Я сижу в вагончике механизаторов, за окном зимняя, морозная ночь. В вагончике тепло, трактористы играют в карты, кто-то курит сидя на корточках у открытой печки. Слышу хрипловатый голос крановщика Беляева:
– Тогда я ещё в экспедиции не работал, в колхозе скотником был, – начал травить очередную байку этот уже пожилой мужчина с блестящими глазами и лицом, напоминающим печеное яблоко. Как рассказчик он неповторим, из-за чего его байки и пользуются бешеной популярностью среди мужиков.
– Комбикорма вволю, но только на ферме. Чтобы вывезти – ни-ни! Ох и строгий был по этой части заведующий фермой. Неужели думаю, не смогу я поживиться возле моих бычков? И вдруг меня осенило! Бычки-то мои, когда едят, тычутся мордами в стойло, и поэтому носы у них всегда в комбикорме. Они же языком не везде достают. Поняли?
Здесь Яша делает паузу, не спеша вытаскивает из помятой пачки беломорину, разминает её, дождавшись огонька, затягивается и с облачком дыма снова продолжает.
– Так вот, взял я ведро комбикорма и всей сотне бычков горстью р-раз! И в морду каждому. Они языком туда-сюда. Бесполезно. Рев на ферме стоит! Заведующий заскочит – ничего понять не может. Морды у скотины в комбикорме, и почему ревут? Так я насобирал около тонны комбикорма. Бычки мои немножко в весе сдали, но ничего, приспособились и успокоились. А мне опять забота. Как его вывезти? Заведующий на меня так и косится. То, как будто, случайно в помещение зайдёт, то домой меня провожает. Тогда я беру из дома два мешка, жена заранее сшила. Большущие! Договариваюсь с соседкой, что за литр самогона вечером ей привезу комбикорм.
Вечером гружу полные мешки в сани, и вперёд, мимо заведующего.
– А что это ты везёшь? – подходит он ко мне.
– Полову хочу соседке загнать за литр.
– Дурак ты, что ли. Кому твоя полова нужна? А ну-ка, давай, развязывай.
А там-то полова. Заведующий мой здесь растерялся, смотрит то на меня, то на мешки. Тогда я так скромненько: «Так мне можно забрать эту полову?»
– А какой дурак у тебя её купит?
– Так Вы езжайте за мной и посмотрите, – я ему в ответ, и, опять, безо всякой улыбки, всё так же вежливо: – а литруху вместе оприходуем.
Поехал я впереди, а он сзади крадётся. Заезжаю к соседке, заношу в дом эти два мешка и выхожу с двумя поллитровками. У дяди Коли челюсть так и отпала.
И так всю зиму я прожил – каждый день при бутылке. Однажды я промашку допустил, заведующий увидел, как я насыпаю в мешки комбикорм меня и куда-то умчался.. Тогда я очередные два мешка комбикорма везу к его избе:
– Хозяйка, куда ссыпать? Твой просил привезти.
Она и показала на старый сундук в кладовке. Честно скажу, он был почти пустой, ну я и добавил.. Да так, что через края сыпалось.
Только я к дому подъезжаю – здесь-то меня и повязали. Бумажку под нос суют, понятых привели, ищут. Чего искать, если оно давно продано и пропито. Ничего не нашли. Ну, тогда я так вежливо:
– А что вы ищете? Ежели комбикорм, то его лучше у заведующего поищите, может, в кладовке и найдёте. Так я его на два года и посадил, правда, условно ему дали, ну а мне пришлось сюда переезжать.
Яша Беляев только устроился и поехал трудиться крановщиком на монтаже буровой в местах, где соболь никого, кроме хантов не видел. В столовой только и разговоров было, кто, где и сколько «ценного носителя меха» в капканы поймал. Беляев тоже приобрёл капканы у местных охотников-хантов, и, будто бывалый охотник, начал их ставить. Надо отметить, что капкан он увидел первый раз в жизни. Как потом, оказалось: родился и вырос он в степной части Новосибирской области, где соболя видели только в телевизоре. Однажды он поинтересовался у заехавшего к ним водителя ГТТ (гусеничный транспортный тягач, который в экспедиции намораживал зимние дороги в болотистой местности), кто мог оставить огромные следы на его лыжне. Тот, не долго, думая сказал, что, скорее всего, по лыжне крановщика ходил медведь-шатун. Мужики на буровой давно уже догадались, какой из него охотник и только ждали повода для розыгрыша.
Вечером в столовой как то невзначай зашёл разговор о шатунах, о том, что такие медведи очень опасные и могут натворить больших бед в округе. Разговоры велись за полночь. Бывальщин было рассказано очень много. Яшка помалкивал, да на дверь поглядывал с опаской. Может всё обошлось бы, и крановщик признался в своих опасениях. Но каждый второй рассказчик не забывал добавить, что, мол, он, как настоящий охотник, при виде следов медведя-шатуна поступает по главной охотничьей заповеди. И ни один из них не рассказал – по какой.
На следующий день Беляев не пошёл проверять капканы, и через день – тоже. Спёкся наш охотник – решили монтажники. А один из них, после ужина, обмотал ноги и руки тряпками и наделал больших следов возле вагончика Яши.
Тот не выдержал и ночью прокрался в мастерский вагончик, вышел на связь и передал на базу информацию о медведе-шатуне. А так, как Беляев общаться по рации не умел, то в эфире соседние буровые услышали следующее:
–Алё! Начальству передайте, что в тайге появился медведь-шатун. Он ходит по буровой, и никто ничего не делает. Все корчат из себя охотника, но никто его не ловит. Надо кого-то с посёлка сюда послать с ружьём на медведя.
Дежурный оператор радиостанции попытался уточнить, кто на связи, но ответа не было. Утром он передал информацию руководству, все попытки выяснить, кто и с какой буровой вышел на связь к успеху не привели. Сарафанное радио довело до всех, кроме начальства, красочный рассказ о «подвиге Яши» и здесь началось!
Медведя видели ежедневно и в разных местах. В вышкомонтажников он собак из-под вагончика выкинул, в геофизиков палатки перевернул. Начали искать специалистов по шатунам. А нет никого, все, кто ружьё имеет, отказываются и только советы руководству дают. И так экспедицию лихорадило с недельку, пока дорожники не признались начальству, что Беляев видел не медвежьи, а лосиные следы. Тогда стало ясно, что под шумок все остальные «деятели» вдоволь побездельничали, а кое-кто и поохотился.
Мы третий день бичуем в Тевризе. Зима давно началась, но зимник ещё не открыли. Ждём, когда достроят последний мост. Скучно. Шоферы отлежались, расслабились и наигрались в карты. Все валяются на кроватях и думают о чём-то своём… и вдруг голос Гены Фёдорова:
– А рассказать вам, как я чёрта целовал?
Я громко расхохотался и поддел водителя:
– Жену, что ли?
Он не обиделся и, видя оживление ребят, сел на своей кровати, обвёл глазами комнату, отметив, кто как слушает, и начал:
– Николай, помнишь, как ты ко мне заходил? Ну, когда твоя жена нас из гаража вытолкала?
Петров, худенький и длинноносый водитель, кивает головой и улыбается.
– Так вот. Хорошо мы тогда поддали, и я не помню, как дошёл домой. Но знаю точно, что лёг в свою кровать и вырубился. Что снилось, не помню, но когда проснулся, было утро. Лежу, значит, с закрытыми глазами и слышу, как кто-то подошёл к кровати и остановился. Стало тихо, только такое спокойное дыхание: ну, когда на спящего смотришь и думаешь о нём. Я с похмела расчувствовался. Ну, думаю, Валька моя проведать пришла. Управилась с хозяйством и про меня вспомнила. А тогда у нас хозяйство большое было: две коровы, козы, свиньи, куры и три овцы, так что моей бабе работы хватало. Лежу, а знаете сами, чего мужикам по утрам надо, – здесь Генка наглядно демонстрирует, чего нам надо. Мужики хохочут, а он входит в роль: ложится на кровать, поворачивается на левый бок и, закрыв глаза, продолжает:
О проекте
О подписке