Данный вопрос уже вошел в повседневную обиходную речь в отделе. Это означало, что ничего в этом мире не меняется. Убийства совершались вчера и будут происходить завтра. Их станут ежедневно раскрывать люди, призванные для этого. Жизнь продолжается. Чтобы она тянулась как можно дольше, в кабинете Никитина звучал и будет звучать этот вопрос.

«Что мы имеем?» – спрашивал капитан, стоя над трупом, да и потом еще в течение длительного времени. До того момента, пока убийца не будет найден и не поступит сигнал о том, что опять кто-то отошел от трупа, унося с собой запах крови.

– Сергей, что у тебя? – спросил Никитин, дождавшись, пока будут прикурены все сигареты и раскрыты блокноты присутствующих.

Черников поерзал на стуле, обдумывая, с чего начать. Он прикуривал дольше и старательнее всех.

– Интересная складывается ситуация.

– Это я понял, увидев Вирта, – мягко перебил его Александр. – Жена опознала камень?

– Жена – нет.

– Ты не тяни кота за хвост, – вклинился Саморуков, самый молодой и энергичный опер в отделе Никитина. – Давай быстрее, есть хочется. Обед через полчаса.

– Услышал я тут одну очень интересную историю, – начал Черников. – Дело было как раз в день убийства нашего незабвенного Вирта. Только случилось это не между семнадцатью и восемнадцатью часами, как утверждают эксперты, а часом раньше…

– Сергей!.. – перебил Черникова Никитин, глянув на часы. – Что я в тебе ценю, так это умение выделять главное из моря подробностей.

– Тут главное понять все с самого начала! – воскликнул Черников.

– Есть охота, – напомнил Саморуков.

– Так вот, значит, старуха, с которой я познакомился сегодня, в день убийства Вирта сидела дома…

Клавдия Петровна бросила взгляд на настенные часы. Странно, но когда был жив муж, они ломались чуть ли не каждый месяц, тогда он садился за стол и долго их чинил. Это было своеобразной неотъемлемой частью их медленной, спокойной жизни. Но лишь костлявая забрала мужа к себе, и часы словно ожили. Они тикали, и ничто не нарушало их ход, словно сам металлический механизм понимал, что ремонтировать его больше некому. Часы да она – вот все, что осталось от семьи, которая распалась в далеком пятьдесят четвертом году, когда они с дедом, тогда еще молодым и крепким мужиком, уехали на Север, оставив новорожденного сына в приюте.

Сейчас часы показывали без четверти четыре. Клавдия Петровна глянула в окно. Соседки уже около двух часов сидели на лавочке и не собирались расходиться. Вздохнув еще раз, старушка взяла с кухонного стола ключи и направилась к выходу. Может, зять с дочкой приедут и она встретит их на улице?

Заперев дверь на один замок – кому нужно ветхое барахло увядающей старухи! – Клавдия Петровна стала спускаться вниз. Это всегда доставляло ей кучу хлопот. Лифт капризничал как пьяный слесарь. Хочу – работаю, не хочу – не работаю. Находясь в квартире, она за четыре часа ни разу не услышала, как натянулись, громыхнув, тросы. Значит, можно не утруждать себя, не нажимать кнопку. Потеря времени.

Ковыляя между вторым и третьим этажом, она услышала, как хлопнула входная дверь. Кто-то вошел в подъезд, но шагов не было слышно. Удивленная старушка даже остановилась, потом чуть прошла вперед, уже почти добралась до почтовых ящиков и с замиранием сердца услышала шорох за трубой мусоропровода.

Медленно ступая по ступеням, Клавдия Петровна скосила взгляд в сторону шахты. Из-за трубы торчала пола куртки. Она подрагивала, словно хозяин ее находился в треморе. Так дрожит кошка, перед тем как кинуться на воробья.

«Бомжи проклятые!.. – стараясь отогнать от себя страх, подумала Клавдия Петровна. – Что здесь-то ему нужно?»

Она уже проходила мимо шахты, и ее слух, не слабеющий с годами, уловил дыхание, едва различимое в тишине подъезда. В нем было что-то настолько отталкивающее, что старушка собралась с силами и постаралась побыстрее спуститься вниз. Лишь вдохнув полной грудью уличный воздуха, она успокоилась и почти сразу забыла о своем не очень приятном спуске с лестницы.

Клавдия Петровна вспомнила об этом через десять минут, когда удачно вклинилась в разговор со старушками, сидевшими у подъезда, и вновь увидела эту куртку.

Распахнулась дверь подъезда, и из нее вышел человек. Воротник его куртки был поднят.

Клавдия Петровна, повидавшая на своем длинном веку всякое, почувствовала, как ее обдало морозом. Не поднимая с колена руки, она перекрестилась на уровне живота.

На нее глянули мутные глаза. Их цвет определить было невозможно – лишь желтый ядовитый белок и черный зрачок, расширенный до предела. Человек лишь провел взглядом по Клавдии Петровне, но она мгновенно почувствовала тяжесть внизу живота и холод на сердце.

– Клава, что с тобой? – озабоченно закудахтала старушка, сидящая напротив. – Маша, ну-ка, достань немедля нитроглицерину!

Клавдия Петровна отмахнулась, встала и сказала:

– Должно, давление. Пойду до дому.

Подъем занял в два раза больше времени, чем спуск. Уже подходя к своей квартире, она различила то, чего не слышала, когда спускалась. На лестничной площадке едва слышно звучала музыка. Это означало, что дверь какой-то квартиры не прикрыта.

Любопытство перебороло страх.

Любопытство перебороло страх. Клавдия Петровна поднялась на этаж выше своей квартиры и с удивлением обнаружила, что приоткрыта дверь, за которой жил ее бесшабашный сосед Андрей Вирт. Гости в его квартире не переводились так же, как тараканы в хрущевке. Было удивительно другое. Дверь не заперта, а внутри, не считая музыки, которая, кстати, смолкла к моменту подъема старушки на этаж, стояла тишина.

И она вошла…

Клавдия Петровна не помнила, как добралась до своей квартиры, легла на диван и взяла в руку телефонную трубку. Очнувшись, она так и не смогла восстановить хронологию событий. Перед ее глазами, смешиваясь одна с другой, стояли две картины: истерзанный труп соседа и грязная куртка, исчезающая за углом дома. Посредине этого страшного импрессионистского наброска горели глаза, отливающие тухлым яичным желтком.

– Выходит, старая видела убийцу, не так ли? – подытожил рассказ Черникова Стариков.

– Этого никто не говорил, – возразил Никитин. – Она заметила лишь мужика, облик которого пошатнул ее нервную систему. Из этого не следует, что он – убийца, и нам надо главным принципом розыска избрать желтые глаза и серый плащ.

– Я про плащ вообще ничего не слышал, – заметил Черников.

– Стоп, ребята, – как всегда к месту вмешался в разговор Никитин. – Но эксперты уверяют, что смерть наступила не ранее семнадцати часов. Как я понял из твоего рассказа, старушка видела труп что-то около шестнадцати? Не в цвет тема.

– В том-то и заключается самое хреновое. – Черников поерзал на стуле. – Когда Клавдия Петровна видела Вирта, он был еще жив. Кто-то обработал его так мастерски, что тот мучился еще около часа. Это не убийство, товарищи оперуполномоченные. Если верить нашему Уголовному кодексу, то налицо причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Смешно, правда?

– Нет, не смешно. – Никитин вздохнул и полез в карман за сигаретой. – Все равно это будет квалифицировано как убийство. Бабке никто не поверит, а телу Вирта – да. Однако я вас поздравляю. Последнего маньяка в области задержали пять лет назад. С почином!.. А откуда вообще взялся в доме этот Вирт? Соседи что говорят?

– Перед самой смертью мужа Клавдии Петровны поселился к ним какой-то тип. Молодой, лет тридцать пять. Жизни своей не скрывал. Жены дома нет – он туда с бабами. Потом стало наоборот. Видимо, супружнице его надоело на это непотребство смотреть. Он где-то – теперь она мужика в дом. Несколько раз друг друга ловили на горячем, били об головы посуду, но почему-то жили вместе. Видно, что-то их держало.

– Интересное кино получается.

– Интересное кино получается. – Никитин до конца выслушал эту историю, но что-то в ней не вязалось воедино.

Либо Черников чего-то недосказал, позабыл, либо он сам что-то пропустил.

Молчал начальник долго.

– Что по камню?

Притухший было Черников снова ожил.

– А вот по камню все гораздо интересней! Камень старый. – Он услышал смех Старикова и пояснил: – Я имею в виду не возраст алмаза, конечно, а время его огранки. Сейчас так камни не гранят. Я был у мужика одного, который антиквариатом на Луговой заведует. Так он в свой «глаз» зыркнул на бриллиант, капнул чего-то и с ходу мне предложил пятьдесят тонн зеленых. Я чуть не продал.

– Не понял. – Никитин поморщился. – Объясни.

Сергей вынул из кармана камешек и положил на стол перед сослуживцами.

– Вот и я не понял, пока он мне не объяснил. Так алмазы гранили лет сто назад. Сейчас другие технологии и методы. Камень явно из коллекции чьего-то прадедушки. Начало двадцатого века.

– Да, черт!.. – Никитин удивленно усмехнулся и положил камень в карман. – Это и на самом деле интересно. А вдова не объяснила наличие бриллианта в квартире?

– Если это можно назвать объяснением. Первый раз, говорит, вижу.

Разослав подчиненных, Никитин остался наедине с Черниковым.

– Сергей, я тебя хотел попросить…

– Говори.

– Я сейчас пойду выбивать командировку в Москву. Попробую связаться с МУРом по поводу этого Тимофея Макеева. Я тебе о нем рассказывал. А ты мне напиши какую-нибудь бумажку по нему, чтобы было чем перед генералом мотивировать. Подробно ничего излагать не нужно. Просто придумай что-нибудь, чему можно поверить. Вечером еще поговорим.

– Ты об этом хотел попросить?

– Нет… В восемьдесят четвертом году в поселке Арманский была зверски убита девочка. Начальник того отдела, наверное, давно на пенсии. Найди его и оперов, которые работали по этому делу. В общем, Серега, расспроси их как следует.

Черников некоторое время смотрел на начальника, потом ответил:

– Хорошо. Сделаю.

Никитин посмотрел другу в глаза.

– Пора заканчивать с этим.

Черников долго молчал, а потом осведомился:

– С чем, Саша?

– С тем, о чем я постоянно вспоминаю, ни разу этого не видев.