Кто «Сумерек» составил том?
Кто с вуза каждому знаком?
Кто был непризнанный поэт,
А покорил весь белый свет,
Кого повсюду узнают,
Скажите, как его зовут?
Бо! Ра! Тын! Ский!
Боратынский!
Украден им чужой табак,
И с истеричкой тяжек брак,
В Финляндии морозит нос,
Белинским доведен до слез,
Ему уж скоро быть не тут,
Скажите, как его зовут?
Бо! Ра! Тын! Ский!
Боратынский!
Он не обласкан был молвой,
Он не А.С. Пушкин – он другой!
В его стихах от грусти ключ,
И потому он так певуч,
Все символисты его чтут,
Скажите, как его зовут!
Бо! Ра! Тын! Ский!
Боратынский!
В архангельских говорах записано слово «веснодёлить». Что оно значит?
Ответ:
«Весноделить» значит «сдирать кору с бревен при заготовке дров весной». Сами такие дрова называются «веснодельными». Записано, например, на Пинеге: «Нарубил и окорил сразу – это веснодельной лес». Ср. также у Д.Н. Мамина-Сибиряка: «…среди куч не успевшего еще покраснеть хвороста торчали без всякого плана сложенные поленницы веснодельных дров».
А вот еще диалектные архангельские слова, связанные с весной: «весняк» – скот весеннего рождения, «веснянка» и «весновка» – весенний лесосплав, «Веснина» – овечья шерсть весеннего пострига, «веснованье» – весенняя охота на морского зверя.
Самое красивое слово – «весно» «ясно, солнечно», а самое неприятное – «веснуха», которое среди прочего значит «плохая погода весной», а также «болезнь с сыпью на теле» и «лихорадка».
А вот веснушку (пятнышко на теле) называют в том числе и так – «мухосранка».
«Если бы Дюмарсе был жив, мы бы спросили его о названии алфавита. Давайте попросим ученых мужей, которые работают над „Энциклопедией“, сказать нам, почему ни в одном языке Европы у алфавита нет имени. „Алфавит" значит всего лишь АВ, а АВ не значит ничего; в лучшем случае это обозначение двух звуков, и эти два звука не имеют никакой связи друг с другом. „Бета“ не происходит от „альфа“, просто одно – первое, а другое – второе, а почему – неизвестно.
Как же могло так случиться, что у нас нет слов, чтобы обозначить врата ко всем наукам? Ведь знание чисел, искусство считать – не называются „одиндва“, а основание искусства выражать мысли не имеет в Европе собственного обозначения».
(Вольтер. Философский словарь)
В XIX веке написание многих слов было неустойчивым. Закреплению их орфографической формы в современном, привычном для нас виде мы во многом обязаны трудам академика Якова Карловича Грота, главного нормализатора правописания конца XIX столетия. Между тем многие рекомендации Грота были совсем не бесспорны и вызывали аргументированные возражения. Так, по ряду частных вопросов оппонентом Грота был выдающийся языковед эпохи Алексей Иванович Соболевский, предлагавший альтернативные орфографические решения. Рассматривая эти дискуссионные вопросы, трудно подчас побороть впечатление, что доводы обеих сторон равносильны и в конечном счете Грот принимал окончательное решение на основе собственного языкового вкуса. Будь этот вкус несколько иным, мы бы писали сейчас по-другому.
«Суббота» или «субота»
Поначалу Грот стоял за «суботу», но затем начал рекомендовать написание с двойной согласной, как мы и пишем сейчас. При этом в древности – и в деловых, и в церковных текстах – решительно преобладало написание с одной буквой «б», встречалось оно и в XIX веке. Написание с двумя «б» – позднейшее церковное преобразование по греческому образцу. В произношении никакого двойного согласного звука нет. Зачем Гроту нужна была здесь двойная согласная, неясно.
«Гостиный» или «гостинный»
Грот предлагал «гостиный», по образцу «лебединый», основываясь в том числе на широком употреблении слова с одной буквой «н» в древнерусских памятниках (почему-то в случае с «суботой» этот фактор он не принимал во внимание). Аргументы Соболевского, выступавшего за «гостинный», были таковы: существует народное «гостины» и почему бы не считать слово «гостин/нный» произведенным именно от него, по образцу «половина» – «половинный». Кроме того, по мнению Соболевского, в слове «гостиный» отчетливо произношение двойного «н». С последним доводом Грот согласился, но рекомендации своей не изменил. Между тем написание «гостинный» – частотная современная ошибка, видимо обусловленная именно теми обстоятельствами, на которые указал Соболевский.
«Пастила» или «постила»
Написание «постила» было широко распространено, и сначала Грот рекомендовал именно его. Но затем, приняв этимологию, возводящую слово к романскому корню, который содержит past-, изменил мнение на противоположное. Соболевский, который в целом придерживался почвеннических воззрений, считал, что это исконное слово с приставкой по- и корнем стил-/стел- («стелить», «постилать»). Сейчас этимология Соболевского считается неверной.
«Потчевать» или «потчивать»
Писали и так, и так. Написание «потчевать» возмущало Соболевского, так как оно исторически абсурдно: «потчивать» следует возводить к древнерусскому «почыцивати», производному от «почьстити» – «оказать честь». И спрягается глагол так: «потчиваю», «потчиваешь» и т. д. Грот же считал, что написание с «и» принимать нельзя, так как в русском языке утверждается спряжение «потчую», «потчуешь», а оно может соответствовать только написанию «потчевать» (ср. «бичевать» – «бичую»).
«Ватрушка» или «вотрушка»
А вот здесь Грот, предлагавший написание «вотрушка», проиграл. Слово неясного происхождения, и Грот доверялся В.И. Далю, который сближал его с «вбтря» «отруби, мякина». Соболевский указывал, что в севернорусских говорах, где господствует оканье, слово произносится также с «а», поэтому «о» здесь никак не может быть исконным. Еще в Толковом словаре под ред. Д.Н. Ушакова даются два написания: «ватрушка» и «вотрушка», но затем утвердился вариант Соболевского.
Бьючися с коровою, не молоко
В русском языке у нас – ни от камени меду, ни от Фофана приплоду.
Все говорят про великий русский язык. Чем он же сейчас велик? Думу думает велику, а в гумне у него потолику.
Померкли старые русские слова, позабыли мы народную мудрость. А ведь гласит она: всякой Еремей про себя разумей!
Пустили мы все на самотек, но недаром сказано, что без пригляду одни только муравьи плодятся.
Всё за границу глядим, будто с голоду Маланье и оладьи в честь. Мол, с поклону голова не болит.
Вот уж верно подмечено: когда изба без запору, и свинья в нее бродит. Сделайся овцою, а волки будут.
Ведь тысячи лет русскому языку – и что же выходит: служил три леты, выслужил три репы, а красной ни одной? Сорок лет, а сорому нет?
Нет: шапошно знакомство не пойдет в потомство, не бывать калине малиною. Ведь на чужой стороне и сокола зовут вороною.
Иностранные слова – это хорошо, да когда 6 на добра коня да не лысинка, и цены б ему не было.
А что получили мы? Ждали обозу, да дождались навозу? Вышло-то как: камчатная наволочка соломою набита. Шуму уши полны, а перекусить нечего. Семеры яствы, а все грибы.
Рядимся в иностранные одежки, да запамятовали мудрые слова: сукно сине на блядине сыне.
Не жупан пана красит, а пан жупана! Одежка-то спадет, поистлеет, и будет с нами так: кто в камке, кто в парче, а мы в холсту, на том же мосту.
Так и живем: часом с квасом, порою с водою. Да только обижаться не на кого: козел платит кожей с бородою, а виноватый своей головою.
Симон Снегирёв, собиратель, специально для «Глазария языка»
Говорят, что англичанам легче усвоить русскую фразу «Я люблю вас» с помощью английского словосочетания Yellow-blue bus. Но как англичанам усвоить русское словосочетание «желто-синий автобус» – вот о чем никто до сих пор не задумывался. Мы, как всегда, задумались. И придумали такой вариант: Jolting sinew of topaz – «трясущиеся сухожилия топаза».
Если вы хотите поставить на что-нибудь деньги, всегда ставьте на то, что человек, которому приписывается то или иное остроумное высказывание, на самом деле никогда его не произносил. Это беспроигрышный путь.
Вчера мы вспоминали расхожее выражение «История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса». Эта глубокая фраза принадлежит, если верить коллективному бессознательному Интернету, то ли Карлу Марксу, то ли Георгу Вильгельму Фридриху Гегелю; причем кто бы ни брал на себя труд ее корректной атрибуции, не забывает упомянуть, что «обычно» она «ошибочно» приписывается не тому мыслителю.
В действительности все было чуть сложнее. В 1852 году в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» Карл Маркс писал следующее: «Hegel bemerkte irgendwo, daß alle großen weltgeschichtlichen Tatsachen und Personen sich sozusagen zweimal ereignen. Er hat vergessen, hinzuzufügen: das eine Mal als Tragödie, das andere Mal als Farce. Caussidière für Danton, Louis Blanc für Robespierre, die Montagne von 1848–1851 für die Montagne von 1793–1795, der Neff e für den Onkel». [Гегель где-то отмечает, что все великие всемирно-исторические события и личности появляются, так сказать, дважды. Он забыл прибавить: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса. Коссидьер вместо Дантона, Луи Блан вместо Робеспьера, «Гора» 1848–1851 годов вместо «Горы» 1793–1795 годов, племянник вместо дяди.]
Это гегелевское «где-то» – «Лекции по философии истории», опубликованные в 1837 году: «…wie denn überhaupt eine Staatsumwälzung gleichsam im Dafürhalten der Menschen sanktioniert wird, wenn sie sich wiederholt. So ist Napoleon zweimal unterlegen, und zweimal vertrieb man die Bourbonen. Durch die Wiederholung wird das, was im Anfang nur als zufällig und möglich erschien, zu einem Wirklichen und Bestätigten». […как и вообще любой государственный переворот делается в сознании людей как бы санкционированным, в том случае если он повторяется. Так Наполеон дважды потерпел поражение, а Бурбоны были дважды изгнаны. Путем повторения то, что вначале казалось только случайным и возможным, становится чем-то действительным и подтвержденным.]
Таким образом, мы видим, что авторство афоризма «История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса» никак не может быть приписано ни Карлу Марксу, ни Георгу Вильгельму Фридриху Гегелю. Оно по заслугам должно быть передано какому-то безымянному идиоту-просветителю, который в погоне за краткостью упустил из виду, что с его слов выходит так, будто все в истории случается не по два, а по три раза – коль скоро она дважды только «повторяется». Вот бы поразился такому открытию Гегель!
Все мы знаем, что это такое – нравственные дилеммы. В основном мы знаем про них из повести Сергея Довлатова «Заповедник»: «Хирург, б**, делает операцию. И узнает в больном – соперника. Человека, с которым ему изменила жена. Перед хирургом нравственная, б**, дилемма. То ли спасти человека, то ли отрезать ему… Нет, это слишком, это, б**, перегиб… В общем, хирург колеблется. А потом берет скальпель и делает чудо. Конец, б**, такой: „Медсестра долго, долго глядела ему вслед…“».
Мы провели небольшой эксперимент: отобрали пять известных дилемм и видоизменили их, усложнив ситуацию и без того тягостного выбора филологической проблематикой, которая, кажется, запутывает все окончательно. А может быть, наоборот.
5. «Такие разные губы»
Вы на свидании с девушкой, сексуальнее которой никогда в жизни не встречали. Все идет хорошо, и красавица недвусмысленно дает понять, что настроена на романтическое продолжение вечера. Внезапно вы ловите себя на мысли, что за минувшие час-полтора ваша спутница не менее двадцати раз употребила в разных контекстах слово «пипец». Что вы будете делать?
4. «Поезд как проблема»
Вы на железной дороге. Несущийся на страшной скорости поезд вот-вот должен переехать вашего привязанного к рельсам сына. Спасти его у вас нет никакой возможности, но вы можете перевести стрелку и отправить поезд по другому пути, на котором к рельсам привязана только ваша внучатая племянница. Проблема в том, что если пути с сыном ведут, согласно указателю, «На Украину», то пути с племянницей – «В Украину». Как вы поступите?
3. «Когда мы концентрируемся»
О проекте
О подписке