительной в движениях гнева, приученной к шумной праздности, к забавам грубым, неблагочинным».

А потом произошло нечто вообще ужасное.

* * *

Поведение Ивана Васильевича делалось день ото дня все невыносимее: было достаточно малейшего повода, чтобы привести его в ярость, во всех своих действиях он руководствовался лишь капризами. Однажды Анастасия, улучив хорошее настроение державного супруга, попросила его определить на придворную службу одного из своих родственников. Однако эта в общем-то невинная просьба вдруг показалась царю подозрительной. Он бросился на Анастасию с кулаками, несколько раз ударил ее и потом ушел, многозначительно сказав:

– Хорошо, сделаю по-твоему.

На другой день родственника царицы привезли во дворец и одели в наряд шута.

– Глумишься, государь, – только и успел сказать он.

Но тут появилась ничего не подозревавшая царица. Ей в глаза бросился шут, стоявший в углу, но его лица нельзя было разглядеть, а посему она спокойно села на свое место.

– Вот, посмотри-ка, – весело обратился к ней Иван Васильевич. – Только вчера ты просила меня определить во дворец своего родственника, а сегодня он уже здесь.

Анастасия изумленно оглянулась.

– Эй, Захарьин! – возвысил голос царь. – А ну, подь сюда!

Только теперь царица узнала в шуте своего родственника.

– Благодари царицу за милость, – крикнул ему царь. – Это она меня упросила.

Захарьин поднял глаза, в которых светился укор, смешанный с ненавистью. Он сделал несколько шагов вперед, остановился и заговорил:

– Спасибо тебе, матушка-царица! Пожаловала ты меня! Весь род Захарьиных возвысила! На том бью тебе челом. Только напрасно ты меня шутом поставила. Ведь и сама шутить горазда. Уместнее пристало бы тебе шутихой быть.

Царь захохотал, а растерявшаяся Анастасия чуть не свалилась в обморок.

– Да и государь-батюшка, – продолжал тем временем Захарьин, – шутить дюже любит. И ему шутовской кафтан пошел бы…

От таких слов Иван Васильевич вскочил, как ужаленный, и лицо его свело судорогой. Возмущенно вскочили и все другие участники трапезы.

– Федька! Басманов! – прохрипел царь. – Сейчас же после трапезы готовь медведя!

Басманов свистнул своим помощникам, Захарьина схватили и увели.

– А тебе, душа моя, – обратился царь к Анастасии, – я давно обещал показать игру. Сегодня ты ее увидишь.

– Нет, не увижу, – топнула ножкой Анастасия. – Убить меня ты можешь, но заставить глядеть на твои бесчинства – это не в твоих силах.

С этими словами Анастасия поднялась и, гордо взглянув на царя, удалилась. Иван Васильевич был ошеломлен. Ему казалось, что это не его Анастасия, что кто-то подменил его кроткую, терпеливую женушку. В стольной палате стояла мертвая тишина. Никто не смел и шевельнуться, все ждали, что царь сию секунду сурово накажет строптивую царицу. Однако Иван, хоть и был Грозным, но тут вдруг совершенно неожиданно рассмеялся и воскликнул:

– Ну, и без нее обойдемся.

Гроза для царицы миновала, все облегченно вздохнули, и веселая трапеза пошла своим чередом. А через два часа на царскую площадку, огороженную высоким частоколом, вытолкнули несчастного Захарьина. Не успел он встать на ноги, как поднялась решетка, и к нему двинулась черная тень. Бурый медведь! Огромный! Утробно заревев, зверь легко вспорол лапой землю и широко разинул пасть, показав страшные зубы. На безоружного человека пахнуло горячим смрадным дыханием. Он попятился…

Медведь играючи подмял человека под себя, и он почувствовал, что смерть неминуема. Холод охватил его с затылка до ступней, а ум боролся с одной только мыслью: как выбраться из-под зверя. «Нет, из-под такого не вывернуться, уж больно здоров. Это конец», – пронеслось в голове.