Ведущий популярного шоу про экстрасенсов и магов изрядно нервничал: до эфира оставалось полчаса, а менталист Клаус Фогель еще даже не гримировался. Антуан Фоч грешным делом подумал учинить скандал в редакторской за такое пренебрежительное отношение к его ток-шоу. Но проблема была в самом менталисте – он забыл про эфир и под льющийся литрами алкоголь весело проводил время на закрытой вечеринке друга. Так что под угрозами штрафов и расторжения договора его еле-еле вытянули на эфир. Тем более, что передача была инициирована промоутерами самого Фогеля.
– И что сказал этот полоумный? – гримируясь, спросил Антуан.
– Будет только через час.
– Он вообще в курсе, что эфир через двадцать минут?
– Может, первыми поставим родителей подростков? Они расскажут свою версию трагедии, а как прибудет звезда, преподнесем все как некую проверку его способностей. Будет возможность на всю страну опозорить выскочку.
– Как я не люблю такие переделки, – вздохнул телеведущий. – Это весь план эфира переписывать. Может, отменим съемку?
– Нельзя, адвокаты Фогеля нас сожрут, он проплатил трансляцию.
– Хорошо, делаем передачу, – недовольно заключил Антуан. – Предупреди родителей, что они первыми будут говорить о трагедии. И текст эфира подкорректируйте.
– Уже делаем, не беспокойся, Антуан.
Помощники и редакторы исполнили все в лучшем виде, в кратчайшие сроки перекроив сценарий. В первой половине передачи убитые горем родители Александра и Маргариты поведали всем истории жизни их детей. Трагедия, которая потрясла общественность, произошла в маленьком городке на севере страны: двое подростков умерли в один день. Сначала полиция выдвинула версию о жертвенном убийстве, но факты и отсутствие состава преступления привели к закрытию дела с формулировкой «суицид».
Происшествие практически сразу получило массовую огласку, пресса мусолила мотивы поступка подростков, выдвигая самые жуткие и нелепые версии. Но истинных причин так никто и не выявил. Потом разговоры об истории – как прозвала их пресса, «Ромео и Джульетты», – поутихли. И вот знаменитый Клаус Фогель неожиданно для всех решил в прямом эфире провести сеанс разговора с вещами погибших, дабы, как он выразился, пролить свет истины на это преступление.
– Мы приветствуем в нашей студии знаменитого менталиста Клауса Фогеля, – протягивая руку гостю, говорил ведущий.
– Очень приятно, Антуан, красивый костюм! – подмигнув, сказал Клаус.
– Спасибо. Сожалею, что не могу передать ответ костюма.
– И не надо, я и так его слышу. Скажу вам по секрету, вы нравитесь ему больше, чем прежний владелец! – Клаус Фогель широко улыбнулся. – И кстати, он говорит, что родители подростков уже побывали в студии, они за ширмой.
– Хм, – от удивления Антуан немного стушевался, но, понимая, что он в прямом эфире, продолжил: – От вас ничего не утаишь, господин Фогель, я, честно сказать, пребываю в некоторой растерянности… Чтобы наши зрители понимали, что именно сейчас произошло, пусть покажут кадры за кулисами, на которых видно, что наш гость буквально пять минут назад прибыл в телецентр и знать о происходящем ну никак не мог.
– Мог, – ответил Клаус. – Если смотрел шоу по телевизору, мы же в прямом эфире, как я понимаю.
– Ха-ха, – Антуан даже рассмеялся от столь простого объяснения. – Вы меня второй раз удивили, господин Фогель, но давайте начнем наше расследование.
В свои сорок лет Клаус Фогель выглядел на тридцать с небольшим. Заостренные черты лица, тонкие губы и впалые зеленого цвета глаза в сочетании с худощавым телом делали его на вид сильно моложе настоящего возраста. На нем были белая сорочка, замшевый черный пиджак и темно-синие джинсы – ничего примечательного и особенного. В меру успешный мужчина средних лет.
Клаус прославился в тридцать три. Он появился буквально из ниоткуда, пришел на популярное шоу экстрасенсов и с первых минут передачи покорил всех. Его умение слушать мысли вещей было и абсурдным, и уникальным одновременно. Одни считали это бредом, а другие – некой ментальной способностью считывать информацию о владельцах вещей на энергетическом уровне. Споров по этому поводу было много, что, впрочем, не помешало самому господину Фогелю сначала разбогатеть, а потом открыть собственную школу и обучать всех желающих ментальным техникам.
Передача про гибель подростков была хорошо продуманным рекламным ходом: оставалось только всех поразить уникальным даром господина Фогеля.
– А как вы получили свой дар?
– Ладно, если уж у нас вечер откровений… – начал Клаус. – Мне подарила его книга.
– Вы прочитали ее?
– Нет, я заключил с ней сделку.
– С книгой?
– Она озвучила мне набор рун, которые давали способность говорить с любыми предметами.
– А у этой книги есть название?
– Пособие по эксплуатации токарных станков за 1969 год, – вполне серьезно ответил господин Фогель.
Антуан замешкался. Понимая всю нелогичность сказанного, он взглянул на редактора за кулисами – тот развел руками: мол, я сам не понимаю, что происходит, потом посмотрел на сохранявшего невозмутимость менталиста. И эта пауза ломала весь сценарий программы.
– Вы серьезно?
– А-а, купились! – расплывшись в улыбке, сказал Клаус. – Ну кто же будет раскрывать свои секреты в прямом эфире на всю страну?
– Да уж, веселый у нас с вами эфир получается… Но давайте перейдем, собственно говоря, к расследованию. Как вы и просили, мы раздобыли личные вещи подростков, те, которые были с ними последние сорок восемь часов их жизни. Прошу за мной, господин Фогель.
В соседнем павильоне царила пугающая тишина: по условиям программы Клаус должен был остаться один в комнате. У него с собой были карандаш и бумага. Менталист решил записывать речь предметов в состоянии транса.
Шоу началось.
В полной тишине и полумраке сидел господин Фогель. Обычные, на первый взгляд, вещи лежали кругом. Взмах руки, тайные слова, произнесенные мысленно, и сеанс начался. Клаус записывал каждое слово, что появлялось в столь необычной беседе. На камере действие выглядело немного странным: человек смотрит на предмет, а потом что-то быстро пишет на листке бисерным почерком. И поначалу публика подшучивала над всем происходящим, но, как только редакторы стали субтитрами выводить на экран написанное Фогелем, возмущения стихли, и зал завороженно принялся читать слова неживых предметов.
Телефон: Можно? Можно я начну первым? Я, кажется, знаю про моего хозяина больше, чем кто-либо из вас.
– Ну начни, – сказал менталист.
Телефон: Ой, а с чего же начать? Хотя нет, я, кажется, знаю, с чего начать. Первое SMS-сообщение, которое отправил мой хозяин, было банальное: «Привет, как дела в вашей палате?» Она ответила: «Скучно…» И понеслась переписка, но я, конечно, не буду все зачитывать, тем более часть SMS хозяин удалил.
– О чем они переписывались, телефон?
Телефон: О капельницах, о врачах, о солнце, о тучах, о дожде, о сердце, о мечтах, о погоде, о любви, о сказках и прочем, и прочем. У меня порой заряда батарейки не хватало, а они все переписывались.
– Они писали только SMS-сообщения или были звонки?
Телефон: Постойте-постойте! Сейчас покопаюсь в памяти… А ведь был один звонок со странной фразой: «В полночь возле огромного дуба на пустыре снов». Я еще подумал: где они такое место найдут – «пустырь снов»? Кстати, после этого звонка хозяин и забыл меня в палате. Да, и после этого звонка абонент Рита больше не писала и не звонила, а потом у меня села батарейка, и больше я не видел своего хозяина.
Кровать: Дальше я расскажу! Твоему хозяину накануне ночью приснился пустырь снов, он все время шептал в подушку: «Мне поможет пустырь снов, я нашел его, он рядом, мой пустырь снов». Ты, телефон, говоришь, что знал лучше своего хозяина, но я скажу, как все было после того, как он спрятал тебя под подушкой.
– Рассказывай, – дал ей право голоса Клаус.
Кровать: И расскажу… В тот день парнишка куда-то собрался уйти.
Телефон: С чего ты взяла, кровать?
Кровать: Хозяин обычно по утрам уходил на пару часов, а когда возвращался, от него пахло кремом, и тело его было теплее, чем прежде. Потом приходили люди в белом, они всегда что-то трогали, слушали и говорили о какой-то болезни у парнишки, а после обеда он спал или с родными уходил гулять. С чего я это взяла? Да потому что обувь, которую он надевал на улицу, всегда стояла подо мной, а в другой он ходил по палате. В ту ночь он спрятал обувь, в которой ходил по больнице, и надел уличную.
Ботинки: Да, да! Нас надел!
Кровать: Не перебивайте, ботинки.
Телефон: Мой хозяин чем-то болел?
Кровать: Конечно, болел! Я больничная кровать, телефон, на мне только больные и лежат. Глупый телефон!
– Не ссориться! – остудил их пыл Клаус и тут же спросил: – И куда же пошел парнишка?
Кровать: Увы, я не знаю.
Ботинки: Мы! Мы знаем!
– Рассказывайте.
Левый ботинок: Я с хозяином пошел на улицу.
Правый ботинок: А я, значит, не пошел?
Левый ботинок: Ну хорошо, я и этот пошли с хозяином на улицу. Сначала дорога была холодной и темной.
Правый ботинок: Это мы шагали по больнице.
Левый ботинок: Не перебивай, кто рассказывает – я или ты?
Правый ботинок: Хорошо, не буду.
Левый ботинок: Так вот, потом дорога стала светлее.
Правый ботинок: Вышли на улицу.
Левый ботинок: Ты опять?!
Правый ботинок: Прости, я больше не буду.
Левый ботинок: Итак! Светлая дорога закончилась, и началась пыльная узенькая дорожка, потом и та закончилась, и я пошел по траве; свет падал только от небольшого круга на темно-синем покрывале с блестящими бусинками.
Правый ботинок: Не он, а мы пошли.
Левый ботинок: Хорошо, я и этот.
Правый ботинок: Ты расскажи про туфельки, те, с ромашками.
Левый ботинок: Не торопи меня. Я немного походил по траве, и потом встретил обворожительную…
Правый ботинок: И изящную!
Левый ботинок: Левую туфельку, а твоя правая туфелька была разношена, как старая калоша.
Правый ботинок: Моя ромашечка?
Левый ботинок: Конечно, да! Правые все такие – вечно грязные, подранные, изношенные. Не то что мы – левые.
Правый ботинок: Да ты! Да ты! Ты сноб напыщенный и эгоист!
Левый ботинок: А я вот как ударю тебя за эти непонятные ругательства при случае.
Кровать: Тихо! Вы мне тут еще подеритесь, обувь.
Ботинки: Простите нас.
– Что дальше было, левый и правый ботинки? – спросил Клаус.
Правый ботинок: Ой… А я забыл.
Левый ботинок: Не умеешь рассказывать, не берись. Я познакомился со своей Джульеттой, той, которая вдохновляет, и будь я поэтом…
Правый ботинок: Хм-м. Будь он поэтом! Наслушался умных слов, а самого спроси, и знать не знает, что такое поэт.
Левый ботинок: Влюбленного каждый может обидеть. Моя левая туфелька с ромашкой на боку – самое лучшее, что случалось со мной жизни, а тот поцелуй, когда мы дотронулись друг до друга носиками, я не забуду никогда.
Правый ботинок: А потом мы расстались с ними. И тут же набежала куча туфель, сандалий, кроссовок, и нас куда-то повезли с сиренами и мигалками.
Левый ботинок: Именно так и было, правый. После того дня я больше не видел свою Джульетту.
Правый ботинок: А я – свою.
Левый ботинок: Да твоя растоптанная туфля и рядом не стояла с моей Ромулей.
Правый ботинок: А вот теперь я точно ударю тебя при случае.
Кровать: Тихо, обувь!
Кепка: Можно? Я хотела бы кое-что дополнить.
– Рассказывай, кепка, – дал ей слово менталист.
Кепка: Я не уверена, но, возможно, мой хозяин встречался с абонентом Ритой.
Телефон: Не может быть! Ты ее видела?
Кепка: Кажется, да. Она невысокая худенькая девочка с темными волосами. У нее большие глаза, черные, но теплые. Она казалась хрупкой и бледной в свете белой пуговицы на темно-синем покрывале. Люди почему-то называют покрывало небом, а белую пуговицу – луной. Чудные!
– Так у них было свидание?
Кепка: Да, и было такое ощущение, что у нее что-то болит.
Телефон: Сердце! Это именно абонент Рита! Ты права, кепка, она такая, как ты ее описывала, я помню, хозяин пытался ее фотографировать. А болело у нее сердце, именно сердце.
– А что у нее с сердцем, телефон?
Телефон: Ой, хозяин как-то получал SMS-сообщение, так в нем абонент Рита говорила о какой-то неизлечимой болезни сердца.
– Что же было дальше, кепка?
Кепка: Они целовались.
Левый ботинок: Как и я.
Правый ботинок: Подумаешь, повезло.
Кепка: А потом мой хозяин начал кашлять и задыхаться. Абонент Рита стала кричать и звать на помощь. Мой хозяин упал на траву, я слетела с его головы, а когда меня подняли, то хозяин уже лежал на кровати в машине с разноцветными лампочками, которые освещали все в синий и красный цвета. И люди бегали вокруг, все время что-то щупали, трогали у хозяина. Потом мы куда-то поехали, стоял невыносимый гул сирен. Ехали мы недолго, там нас встретили другие люди в белом, и моего хозяина переложили на другую кровать с колесиками и куда-то повезли.
Цепочка и крестик: Дальше я расскажу, что было. Потому что, когда с хозяина сняли одежду, я многое увидела.
– Ну, рассказывай, цепочка с крестиком, – позволил ей говорить Клаус.
Цепочка и крестик: Прямо в рот хозяину вставили трубку со шлангом, который вел к странной машине. Она все время пыхтела и шумела. Все вокруг было грязно-белого цвета. К хозяину то и дело подходили люди в белом, они либо говорили о чем-то, либо трогали его грудь такой странной штукой с двумя трубочками, вставленными в уши. А хозяин спал.
Реанимационная кровать: Он был в коме!
Ботинки: А что такое «кома»?
Реанимационная кровать: Это когда… А я не знаю, что такое кома. Просто так говорят люди в белом… и вообще на мне люди умирают, как правило.
Ботинки: А что такое «умирают»?
Кровать: Это когда люди ломаются или изнашиваются, портятся, рвутся, становятся старыми и ненужными.
Левый ботинок: И их выкидывают?
Реанимационная кровать: Не знаю, их увозит куда-то каталка.
Левый ботинок: Абонент Рита, наверное, плакала? Хозяин всегда так делал, когда грустно.
Реанимационная кровать: Она лежала рядом с вашим хозяином. Ее увезла каталка чуть позже.
Телефон: Это было сердце. Да! Да, у нее разрядилось сердце. Хотя, если бы знать, что такое сердце, хоть раз бы его увидеть, а то хозяин столько раз о нем говорил, а показать так и не показал.
Цепочка и крестик: А вы не покажете нам сердце?
Все вещи: Да, да! Покажите.
Но Клаус грустными глазами смотрел на вещи, понимая, что не сможет выполнить их просьбу. Сеанс необычного диалога был окончен.
После того, как Клаус вышел из съемочного павильона, родители подростков просто засыпали его вопросами, у каждого были свои выводы о причине гибели детей.
– Мы нашли в переписке Риты сохраненные СМС о так называемом пустыре снов, – говорила мама девочки. – Наши дети верили, что это место священное. Что вы скажете по этому поводу?
– Это просто место, – улыбаясь, ответил Клаус. – На планете практически не осталось червоточин других миров, все порталы для энергии заблокированы древними постройками, или на их местах растут вековые леса. Пустырь снов – громкое название того, чего нет. Обычный дуб и пустырь возле больницы. Гибель ваших детей – роковая случайность.
– То есть ничего сверхъестественного там нет? – спросил отец парнишки.
– У парня была астма, а он ночью пошел на поле, где сотни аллергенов, а у девушки было слабое сердце. Смерть возлюбленного на ее глазах вряд ли можно назвать типовым событием. Не ищите необычного в их смертях, они умерли по неосторожности, это несчастный случай, не более… – неожиданно Клаус замолчал, словно вслушиваясь во что-то на одежде собеседника. – Ваша зажигалка говорит, вы каждый четверг приносите цветы к тому месту, а потом сидите и курите до полуночи, это так?
– Да, – испуганно прошептал отец парня, не понимая, как можно знать такие подробности.
– Перестаньте так делать, шестьдесят седьмого посещения не будет.
– Вы же сказали, что место обычное.
– И это правда, место обычное. Просто вы лично не ходите туда больше, и все. Шестьдесят седьмого посещения не будет – это правда, которую не надо проверять.
– Да, конечно, – ответил отец парня. – Спасибо за предостережение.
– Не за что, а теперь прошу извинить меня, но мне надо отдохнуть, я очень много сил потратил на сеанс разговора с предметами.
В интервью после эфира родители хоть и восхищались способностями менталиста Фогеля, но нотки скептицизма по поводу обычности пустыря за больницей выказывали. Им не хотелось верить в отсутствие чего-то злого и таинственного, связанного с местом гибели их детей. А когда в очередной четверг там произошла трагедия, пьяные подростки насмерть забили взрослого мужчину, к пустырю за больницей навсегда приклеилась молва о проклятии.
О проекте
О подписке