Читать книгу «Метро 2033: Пифия-2. В грязи и крови» онлайн полностью📖 — Сергея Москвина — MyBook.
image

Это открытие не понравилось Гончей, особенно после того как она убедилась, что не в состоянии проплыть и нескольких метров против течения. О том, что ей делать, если вода заполнит весь канал до самого верха, не хотелось даже думать. Однако после того как она вырвалась из лап лубянского Палача, умирать категорически не хотелось.

Стараясь держаться как можно ближе к стенам канала, Гончая вслушивалась в шум приближающегося водопада. Внезапно девушку окатила струя воды. Беглянка ухватилась руками за край трубы, откуда выливалась вода. Эта труба оказалась менее метра в диаметре и, что особенно важно, располагалась горизонтально. Гончая решила, что вполне сможет в нее залезть, тем более что ей ничего другого и не оставалось – служивший плавсредством труп унесло течением.

Передвигаться по трубе можно было только на четвереньках, зато без риска захлебнуться – вода не заполняла ее даже наполовину. Здесь пахло обычной для подземелий сыростью, с каждым преодоленным метром смрад разложения ощущался все меньше.

Сточная труба вывела Гончую в заброшенный подземный ход, которым, судя по всему, уже много лет никто не пользовался. Она даже не пыталась представить, где оказалась и что это за место, но ход куда-то однозначно вел, и она побрела по нему. Шагала, пока чувствовала в себе силы, а когда силы заканчивались, садилась на землю. В отличие от туннеля метро, этот штрек оказался сырым и грязным. Вода сочилась из всех щелей, зато ее можно было пить, прикладывая язык к шершавой поверхности стены. В одном месте Гончая даже наткнулась на родник и задержалась возле него, чтобы смыть с себя налипшую грязь.

Иногда ход раздваивался, но беглянка всегда выбирала более широкое ответвление. Вязкое месиво под ногами сменила твердая сухая земля. Потом начали попадаться камни, щебень и, наконец, знакомые каждому жителю метро рельсы и шпалы. Не задумываясь о том, куда направляется, Гончая брела вперед, пока не вышла на костер, разведенный прямо посреди путей, и двух греющихся у огня незнакомцев.

Несколько секунд длилась немая сцена, затем один из них схватил горящее полено и, осветив им вышедшую из темноты фигуру, изумленно уставился на голую женщину.

– Ты, это… кто такая? Откуда?

– Давно обобрали? – предположил другой.

Гончая пожала плечами.

– А плутаешь давно?

Она повторила свой жест.

– Не, я понимаю – барахло отобрать, шмотки, туда-сюда, – развил свою мысль второй. – Но чтобы вообще раздевать, до нитки, – как-то не по-людски.

Потом они заметили исполосованную, сочащуюся кровью спину незнакомки и одновременно замолчали. После обмена выразительными взглядами тот, кто начал разговор, сообщил:

– Ты это, к Китай-городу вышла. Знаешь здесь кого-нибудь?

Гончая кивнула. Она знала. Причем не кого-нибудь, а почти всех местных бригадиров.

* * *

Отец Ярослав долго молчал после того, как она закончила говорить. Гончая даже решила, что поп заснул во время ее рассказа. Девушка собиралась уже закрыть глаза и последовать примеру священника, когда услышала его тихий, задумчивый голос:

– То, что тебе пришлось пережить, просто ужасно. Но Бог посылает нам только те испытания, которые мы способны выдержать. И ты их выдержала. Возможно, Бог готовит тебя к чему-то особенному, к чему-то большему, чем тебе приходилось до сих пор заниматься.

«Опять он о своем боге!» Гончая поморщилась. В горле скопилась кровь, и она сплюнула ее на землю.

– Тогда он выбрал себе не ту ученицу. Я сдохну через неделю.

– Никто не может этого знать, только Бог!

Девушка отмахнулась. Но священник решил зайти с другой стороны.

– А тот человек, палач… вы больше не встречались?

Гончая сжала кулаки.

– Он убил мою дочь.

Поп ахнул. Судя по звукам, доносящимся с его стороны, он встал на колени, перекрестил прикованную к нему напарницу и что-то пробормотал.

– Не в одиночку. Убийц было пятеро, – продолжала Гончая. – Сам Палач, его одноглазый подручный по прозвищу Левша, мой бывший босс и двое его телохранителей.

– И что с ними стало?

– Они все погибли вслед за моей дочерью, – священник молчал, но девушка чувствовала, что он ждет от нее объяснения. – Я не имею отношения к их смерти, если тебя это интересует. Я даже не видела, как это случилось. Когда они умирали, я была без сознания. Просто я оказалась единственной, кому удалось выжить.

– После этого ты попала сюда?

– Нет. После этого я два дня искала тело дочери, днем и ночью, но так и не нашла. Два дня под проливным дождем. И все ради того, чтобы оказаться на цепи в этой вонючей яме. Если это очередной урок от твоего бога, то я не понимаю его смысл.

– Порой очень сложно понять замысел Бога, лишь немногие на это способны, – заметил поп. – Расскажи о твоей дочери. Какой она была?

Гончая улыбнулась.

– О! Она была чудесной. Чудесной и удивительной. Она могла видеть будущее. Ты можешь мне не верить, но это правда.

– И что она видела?

Словно чья-то невидимая рука стерла улыбку с лица Гончей. Она резко обернулась к священнику, но тот укрылся в темноте от ее грозного взгляда.

– Чудовище! Она видела огромного подземного монстра, который однажды выберется из недр земли и сожрет все метро вместе с его жителями! И я очень надеюсь, что это произойдет уже скоро!

– Ты отравлена гневом, – вздохнул поп.

– Я отравлена радиацией и ядовитым дыханием этого монстра!

– Ты говоришь…

– Да! – воскликнула Гончая. – Я видела этого монстра! Мы с дочерью висели над его разинутой пастью, пока взрыв, который устроили мой босс и его подручные, не выбросил меня оттуда! Я потеряла сознание, но выжила, а они и моя дочь погибли.

Поп снова перекрестил ее.

– Утешься тем, что сейчас твоя дочь пребывает в лучшем мире.

– Моя дочь пребывает в утробе чудовища, жуткой подземной твари, которую ты даже представить себе не можешь!

– Я говорю не о теле, а о душе твоей дочери.

Гончая почувствовала усталость. Ей уже не хотелось спорить с ним.

– Что такое душа? – по инерции спросила она.

– Душа – это то, что отличает нас от животных и делает людьми.

Девушка вспомнила, как закованные в кандалы рабы, стоя на карачках или сидя на коленях, ковыряются в земле, покрытые грязью с ног до головы и больше похожие на навозных мух, чем на людей. Впрочем, она сама и прикованный к ней священник выглядели не лучше.

– Еще одна красивая, но глупая сказка.

– Это не сказка, – возразил упрямый проповедник. – Вспомни моменты, когда ты была здорова, но тебе все равно было плохо. Это болела твоя душа. И наоборот, когда телу больно, а тебе хорошо, значит, душа радуется.

– Чушь, – отрезала Гончая, но неожиданно для себя задумалась. В жизни ей редко бывало хорошо, но все-таки такое случалось. Например, когда Майка очнулась после своего обморока на Краснопресненской. Или когда впервые назвала ее мамой. Да Гончая готова была прыгать от радости!

Слова священника не давали покоя, и на следующий день, скребя неподатливую землю, она снова вернулась мысленно к ночному разговору. «Может, рассуждения попа о душе вовсе не чушь? Может, и другие его слова, например, о боге, о силе молитвы…»

Внезапно ее грудь пронзила острая боль, словно туда воткнули раскаленный прут. Гончая попыталась закричать, но не смогла даже сделать вдох. Перед глазами потемнело, хотя в яме ярко горели зажженные факелы. Она судорожно вцепилась руками в землю, но не смогла удержаться и провалилась в темноту.

* * *

– Слава Богу, ты очнулась, – лицо попа промелькнуло перед ее глазами и сменилось его обсыпанным песком затылком. – Все в порядке! Ей уже лучше!

– Тогда пусть работает! – донеслось в ответ откуда-то сверху. Гончая не узнала голос, но и так было ясно, что он принадлежит кому-то из надсмотрщиков.

Отец Ярослав снова обернулся к ней. Девушка ухватила его за ворот и притянула к себе.

– Ты меня откачал?

Священник неопределенно пожал плечами.

– Я старался.

Она оттолкнула его.

– Какого черта тебе от меня надо? Если бы не ты со своей непрошеной заботой, я бы сейчас обнимала дочь на том свете. При условии, что все, что ты наговорил о душе, правда.

– Если ты жива, значит, твое время еще не пришло.

Поп хотел что-то добавить, но его оборвал грозный окрик тюремщика:

– Работать, твари!

В воздухе свистнул кнут. Гончая лежала на земле, и конец бича до нее не дотянулся. Священнику повезло меньше. Хлыст стеганул его по руке, разрывая рукав фуфайки и рассекая кожу до мяса. Поп сморщился от боли и втянул голову в плечи, но испугался не за себя или не только за себя.

– Пожалуйста, если не можешь, то хотя бы сделай вид, что работаешь. А то эти не отстанут.

Гончая мрачно усмехнулась. Держась за руку напарника, она перевернулась на живот, кое-как встала на колени и принялась ковырять плотную землю. Поп крутился рядом, стараясь заслонить ее от взглядов надсмотрщиков своим телом. Хотя он делал это неумело, девушка не могла не оценить его самоотверженности. А потом увидела у него на спине в прорехе разорванной фуфайки еще один след от бича. Свежий, сочащийся кровью след!

– Что это? – удивилась Гончая. – Почему? Тебя же не бьют.

– Только когда молюсь, – поправил ее поп. – Харон так решил. Хочет доказать мне бессилие Бога, а может, себе. Но на производительность труда и все остальное приказ не распространяется. Никаких поблажек.

Девушка окончательно запуталась.

– Почему же ты не молился?

– Я молился, а еще помогал тебе. Но они решили, что такая молитва не считается.

До нее, наконец, дошло. Если бы священник сидел смирно, то его, скорее всего, не тронули бы, а удар плеткой достался бы ей.

– Спасибо тебе, – нехотя ответила она.

Гончая не боялась смерти, которая приблизила бы ее ко встрече с Майкой, но умереть под ударами кнутов каких-то подонков девушка не хотела. Охотничья собака может погибнуть в жестокой схватке или на бегу от разрыва сердца, но она никогда не подставит свое горло волку!

– Не за что. Ты только не останавливайся, сестра. На нас все еще смотрят.

Она незаметно оглянулась. Надсмотрщики, сидящие на лестницах, действительно наблюдали за ними, но уже без прежнего рвения, скорее, по инерции. Убивать ее, по крайней мере, в ближайшее время, они точно не собирались. Она снова обернулась к попу.

– Как ты меня откачал? Искусственное дыхание?

Тот замотал головой и зачем-то спрятал за спину левую руку.

– Покажи, – потребовала Гончая и, не обращая внимания на протесты священника, схватила его за руку. На ладони выделялись небольшие кровоточащие ранки, повторяющие форму зубов. – Это я? Я тебя укусила?

Поп кивнул.

– У тебя начались судороги, сестра. Нужно было вставить что-то между зубов, чтобы ты не задохнулась.

Девушка представила, как вонзила зубы ему в ладонь. Священнику повезло, что он отделался только синяками и неглубокими ранами. Могло быть и хуже.

– Ты все же поосторожней. Я в семнадцать лет как-то одному в драке нос откусила.

– Как откусила? – опешил священник.

Бывшая охотница за головами развела на пару сантиметров большой и указательный пальцы правой руки.

– Вот на столько.

О том, как четыре годя года спустя в рукопашной схватке она перегрызла противнику сонную артерию, и тот меньше чем за минуту истек кровью, девушка предпочла не рассказывать.

* * *

Наказаний кнутом в этот день удалось избежать, но Гончая вымоталась настолько, что даже не пыталась ловить жареных крыс, которых перед отбоем, как обычно, вывалили в яму сатанисты. Вместо нее это попробовал сделать поп. Его неуклюжие, суетливые движения со стороны смотрелись забавно. Ничего он, конечно, не поймал, только заработал пару оплеух и с пустыми руками вернулся назад.

– Ничего, – успокоила его напарница. – Если завтра до вечера не умру, добуду парочку. Наедимся крысятиной до отвала.

– Тогда только попробуй умереть! – пригрозил ей отец Ярослав.

Гончая улыбнулась:

– Признайся, в прежние времена, до крушения мира, когда ты служил священником, то и представить не мог, что когда-нибудь будешь мечтать о плохо прожаренной крысе?

– Я не служил священником, не провел ни одной службы, – неожиданно сказал прикованный к ней мужчина. Гончая застыла на месте, а он тем временем продолжал: – В тот год, когда случилась ядерная война, я как раз закончил духовную академию, прошел обряд посвящения и после хиротонии[2] ехал в храм на свою первую самостоятельную службу в качестве священника. Вышел из метро, и где-то на полпути к храму услышал, как завыли сирены. Люди вокруг побежали, и я вместе с ними. Потом уже сообразил, что бегу назад – обратно в метро.

Гончая слышала много рассказов о первых минутах крушения мира, почему-то лучше всего люди запомнили именно начальный момент катастрофы. Она и сама могла рассказать подобную историю.

– Ты спасался.

– Спасался? – переспросил поп. – Не знаю. Понимаешь, тогда на улице были люди, которые бежали в другую сторону – к храму, и я их видел. Они бежали к Богу, а я от него. Вместо того чтобы быть с моими прихожанами, быть с теми, кто в последние мгновения жизни обращался к Господу, утешить их, я оставил, предал этих людей! Нет, я не спасался. Я просто струсил. Спрятался под землей, теперь так и живу здесь, если это можно назвать жизнью.

– И ни разу не выходил? – Гончая указала взглядом вверх, где над многометровой толщей земли, бетона и асфальта обезлюдивших московских улиц простиралось бескрайнее небо. Ей вдруг стало нестерпимо жалко этого израненного и измученного человека, который вот уже более двадцати лет не видел белого света.

– Один раз, – признался священник (или не священник?). – Уговорил сталкеров с Кропоткинской проводить меня до Храма Христа Спасителя. Там от метро совсем рядом. А когда вышел на поверхность, увидел, во что превратилась Москва и сам Храм, испугался… и снова спрятался под землю.

Его голос дрогнул, и Гончая поняла, что он с трудом сдерживает слезы.

– Жалеешь?

– Даже не представляешь как. Ведь у меня был шанс вернуться в Храм, войти в Дом Божий! А я им не воспользовался.

– На крыше твоего храма свили гнездо птерозавры – такие крылатые твари, вроде драконов. А внутри, наверное, поселились еще какие-нибудь монстры. Так что там давно уже не дом божий.

– Нет! – упрямо мотнул головой поп. – Даже если в Божьем Доме хозяйничают адские создания, он все равно остается Домом Бога!

Это было сказано с такой непоколебимой уверенностью и таким твердым голосом, какого Гончая от своего собеседника никогда еще не слышала. В новом мире так говорили только люди, обладающие властью и недюжинной физической силой и, как правило, с оружием в руках. С серьезным оружием! А у этого человека не было ни власти, ни силы, ни оружия. Только слова и его необъяснимая вера. Но именно эта вера подарила ей, умирающей женщине, надежду на встречу с погибшей дочерью! Такая надежда дорого стоила.

А долги надо возвращать.

– Если бы я могла, если бы у меня оставались силы, я бы проводила тебя в тот Храм.

– Спасибо. Но я упустил свой шанс, – вздохнул священник.

Гончая оценивающе взглянула на него. «Он наверняка переживет меня, но ненадолго. Когда меня не станет, никто не поделится с ним жареной крысой, потому что на слова «братья и сестры, будем же милосердны друг к другу» остальным наплевать. А без еды поп протянет от силы несколько дней».

– Ты специально пришел на Кропоткинскую, чтобы попасть в Храм? – спросила девушка, вспомнив его рассказ.

– Я жил там, – ответил он. Это прозвучало так, словно присутствие священника на станциях Красной Линии было обычным явлением. – Все надеялся добраться до Храма. А потом нынешние хозяева станции выгнали меня оттуда.

– Повезло, что не расстреляли, – вставила Гончая, вспомнив собственные «особые» отношения с контрразведкой красных.

– Да? Ты считаешь, что повезло? – он выразительно оглянулся вокруг.

– А сюда как попал?

– Так же, как и все. Шел по тоннелю, меня ударили сзади, потом мешок на голову – и вот я здесь. Харон спросил: «Кто такой?» Я ответил: «Отец Ярослав, священнослужитель». Тот засмеялся, даже обрадовался, сказал: «Поп, значит. Вот и проверим, долго ли ты в слугах у Сатаны протянешь».

– И давно ты уже здесь?

– За пару дней до тебя меня привели.

Гончая рассмеялась.

– Так мы с тобой из одного «призыва»?

Но отец Ярослав – Гончая решила, что не будет больше подтрунивать над ним безличным обращением «поп» – и на этот раз не поддержал ее шутку.

– Я уверен, что не бывает случайных встреч. Или Бог посылает нужного нам человека, или мы посылаемся кому-то Богом. Думаю, что и сюда мы попали не случайно, а по воле Господа, – сказал он. – Для какой-то неведомой цели.

– Копаться в собственном дерьме!

– Возможно, это часть Божьего наказания за наши грехи.

Гончая вытянулась на земляном полу и уставилась вверх. Осыпающиеся края ямы напомнили ей вертикальную нору гигантского членистоногого чудовища.

– В таком случае богу следовало поучиться у монстра из земных недр. Вот кто непревзойденный виртуоз по части наказания. Если бы он не гонялся за моей дочерью, то давно бы уже сожрал все метро, со всеми его жителями. И теперь, когда моя девочка мертва, монстр приступит к основной трапезе. А может, уже приступил.

– Что ж. Значит, такова воля Бога, – повторил отец Ярослав. – В древности существовали два больших, густонаселенных города: Содом и Гоморра. Но люди, которые там жили, погрязли в разврате, жадности и злобе. Даже десяти праведников не нашлось среди них, и Господь уничтожил эти города за грехи их жителей. Нынешние обитатели метро со своими низменными страстями во многом похожи на жителей Содома и Гоморры, а та мерзость и гнусь, которые творятся почти на каждой станции и в темноте перегонов, похожи на то, что происходило в домах и на улицах этих городов. Но за грехами неминуемо следует наказание.

– Зачем же ты спас меня сегодня, если наказание, по-твоему, неотвратимо?

– Даже Господь, прежде чем уничтожить Содом и Гоморру, послал туда ангелов, чтобы спасти единственного праведника и его семью.

– Ты ошибаешься, священник, я уж точно не праведник, – ответила Гончая, отвернулась от него и закрыла глаза.

«Майка, – беззвучно прошептали в темноте ее растрескавшиеся губы. – Моя светлая, прекрасная, любимая девочка! Почему ты мертва, а какие-то мерзкие уроды, которые только и делают, что пьют и жрут, грабят, насилуют и убивают, живы? Разве это справедливо?! Пусть они умрут! Пусть умрут все».

1
...