Воспоминания Никиты, описанные им, после посещения иной реальности.

Я сидел в кафе, когда опять оказался в том месте. Немного повисев в том самом вибрирующем потоке, я был притянут возникшей жёлто-зелёной лужей из клубящегося тумана. На мгновение всё заволокло непроницаемой «грязной» пеленой, а когда туман развеялся…

Матвей Фадеевич Синцов

Крутится, вертится шар голубой,

Крутится, вертится над головой,

Крутится, вертится, хочет упасть,

Кавалер барышню хочет украсть…

Голос Максима, залихватски выводил куплет в моей, ничего не понимающей голове, приглашая всё моё существо следовать этой, чертовски, захватывающей мелодии. «Откуда это?» – спросил я себя, попытавшись разобраться в музыкальном сумбуре. «Откуда? Я ведь и слов не знаю, – недоумение во мне росло, – и кто такой этот Максим?». Постепенно голова начала проясняться. «Так ведь я сплю, – с облегчением подумал я, – А это видимо такой сон». Совершенно случайно, пришло воспоминание, что песню в моей голове напевает Максим, главный герой замечательнейшего фильма «Юность Максима», который я вроде бы смотрел, раз пять, или даже шесть.

Так же внезапно, песня оборвалась, и уже другой голос произнёс: «Папирос бы не забыть». От неожиданности я чуть не подпрыгнул, уловив, при этом, что никак такое действие совершить не могу, потому, как абсолютно не владею своим телом. Сосредоточившись на этом открытии, я ясно увидел, что моё тело двигалось самостоятельно, и в данный момент оно устремилось к табачному ларьку. Голос в голове активизировался вновь, подсчитывая, сколько же купить папирос и на какую сумму.

Табачный киоск выглядел также на редкость странно. Но я решил не обращать на это внимание, как, впрочем, и на отсутствие автомашин на проезжей части, и на странности моего тела, казавшегося каким-то чужим. «Ведь это всего лишь сон», – успокоил себя я…

***

Неожиданно картинка начала смазываться, всё поплыло перед глазами, и я провалился в непроницаемый туман.

***

Через секунду-другую туман рассеялся и очутился в просторном кабинете, где человек в полувоенной форме, без погон, с тремя шитыми золотом звездами, в виде треугольника, на рукаве, что-то говорил сидевшим в кабинете мужчинам. Присутствующие также были одеты в какую-то полувоенную форму, без погон, с петлицами и различными нарукавными знаками. Присмотревшись к говорившему, я насчитал по три звезды на полосе в ряд, восседавших на краповых петлицах защитного цвета гимнастёрки. Синие бриджи были заправлены в сияющие и скрипучие сапоги. Сама форма была какой-то праздничной, видимо сшитой на заказ из какого-то очень дорогого сукна.

Мужчина в полувоенной форме, произносивший речь, замолчал, выпил стакан воды из стоящего на столе графина, после чего взял в руки папку и спросил:

– Товарищ Синцов здесь?

Я, опять же без моего участия, вскочил на ноги и уже несколько знакомым мне голосом, произнёс:

– Так точно, товарищ комиссар третьего ранга.

– Значит так, Синцов, – продолжал мужчина, – Тебе поручается поверка по факту взрыва на авиационном заводе. Произошёл он вчера в двадцать три ноль пять. Там уже ведомственная комиссия работает. Сроку тебе два, максимум три дня, разбирайся, что там – опять вредительство, или несчастный случай. Докладывать незамедлительно. Как что прояснишь, сразу ко мне. Сам понимаешь, военный завод, наверняка троцкисты недобитые диверсию устроили. В общем, контроль лично, и всё из этого вытекающее.

Внезапно я «вспомнил», что нахожусь на оперативном совещании, которое проводит начальник УНКВД по Восточно-Сибирскому краю, комиссар ГБ 3-го ранга Зирнис Ян Петрович, что сегодня 8 октября 1936 года. Что присутствую я на совещании в качестве оперуполномоченного экономического отдела УНКВД, что имею звание младшего лейтенанта госбезопасности, что зовут меня Синцов Матвей Фадеевич, что от роду мне 29 лет.

Что последние семь лет жизни я отдал борьбе с врагами Советской власти в этом самом передовом наркомате. Что в обязанности мои входит чекистское обслуживание промышленности города Иркутска, в частности оборонных предприятий, агентурная разработка японо-немецко-троцкистских шпионских групп, проникающих в нашу промышленность и их скорейшая ликвидация…

***

Неожиданно всё занесло туманом, а когда он развеялся…

***

Я, а вернее Матвей Фадеевич, прохаживался по цеху авиационного завода, или точнее завода № 125 им. И. Сталина, где вчера вечером прогремел взрыв, превративший в груду искорёженного металла новый бомбардировщик АНТ-40, подготавливаемый к серийному производству.

Младший лейтенант Синцов напряжённо размышлял: «Несчастный случай здесь никак не вырисовывается, как не крути, а это диверсия. А значит, и спрос будет соответствующий. Интересно, что там они сейчас поют?». Под словами «они поют» понималась бригада рабочих, находившаяся в цеху во время взрыва и инженер Гуревский, отвечающий за выпуск бомбардировщика. Все эти люди уже доставлены в Управление, а помощники Матвея Фадеича, молодые стажёры Ямбаев и Кравченко беседуют с ними о ЧП, пока ещё в мирно-убаюкивающем тоне.

Так учили Синцова, сначала подозреваемого необходимо убаюкать, расслабить, усыпить его бдительность, а уж потом, когда на руках имеются доказательства, колоть, что называется, «по полной». Именно эту установку, и воплощали в жизнь молодые помощники. «Пусть пока наговорят побольше, а вдруг кто и проколется ещё на первом этапе – не сильно себя, обнадёживая, размышлял младший лейтенант, – А вот приеду, и посмотрим, кто из нас крепче скроен».

Матвей Фадеевич Синцов был в Управлении на хорошем счету. Что ни на есть самого пролетарского происхождения, из бедняцкой рабочей семьи, обладал врождённой смекалкой и крепкой рабочей хваткой. Как никто другой, знал потайные струнки чужой души, умел втереться подозреваемому в доверие, стать его лучшим другом, врать которому было просто невозможно. А если уж случалась необходимость, то мог и приложить, как следует, чтобы не возникало вредных мыслей скрывать правду от следствия. На счету младшего лейтенанта были десятки разоблачённых вредителей, троцкистских нелюдей, гадивших стране, устраивавших диверсии на предприятиях, саботирующих неуклонное движение вперёд к светлому будущему.

Особенно Синцову, не давала покоя троцкистская клика. Эти выродки человечества, пошли на самое гнусное предательство, они спелись, с набиравшим силу в фашистской Германии, Гитлером и строили коварные планы по свержению в СССР рабоче-крестьянской власти, убийству самого товарища Сталина. Не раз и не два Матвей Фадеевич мечтал, что ему всё же попадётся какой-нибудь законспирированный троцкист, ставший подлым фашистским шпионом, и он, разоблачив этого врага, выйдет на настоящую фашистскую шпионскую сеть, возьмёт за жабры резидента и тогда…

Мечты уносили Синцова прочь из реальности. Вот он хватает фашистского резидента.… Вот, он колет его, что называется «до жопы»… Вот, арестовывает всю шпионскую сеть.… Вот, эти мерзкие наймиты лгут, изворачиваются.… Вот, он прижимает их, заставляет сознаться.… Вот, Военная коллегия выносит свой суровый, но справедливый приговор.… Вот, Матвей Фадеевич представлен к правительственной награде и товарищ Калинин, в Москве, лично вручает ему орден…

Грёзы младшего лейтенанта, были прерваны неожиданным появлением перед ним некоего субъекта, в виде женской особи лет двадцати пяти, с тревожно бегающими глазками и причёской «а-ля Любовь Орлова». «А, что, ничего так себе…», – было первое, что пришло в голову Синцову. Вовремя одумавшись и стряхнув непрошеные неприглядные мысли, Матвей Фадеич устремил на незнакомку вопросительно-требовательный взгляд.

– Вы уполномоченный НКВД, который взрывом занимается? – спросила девушка.

– Да, а кто вы?

– Я Нина, секретарь товарища Горелица, у меня к Вам секретное дело, чтобы никто не узнал.

Матвей Фадеевич, вместе с таинственной Ниной, отошёл в сторонку и, не перебивая, довольно спутанную речь, услышал от секретаря директора завода следующий рассказ:

– Вы только не подумайте, что я отомстить хочу. Совсем не то, даже наоборот, я девушка советская, комсомолка, мне все эти ухажёры, охи да ахи не так важны, как процветание нашей Родины. Я не какая-нибудь легкомысленная, я знаю, что мы в кольце врагов, что на нас готовят нападение империалисты, хотят забрать наши фабрики и заводы, но мы не позволим, правда, ведь?

– Да что это я – продолжила Нина, – Так вот, за мной тут ухаживал Михаил Родионович, ну инженер Гуревский, знаете там, всякие цветочки дарил, конфеты, в кино пару раз приглашал. Нет, вы не подумайте, я ни-ни с ним, ну так целовались пару раз и всё. Он такой, знаете, обходительный был, всё стихи читал какого-то Фета, но мне не очень понравились, я больше пролетарских поэтов люблю. Жениться обещал, даже свататься собирался, а тут его как подменили. Перестал вообще со мной разговаривать, при встрече кивнёт, и всё, уходит. Я к нему за разъяснением, значит, а он в кусты.

– А давеча, мне Любка из конструкторского шепнула, – голос Нины стал тише, оглянувшись по сторонам, она продолжила, – Что Гуревский значит, к этой актрисочке зачастил. Ну, к этой, как её, песни всё поёт. У нас на заводе уже раз пять выступала. Анна Романовская, вот! А живёт она, значит, на улице Марата, а муж её какой-то иностранец, не то немец, не то румын. Так вот у неё там вечеринки всякие и наши заводские к ней ходят, ну инженера, конечно, не работяги же. А тут этот взрыв, я и подумала, раз муж-то иностранец, мало ли чего могло быть. Нет, сама-то я там не была, но Любка всё верно пересказала. Может и Вам чего пригодится.

Синцов не верил своим ушам, вот так подошла девчуха и такой след дала. Наскоро поблагодарив добровольную помощницу, и договорившись о новой встрече, Матвей Фадеевич заторопился в Управление…

***

Снова затуманилось, картинка поплыла и я, вновь, провалился в непроницаемый туман.

***

Когда туман рассеялся, я обнаружил, что Матвей Фадеич сидел в следственном кабинете, напротив, тщедушного мужчины в очках, который без конца теребил свои руки и что-то мямлил о своей полной непричастности к взрыву на авиационном заводе. Инженер Гуревский, заикаясь от страха, пытался донести до ушей грозного следователя, что причина взрыва – это грубое нарушение норм безопасности, о которых он неоднократно докладывал Абраму Григорьевичу – директору завода, но всё впустую. Синцов молчал и пристально смотрел в лицо инженера.

Его мысли при этом находились далеко от происходящего. Матвей Фадеевич размышлял, как поступить с Ниной. С одной стороны Нина ему понравилась, как женщина, и он был бы, не против, вступить с ней в более интимную связь. С другой стороны, Нина прямо «просилась» в его агентурную сеть, и могла бы стать отличным осведомителем, под разработку самого директора завода. А это уже был уровень повыше обычных вредителей, или троцкистских недобитков из числа интеллигенции. Размотать директора оборонного завода, это было и престижно и довольно сложно, за ними обычно стояли их наркомы. «Так что голыми руками Горелица не возьмёшь», – думал Синцов, нисколько не сомневаясь в том, что за Абрамом Григорьевичем водятся грешки.

Самого инженера и его блеяние, он просто не воспринимал. Прошло ещё минут двадцать, лепет Гуревского становился всё тише и тише. Что-то щёлкнуло в голове Матвея Фадеича и тот, уже всерьёз всмотревшись в лицо инженера, понял, что всё, пора. Все сомнения были отброшены, и оперуполномоченный Синцов, резким неожиданным криком, прервал стихающий монотонный лепет инженера.

– Ах ты, сука! Овцой прикидываешься! Говори падла, правду, с кем самолёт взрывал! – орал уже пунцовый Синцов.

Подскочив к инженеру, Матвей Фадеич со всего размаху залепил пощёчину по наглой роже, от чего очки отлетели прочь, со стуком разбившись о стену, а кровь тонкой струйкой побежала вниз по подбородку.

Всё, маски были сброшены, перед младшим лейтенантом сидел враг. Это недобитое отребье начало верещать, что оно советский человек, что будет жаловаться самому Разумову в крайком, что даром это Синцову не пройдёт. Матвей Фадеевич, удовлетворённо крякнул, и с нескрываемой издёвкой в голосе, произнёс:

– Что гнида, гадюка подколодная, выпустила своё жало, ты тварь не советский человек, ты враг, а с врагом у Советской власти разговор короткий, но жёсткий, ты у меня падла кровью будешь ссать, пока всех своих подельников не вспомнишь. Говори сволочь, кто ещё входил в вашу вредительскую шайку.

Конечно, при иных обстоятельствах Синцов, не стал бы так откровенно нарушать соцзаконность и применять при первом же допросе рукоприкладство, за которое, кстати, мог и действительно, ответить. Но здесь была иная ситуация, во-первых, дело весьма щекотливое, всё-таки взрыв на военном заводе, во-вторых, Матвей Фадеевич уже обладал изобличающими данными, которые ему преподнесла Нина, в-третьих, промедление могло ему самому стоить карьеры, с вытекающими отсюда крайне нежелательными последствиями. Так что особо выбирать не приходилось.