Между тем главные ряды ярмарки остались по левую руку, уходя к пристани. У самых городских стен пробираться пришлось уже между шатрами, за которыми поблескивала Хапа и возле пологов которых крутили головами мальчишки-приказчики, присматривая за хозяйским добром. Потом из-под шатров выползла пыльная дорога, обратилась вблизи ворот в мостовую, а там уж и Нега примолкла, придавленная тяжестью кладки, крутизной башен и тонкой резьбой барельефов и бойниц. Горожан у ворот было немного, да и те все больше выходили из города, чем возвращались в него. На жаре изнывали два молодых стражника, которые безо всякого интереса взглянули на деревянные ярлыки артистов и на две медные монеты, которые Лук заплатил за вход, и оживились только тогда, когда парень добавил еще монетку за добрый совет. Совет оказался простым: если имеется нужда в кузнеце, надо входить в город, поворачивать у третьей улицы направо и двигать в ремесленные кварталы, потому как у реки проживает знать, а справа как раз и кузнецы, и ювелиры, и всякий прочий отборный ремесленный люд.

Курант, конечно, объяснил приемышам, что северные ворота не были главными воротами Хилана, вели к торговой пристани и использовались прежде всего торговцами и цеховиками, но и на этой окраине города Лук, против ожидания, увидел чистую, незаплеванную мостовую, тщательно выбеленные фасады двухэтажных каменных домишек и поразился блеску стекол во всех, даже самых крохотных, окошках.

– Зачем? – неожиданно коротко и внятно произнесла Нега.

– Ты о чем? – не понял Лук, вертя головой.

– Зачем нужны решетки на окнах? – пояснила Нега. – Почему во всех домах железные двери? Все боятся Пагубы? Но разве грозит Пагуба горожанам? Разве слуги Пустоты нападают на города? Штурмуют стены? Есть города, которые были покорены ими?

– Я слышал об одном таком городе, – задумался Лук, покосился на водоноса, тянущего мимо тележку с кувшинами. – Араи его имя. Курант говорил о нем в тот день, когда меня оставили у вас. Помнишь?

– А ты разве помнишь? – открыла рот Нега. – Ты помнишь, что было десять лет назад?

– И десять, и одиннадцать, и двенадцать, – твердо сказал Лук, останавливаясь у начала третьей улицы, на которой вовсе не было видно горожан. – Двенадцать уже смутно, отдельными днями, даже мгновениями. Но о том, что было десять лет и семь месяцев назад, я не забуду никогда в жизни. Ты хотела бы жить в этом городе?

– Нет, – покачала головой Нега, вглядываясь в ровный, как луч солнца, ряд домов и невольно прижимаясь плечом к названому брату. – Тут все мертвое.

– Разве? – удивился Лук. – Тут все живое, просто слишком чистое. Хилан не похож ни на один город. Кстати, я первый раз вижу такую прямую улицу. Словно попал в лес, где вместо деревьев стоят ошкуренные бревна.

– Вот я и говорю. – Нега вздохнула. – Мертвое. Посмотри. Кругом камень. Ни земли, ни листочка, ни травинки. Вот как тут, к примеру, полежать на траве?

Лук рассмеялся, но тут же оборвал смех, который эхом разнесся по пустой улице, и подмигнул сестре.

– Я слышал, что в замке иши пол покрывают пластины из золота и серебра, и правитель ходит по ним в шерстяных носках.

– А я бы пробежалась босиком, – прошептала Нега и выставила тонкую ногу в стоптанной сандалии. – И мне кажется, что даже камень будет милее моим пяткам, чем золото или серебро. Как ты будешь искать кузнеца?

– По дыму, – ответил Лук. – Над жилищем кузнеца должен стоять дым. Даже если не слышно ударов молота. Если кузнец продолжает работать и в праздничную неделю, значит, он хороший мастер.

– Или плохой, – хмыкнула Нега. – Не успел сделать работу вовремя и корпит над железом в праздники.

– Так даже лучше, – позволил себе улыбнуться Лук. – Плохой мастер – дешевая работа. Хороший мастер, чтобы заварить неказистый меч, не требуется. Больше монет останется на сладости.

– Я не люблю сладости, – вздохнула Нега. – Самана любит. Харас. Я не люблю.

– Что же ты любишь? – спросил Лук.

– Не скажу. – Девчонка рассмеялась и побежала вперед, оживляя только что казавшуюся мертвой улицу. – Я вижу дым. И молот позвякивает. В самом конце улицы. Мы, кстати, могли бы дойти до этого домика напрямки, если бы пошли вдоль стены!

Лук постучал по двери деревянным молотком, который висел на короткой цепи, потом ударил по ней ногой и уже подумывал, не вытащить ли из мешка обломки меча и не громыхнуть ли по кованым перильцам, поднимающимся вместе с тремя каменными ступенями к входу в жилище, когда за дверью все-таки заскрежетал засов. В приоткрывшуюся щель над парой натянувшихся цепей высунулся конопатый курносый нос, затем показалось все конопатое, но милое лицо, из тонких губ прошелестело что-то вроде: «ой» или «кто это?». Лук встряхнул звякнувший обломками мешок, и дверь открылась. Из темного коридора повеяло прохладой, впереди мелькнуло серое платье, усилился звон, и, ступая по поскрипывающим деревянным ступеням, Лук вместе со спутницей прошел во двор дома. Проводница, оказавшаяся рыжеволосой круглолицей девчушкой – ровесницей Неги, шмыгнула в сумрак навеса, перед которым охаживал молотом на закрепленной на кряжистом пне наковальне какую-то железку кузнец. Он был не стар, но лыс, морщинист и невысок ростом. Вдобавок кузнец не мог похвастаться особым разворотом плеч, но состоял, казалось, из одних сухожилий. Покосившись на гостей, мастер сбросил зашипевшую железку в кадушку с водой, повесил на крюк, торчащий из столба, щипцы, сложил руки на груди.

– Ты ведь хороший мастер? – спросил Лук. – Работа срочная.

– Спрашиваешь, какой я мастер? – удивился кузнец. – О том за порогом спрашивают, да не у мастера, а у прохожих. Или у тех, кто железо мое пользует.

– Так пусто на улице, – пожал плечами Лук. – Народу в городе мало, у твоего дома так вообще ни души. Ярмарка. Да и выбора у меня не было, только твой молот звенит, только твой горн дымком попыхивает. Даже имя твое спросить не у кого было.

– Меня зовут Палтанас, – отрезал кузнец, зыркнул взглядом на Негу и протянул руку. – Что у тебя? Утварь в негодность пришла? Или жаровенка перегорела? За срочность приплатить придется.

– Меч, – протянул мешок Лук и едва не уронил его, потому как кузнец отдернул руку.

– Ты же не воин? – отчего-то побледнел Палтанас. – Мальчишка еще. Колпак сними.

– Всякий воин был когда-то мальчишкой, – недоуменно потянул с белобрысой головы колпак Лук.

Кузнец шагнул к столбу, сорвал с веревки тряпицу, вытер покрывшийся потом лоб, обернулся к навесу и крикнул:

– Лала! А ну-ка сбегай в дом, возьми сверток у меня под кроватью да неси его сюда. И кувшинчик вина не забудь.

Кудряшка вынырнула из тени и прошмыгнула мимо Лука, окатив парня завороженным взглядом и не преминув показать ему язык. Кузнец наконец выдернул у него из руки мешок, вытащил обломки меча, покачал головой:

– Гвозди им рубили, что ли?

– Почти, – кивнул Лук. – А один из гвоздей оказался прочнее других. Сварить надо. Хотелось бы конечно, чтобы меч балансировку не потерял, но уж как получится. Оружие не боевое, мы артисты с ярмарки. Циркачи. Развлекаем публику. И вот, остались без одного меча. У старика есть старенький меч, но он не дает его никому. Бережет.

– Так ты приемыш Куранта? – скривил губы кузнец. – Наслышан, как же. Чудеса о тебе рассказывают. А почему не слепой?

– Да лучше вроде с глазами-то? – хмыкнул Лук и тут же натянул колпак до подбородка. – А я так.

– Два серебряных, – бросил Палтанас.

– Курант сказал, что и серебряного хватит, – расстроился Лук. – Нам же красоты никакой не надо…

– Красота золота стоит, – отрезал кузнец и швырнул обломки меча в корзину. – А серебро беру за прочность. Меч перековывать придется. Иначе обломится в том же самом месте. Меч, конечно, простецкий, но не барахло, между прочим. Хотел бы я посмотреть на этого умельца, что его перерубил.

– И я хотел бы, – продолжил фразу кузнеца Лук. – Не разглядел я его. И перерубил он его таким же мечом. Только ногтем сначала по нему провел. И странно так перерубил – только коснулся, а развалился тот уже после. А перековывать меч долго придется? А то мы спешим…

– Долго, – мрачно бросил кузнец и крикнул через плечо Лука: – Ну что замерла, Лала? Иди сюда.

Девчушка, раскрасневшаяся, как колпак шута-затейника, протянула кузнецу длинный и, судя по всему, тяжелый сверток и загремела корзинкой, выставляя прямо на наковаленку глиняные чашки.

– Так положено, – пробормотал Палтанас, наполняя чашки из кувшина темным вином. – Нужно выпить. Работа может и год длиться, и два, а рождается меч в тот день, когда покидает кузнеца. Потом-то уж, конечно, как повезет, но и человек тоже так. Рождается, когда выбирается из лона. А там уж будет уходить от смерти, – добавил кузнец вполголоса, – пока однажды не сможет разминуться.

– Нам нельзя, – пожал плечами Лук. – Нельзя пить. Мы все время или работаем, или упражняемся. Я фехтую. Нега стоит на канате. Нельзя пить.

– Губы смочи, можешь не глотать, – кивнул кузнец. – И девчонка пусть губы смочит. Это ж не пьянка, обряд.

– А что за меч-то родился? – не понял Лук, слизывая сладкие капли с губ. – Пока, как мне кажется, как бы не наоборот…

– Не торопись, парень, – хмуро бросил Палтанас. – Всему свое время. Едешь на заднице с горки не по своей воле – не спеши отталкиваться, вдруг обрыв впереди? Деньги с собой?

– Вот, – выудил две серебряные монеты из раскрытого Негой кошелька Лук.

– Вот и ладно, – кивнул кузнец. Сунул монеты в потертый кисет и шагнул под навес, откуда уже крикнул: – Иди в дом, Лала. И смотри в окно, увидишь Далугаеша – беги ко мне со всех ног. Да не высовывайся потом, пока не уйдет. В чуланчике схоронись! – Вот, – вынес он примерно такой же меч, какой и просил отремонтировать Лук. – Возьми этот. Ничем не хуже твоего, даже и получше. Хотя такой же затупленный. Зато отбалансирован на совесть. Такими молодые ловчие в замке иши забавляются да время от времени приносят мне в починку. Забирай, а я твой сварю и отдам им. Не разберут.

– Подожди, – остановил мастера Лук. – Он стоит дороже двух серебряных. Сломанный меч пока не стоит ничего.

– Считай, что я починил его за два серебряных, и он стал не хуже этого, – поморщился Палтанас. – Бери, не тяни время. Запомни, парень, нет лучшего мастера в Хилане, чем Палтанас, и нет скупее мастера, чем Палтанас, и если я что-то отдаю дешевле, чем кажется, поверь мне, так надо, иначе цена непосильной выйдет. А теперь смотри сюда!

Кузнец сдвинул фартук, и Лук разглядел на крепкой груди багровый ожог. Красный квадрат с закругленными краями, в центре которого сочилось сукровицей ненастоящее солнце.

– Ой, у Лука такая же… – прошелестела Нега.

– Не рви ворот, – осадил Лука Палтанас. – Верю на слово. Времени нет. Вот. – Он поднял сверток. – Здесь меч. Год я его делал. Не месяц, не два, как обычно, а год. Заказала его какая-то женщина, из знатных, судя по всему, но кто – не знаю, лица не показывала. Отвалила мне за него столько, что я, как мальчишка-подмастерье, все ее капризы выполнял: чего только в сталь не добавлял, как только над заготовкой не измывался. Лала уж замучилась бегать по Хилану – нужные материалы доставать, но в итоге меч я выковал. И вот что я тебе скажу, парень, – это мой лучший меч. Думаю, что это лучший меч и во всем Хилане. В последний день ярмарки я должен был сдать его той самой женщине. Но с неделю назад в мою кузню заглянул старшина ловчих. Страшный человек. По слухам, лучший фехтовальщик Текана. Из тех, кому убить человека легче, чем прихлопнуть комара. Так вот он увидел этот меч. Я как раз полировал его. Увидел и сказал, что забирает его. Бросил мне пять монет серебра и объявил меч своим. Я, конечно, рассказал ему о том, что у меча есть заказчик, но он только рассмеялся и приказал заканчивать полировку. Он придет за мечом сегодня.

– Так почему ты хочешь отдать его мне? – не понял Лук.

– Меч он не получит, – медленно выговорил кузнец. – И не только потому, что я не хотел бы, чтобы лучший мой меч висел на поясе у самого отъявленного мерзавца. Я не воин, парень. У меня есть дочь, за которую я несу ответственность. И выбираю меньшее из двух зол. А та женщина, лица которой я не видел, много страшнее даже Далугаеша. Так мне показалось с самого первого дня, когда я начал работать над ее заказом. И вчера я в этом убедился. Определяй правителя по его слугам. Вчера на ночь глядя в этом дворе появился самый настоящий сиун. Он принес мне ровно ту сумму, которую заказчица обещала заплатить за готовый меч, и сказал, чтобы я отдал новый клинок белоголовому воину, который придет со сломанным мечом завтра.

– То есть сегодня, – потрясенно прошептал Лук.

– Я, хотя еле на ногах устоял, спросил его, – продолжил кузнец, – что мне сказать самому страшному ловчему Текана, который положил на этот меч глаз, но вместо ответа получил вот этот отпечаток на грудь и слова, что меч забрал сиун. Он сказал, что, увидев этот знак, самый страшный ловчий Текана не будет меня долго мучить. Ты понял? Если что, меч у меня забрал сиун, а уж как он оказался у тебя, не мое дело. Вот тряпка, примотай к нему старый меч, что я тебе дал: если на воротах лентяи захотят посмотреть – сдвинешь тряпицу и покажешь старый. Если Далугаеш узнает, где этот меч, тебе придется худо, парень. А мне так уж по-любому не поздоровится. Не покалечит, и то ладно. Но с сиунами не спорят. Говорят, встретил сиуна – меняй всю свою жизнь. Сразу меняй. Иначе пожалеешь. Правда, не меняет ее почти никто…

– Но почему… – не понял Лук, покосившись на сверток.

– Если ты не знаешь, я и подавно, – прошептал кузнец. – Я встретил сиуна первый раз в жизни и, знаешь, радости никакой не испытал. Забирай сверток. Там меч, ножны и ярлык на ношение оружия. Так вот ярлык тоже принес сиун, и на нем печать самого иши. И ярлык на подателя. Ты можешь это объяснить?

– Нет, – пробормотал Лук.

– Тогда забирай свое барахло и уматывай! – рявкнул кузнец.

– Папка! – закричала с галереи второго этажа Лала. – Далугаеш подходит к дому.

– Сюда! – зарычал кузнец, подталкивая Лука и Негу под навес. – Вот дверь. Дальше коридор, воротца и выход на улочку вдоль стены. Сотня шагов – и вы у ворот. Ясно? И чтобы я вас больше здесь не видел. Дорогу сюда забудьте. Эх, спаси меня и мою дочь Пустота…

Хлопнула дверь, и Лук с Негой оказались в полутемном коридоре.

– Ты что-нибудь понял? – спросила Нега. – Белоголовый воин… Ты разве уже воин?

– Подожди, – отмахнулся Лук, припадая к двери, за которой послышался раздраженный низкий голос.

– Что там? – прошептала Нега, не дождавшись ответа, присела, прижалась к щели и разглядела трех воинов в белых плащах ловчих, один из которых – с длинным носом и спадающими на плечи светлыми волосами, в желтых кожаных доспехах – был выше прочих на голову. Он стоял перед кузнецом и что-то негромко выговаривал ему, на что тот пожимал плечами и тыкал пальцем в рану на груди. Нега услышала странный звук, подняла глаза и с удивлением разглядела лицо Лука. Припав к той же щели в двери, он скрипел зубами, и по его лбу, скулам, щекам скатывались капли пота.

– Значит, «не будет долго мучить»? – выговорил он сдавленным голосом.

– Ты что? – прошептала она чуть слышно, но Лук не ответил. Нега вновь заглянула во двор и обмерла. Кузнец лежал на земляном полу крохотного дворика с рассеченным горлом, из которого толчками била кровь, высокий воин вытирал длинный нож содранным с несчастного фартуком, а один из спутников убийцы ковырял другим ножом тело. Вот он поднял какой-то окровавленный лоскут, высокий кивнул ему и, развернувшись, двинулся к выходу. Второй его спутник направился к лестнице в дом.

– Ужас, – прошелестела Нега. Она, дрожа, прислонилась к стене.

– Уходим, – прошептал Лук, лицо которого даже в темноте казалось сравнявшимся белизной с волосами, и взял ее за руку.

– Подожди. – Ноги ее не слушались. – Минуту. Как же так…

Она вовсе сползла на пол, обхватила колени руками. Лук присел рядом, положил ей дрожащие ладони на плечи.

– Нега… – Он говорил медленно и тихо, но не шепотом, а так, словно дышал словами. – Надо уходить, иначе я не слажу с самим собой. Больше десяти лет назад я жил в доме урая клана Сакува. В доме своего деда. Как-то утром ему доложили, что у ворот Харкиса остановился смотритель всего Текана в сопровождении полусотни стражников – ловчих иши. Обычное дело, раз в год смотритель появляется в любом городе. Проверяет, как соблюдаются законы иши, чем занят местный смотритель, не расплодились ли колдуны, не воздвигнуты ли тайные алтари каким-то богам, не нарушают ли каноны оружейники, не оскверняется ли священная Пустота. Но в тот день у главных ворот города прозвучали выстрелы. И началось избиение горожан. Всех. И мужчин, и женщин, и детей. Наш дом примыкал к одной из башен, мы могли вырваться и спастись, но моя мать тянула до последнего, ждала, когда все воины иши войдут внутрь города. И вот, когда рядом с нею остались только я и десяток окровавленных воинов, когда уже было принято решение уходить через башню-конюшню, ворота в которой только казались заваренными, в дом ворвался отряд ловчих. До второго этажа добрались два десятка вот таких же воинов в белых плащах. И эти трое были среди них! Правда, плащи на них были уже красными. От чужой крови. Нам пришлось прорубаться к нужной двери, даже я отмахивался кинжалом, хотя меня все-таки зацепили в трех местах. Вот этот длинноволосый чиркнул по голове. А потом они убил мою мать, понимаешь? Когда мы пробились к лестнице и ловчих осталось с десяток, она приказала старшине башни спасать меня, шагнула вперед с мечом, она была отличной мечницей, положила в тот день многих врагов. Но один из них махнул рукой, и… они выстрелили в нее из ружей, ее просто разорвало, и я это видел!

– Тихо. – Нега коснулась ладонями лица Лука. – Успокойся. Это было давно. Успокойся. Нам действительно нужно идти. Надо спешить. Кузнецу уже не поможешь.

Из-за двери послышался визг. Оставшийся воин, закинув на плечо мешок с каким-то добром, волочил за собой по лестнице за волосы рыжую девчонку.

– Не успели, – пробормотал с уже посеревшим лицом Лук и начал распутывать сверток. – Минутка у нас есть?