Цитаты из книги «Иван Грозный. Жены и наложницы Синей Бороды»

Но тут важно не то, кто как назывался, а то, кто кем реально был. Фактически, по своему влиянию на царя красавица Василиса стала царицей. При этом, как отмечает Р.Г. Скрынников, этот «союз с незнатной вдовой» для Ивана Грозного «не связан был с какими бы то ни было расчетами».

В разных источниках ее называют и Василисой Мелентьевой, и Василисой Мелентьевной. Дело в том, что в XVI веке, как мы уже говорили, еще не знали родовых фамилий, а приказным людям и простонародью фамилии заменяло отчество. Например, того же Мелентия именовали Ивановым лишь потому, что его отец звался Иваном. А жену всегда звали по имени мужа. Поэтому Василиса Мелентьевна – это значило «Василиса, Мелентьева жена».

Через два дня после похорон «безвременно усопшего» стремянного Мелентия Иванова во дворце появилась его вдова Василиса. И что удивительно, эта простая, но роскошная женщина сразу заняла там первенствующее положение.

В одной из летописей сказано, что муж Василисы, Мелентий Иванов, был заколот опричником («мужа ее опричник закла»). Возможно, так оно и было. В любом случае, через несколько минут на постели лежал бездыханный труп.

Когда красавица ушла, Иван Грозный сказал Мелентию: «Сегодня же пришли ее ко мне во дворец. Нечего ей здесь губить свою молодость». Никита Мелентьев молча поклонился, а царь вскорости уехал.

он взял себе Анну «в наложницы», при этом «не спросив никакого церковного одобрения

По одной из версий, однажды царь заехал к своему любимцу Петру Васильчикову, у которого была семнадцатилетняя дочь Анна, славившаяся своей красотой… Государю она очень понравилась, и он предложил послать девушку к нему во дворец. Гордый Васильчиков отказался, и тогда Иван Грозный вдруг заявил, что готов жениться на Анне. Как ни странно, на другой день он на самом деле прислал к Васильчикову сватов. В подобной ситуации отказать «слишком часто проявлявшему внешние признаки душевной болезни» было немыслимо, и Анна Васильчикова стала очередной «женой» грозного

Самое слабое место этого заключения состоит в том, что оно ничего не объясняет. Еще задолго до итальянского психиатра Ревелье Париз (1834) и Шиллинг (1863) пытались доказать, что гениальный человек всегда является невропатом, а часто и совсем душевно больным субъектом. Эту теорию, впрочем, можно найти еще у более старинных авторитетов – от Паскаля до Аристотеля. Сравнительно недавно один аргентинский ученый поведал нам, что все великие люди его родины были алкоголиками, нервнобольными или помешанными… Для Ломброзо и его последователей совершенно ясно, что гений Наполеона является ничем иным, как формой эпилептического невроза. Но этот вывод нам ничего не дает. Эпилептический невроз – это просто этикетка, ничего не объясняющая. Мы видим, что между таким дегенератом, как Наполеон, и таким, как Иван, существует громадная разница. Во всех поступках первого мы замечаем логическую последовательность, что отсутствует у второго. Наполеон, если он даже безумец, может действовать вполне разумно; Грозный слишком часто проявляет внешние признаки душевной болезни».

При этом он совсем возненавидел Москву и почти все время проводил в Александровской слободе. Но и там у него все чаще стали случаться приступы, во время которых он превращался в человека, совершенно невменяемого. В эти минуты от него бежали все, ожидая, что вслед за очередным припадком наступит полный упадок сил, а значит, и относительный покой. А еще у царя начались галлюцинации. В частности, однажды ему вдруг показалось, что на позолоченном куполе церкви Александровской слободы сидит утопленная Мария Долгорукая. Иван Грозный перепугался и повелел немедленно провести по куполу черные полосы. Естественно, возражать никто не стал, и приказание было исполнено. В другой раз ему показалось, что на паперти храма стоит убитый по его приказу князь Афанасий Иванович Вяземский

Ю.Н. Безелянский уточняет, если это можно назвать уточнением: «Через несколько месяцев совместной жизни с царем бесследно исчезла и Наталья. То ли утопили ее, то ли задушили, то ли еще что».