«Не говорите иначе нельзя было быть, – писал Пушкин. – Коли было бы это правда, то историк был бы астрономом и события жизни человечества были бы предсказаны в календарях, как и затмения солнечные. Но провидение не алгебра. Ум человеческий, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая, мощного, мгновенного орудия провидения…»14.
История – это поток времени, воплощенного в людях. Причинно-следственная, рациональная логика, постоянно, непредвиденно и неожиданно сталкиваясь и переплетаясь с тайной Его Величества Случая, выхватывает из этого потока те или иные личности, а также порождаемые ими или причастные к ним события и явления. Резонируя с тональностью их природных дарований, архетипов подсознания, психокультурным настроем, свойствами интеллекта, подчас именно Случай превращает их в вершителей судеб стран, государств, сотен тысяч и миллионов людей. Потом уже изыскиваются определенные причинно-следственные обстоятельства, которые вроде бы обусловили объективную необходимость этого Случая. Может быть, и так. А может быть, и не так?
Стереотипы Великой Французской революции с ее «робеспьерами», «маратами», «наполеонами», в качестве некого «нормативного образца» подводимые под события и процессы Российской революции с ее Гражданской войной и ее последствиями, при кажущейся порой внешней схожести, уводят нас в сторону от постижения исторических реалий. Мы оказываемся в плену неких закономерностей, «исторических повторов», более похожих на фатальную обреченность, будто бы господствующую в Истории, отвергающую Несходство, порождаемое вторжением Случая в «историческую закономерность». Но Случай разрушает ее и творит неведомые и таинственные в своей неясности новые движения Истории.
В своем знаменитом «Философическом письме» П.Я. Чаадаев отвергал Россию, усматривая в ней, в ее истории и культуре движение в «ложном», «неправильном» направлении, отклонение от якобы «образцовой», «правильной» западноевропейской истории и культуры.
«…Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя, – возражал А.С. Пушкин своему другу, – …но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал»15.
«Поймите же и то, – как бы продолжал, подытоживая, Пушкин в одной из статей, – что Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою; что история ее требует другой мысли, другой формулы…»16.
Наши представления о генезисе и метаморфозах русской революции и ныне не могут вырваться из цепких объятий «Краткого курса истории вКп (б)»17, хотя Русская революция много сложнее и противоречивее жестких формул, стесненных его «прокрустовым ложем».
Русская революция, быстро превратившаяся в тотальную всероссийскую анархию, в силу этого, кажется, таила в себе, в самом своем существе, потребность в ее тотальном обуздании, тенденцию к тоталитарности, к тоталитарной, всеобъемлющей власти.
Множество «вождей», «вождят» и «вождишек» в начальный период революционной анархии неизбежно должен был эволюционировать в гражданскую войну множества сословных и социальных групп и «группок», «группировок». Выросшая из Мировой войны, поставившей под ружье без малого 10 миллионов солдат, «мировая революция», вспыхнувшая в России, не могла не воплотиться в многомиллионном «человеке с ружьем», в том самом, по выражению К.П. Победоносцева, «лихом человеке», который давно уже «бродил по ледяной пустыне России».
В разлом самодержавно-государственной плотины, разрушенной окончательно Октябрем 1917-го, хлынули эти 10 миллионов молодых, напоенных кровью людей, в своем большинстве умевших лишь убивать себе подобных, привыкших решать социальные, политические и идеологические проблемы при помощи винтовки, штыка, шашки и револьвера.
Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше слово,
Товарищ маузер! —
будто в подтверждение сказанному вспоминаются хрестоматийные строчки Владимира Маяковского. А еще вспоминается «красный командир» Дмитрий Жлоба, выхвативший из кобуры, в качестве аргумента, свой револьвер и стрелявший в бывшего белого генерала Я.А Слащева, когда тот на лекции разбирал неумелые действия корпуса Жлобы летом 1920 г. Хладнокровно, не прячась от выстрелов, Слащев, сам прошедший через «огонь, и воду, и медные трубы» Гражданской войны, неторопливо, с расстановкой и почти не прикрытым издевательством добавил: «Вот, как Жлоба сейчас в меня стрелял, так он и воевал».
Возможно, это предание, мною вольно пересказанное, но, несомненно, предание, отражающее «привычки» «красных» и «белых» героев Гражданской войны.
Не помню, где-то довелось прочитать, как однажды Тухачевский в ответ на просьбу своей дочери-школьницы (в школе было дано какое-то такого рода задание), на ходу, подсказал ей строчки детского стишка:
Читать, писать, считать учиться,
Чтоб получать ответы,
И хорошо еще стрелять,
Чтоб защищать Советы!
Все они лучше всего умели стрелять…Порой мелькнет мысль: не закончилась ли Гражданская война в России лишь в 1937—38 гг., когда ее активные участники, победители и побежденные, наконец перестреляли друг друга?
Русская революция, разлившаяся Гражданской войной по всей России, разорвала ткань прошлого. Лоскуты его, полощась на ветру времени, обнажили распоротое сознание людей, внесли гражданскую войну в их мировосприятие. Порой кажется, что это «окопное состояние» по сей день до конца не покинуло нас. И потому по-прежнему кажутся актуальными строчки М. Волошина из незабываемого 1919 года:
…Одни идут освобождать
Москву и вновь сковать Россию.
Другие, разнуздав стихию,
Хотят весь мир пересоздать.
В тех и других война вдохнула
Гнев, жадность, мрачный хмель разгула.
О том же и не лишенные оттенка трагикомичной обреченности впечатления и рассуждения страдающего от гражданской войны «маленького человека» из дневника И. Бабеля: «Житомир. 3.6.1920…Маленький еврей-философ…: все говорят, что они воюют за правду, и все грабят…»18.
Каждая сторона билась за «веру», и каждая стремилась захватить Россию. И этот, охваченный всероссийской революционной бурей поток времени, воплощенный в людях, нежданно вынес на гребень своего «девятого вала» и выплеснул на «Россию, кровью умытую»19 вместе с другими, первоначально порой и более значимыми «революционными вождями» – Сталина и Тухачевского.
18 (29) октября 1799 г. генерал-фельдмаршал А.В. Суворов оптимистично заверял в письме эрцгерцога Карла: «В Италии оставил я не более 20000 солдат неприятельской армии, но к весне могут ее пополнить крестьяне, а до сего времени совладаем мы. с Бонапартами»20.
Так, скорее всего неосознанно, великий русский полководец обозначил и типологизировал новое явление в военной истории, порожденное Великой Французской революцией, обобщив ее революционных генералов именем самого знаменитого из них – «бонапарты».
Революция и Гражданская война в России, устами участников и наблюдателей, внесли свои, российские коррективы в типологию своих «революционных генералов» – и «красных», и «белых, обобщенно называя их «вундеркиндами», «краснощекими поручиками», «наполеонами», «тухачевскими» (!)21.
В советской публицистике времен Гражданской войны восторженно писали о «красных маршалах», ощущая в этом словосочетании пламенное дыхание Великой Русской революции, слыша в воинском чине «маршал» в противоположность «полковникам», «генералам», «фельдмаршалам» эхо Великой Французской революции
Л.Д. Троцкий в одной из своих программных статей по военной доктрине Красной армии вроде бы мимоходом, но явно с особым смыслом заметил, что «бонапартизм вырос из революционной войны»22. Стилистически броское выражение, бесспорным мастером которых являлся Троцкий, явно восходит к менее броскому, но достаточно глубокому осмыслению «бонапартизма» на теоретическом уровне, выраженному К. Марксом:
«Наполеон был олицетворение последнего акта борьбы революционного терроризма против провозглашенного той же революцией буржуазного общества и его политики…Он не был мечтательным террористом. Но в то же время Наполеон рассматривал еще государство как самоцель, а гражданскую жизнь исключительно как казначея и своего подчиненного, который не вправе иметь свою собственную волю. Он завершил терроризм, поставив на место перманентной революции перманентную войну».
Обращаю внимание читателя лишь на последнюю фразу, несущую основную смысловую нагрузку в контексте всех последующих фактов и рассуждений: «Он завершил терроризм, поставив на место перманентной революции перманентную войну».
А в январе 1920 г. командарм Тухачевский уже сформулировал свою концепцию «революции извне» или «перманентной революционной войны», став ее главным теоретиком и идеологом. «Пролетарское государство становится островом среди моря прочих – буржуазных государств, – писал он. – Социалистический остров в таком море невозможен, буржуазия не может допустить его существования. Он или должен погибнуть под ударами буржуазии, или должен распространить социалистическую революцию путем гражданской войны во всем мире. Диктатура пролетариата, хотя бы из чувства самозащиты, должна поставить целью для своей армии свержение власти буржуазии во всем мире»23. А в июле 1920 г. – в самый разгар своих побед на Западном фронте, своего стремительного продвижения к Варшаве – Тухачевский, до примитивности просто, сформулировал основные положения своей теории «перманентной революционной войны».
«Главными положениями стратегии классовой, т. е. гражданской войны, на которой приходится строить все расчеты, – писал Тухачевский, – будут таковы: 1) война может быть окончена лишь с завоеванием всемирной диктатуры пролетариата, так как социалистическому острову мировая буржуазия не даст существовать спокойно. Социалистический остров никогда не будет иметь с буржуазными государствами мирных границ. Это всегда будет фронт, хотя бы в скрытом виде»24. А в январе 1921 г. Тухачевский открыто признал свою концепцию «перманентной революционной войны» «коммунистическим империализмом» 25.
Поэтому «краснощекий поручик» Тухачевский стал первым признанным «бонапартом» и «вундеркиндом» в Красной армии: он был первым «переведен в Генштаб» в порядке исключения, без обучения в Академии Генштаба, за особо выдающиеся военные заслуги. Из приказа о его «переводе в Генштаб» становится ясным, какого рода выдающиеся заслуги обуславливали такого рода «почетное звание».
«…М.Н. Тухачевский, – указывалось в приказе, – вступил в Красную Армию и, обладая природными военными способностями, продолжал непрерывно расширять свои теоретические познания в военном деле. Приобретая с каждым днем новые теоретические познания в военном деле, М.Н. Тухачевский искусно проводил задуманные операции и отлично руководил войсками как в составе армии, так и командуя армиями фронтов Республики и дал Советской республике блестящие победы над ее врагами на Восточном и Кавказском фронтах»26
О проекте
О подписке