Поздно ночью в приёмный покой городской психиатрической больницы доставили мужчину лет 40—42 в изорванном костюме, без ботинок, с тревожно стреляющими в стороны глазами. Дежурный психиатр Андрей Нилин отвёл в сторону врача скорой помощи.
– Где вы его нашли?
– Бегал по городскому парку, что-то кричал, показывал на небо. Да сильный как черт! Пока не вкололи аминазин, удерживали пять человек. Думали, – белая горячка. – Понятно. Фамилию, конечно, не знаете?
– Откуда? Всю дорогу с ним воевали. Только сейчас немного присмирел. Похоже, четыре куба нейролептика сделали своё дело.
– С ним никого не было?
– Нет, один бегал. Кто-то в полицию позвонил. Те – нам.
Так вместе и подъехали к парку. Кое-как догнал.
– Хорошо. Можете ехать. Мы его забираем.
Нилин в сопровождении санитаров подошёл к больному.
– В ванну и переодевайте. Я посмотрю его в палате.
– Отпустите меня, – просипел мужчина.
– Куда, дружище, я отпущу, вас на ночь глядя? Разберёмся, приведём в божеский вид, подлечим.
– Вы не понимаете. Опасность!
Пациент пытался бороться с лекарственным сном и через силу разжимал запёкшиеся губы.
– Почему вы бегали по парку? Кто вас преследовал?
– Они! Они везде! Только мы об этом раньше не знали! – голова мужчины тяжело упала, и он захрипел с каким-то бабьим присвистом. Минут через двадцать санитар заглянул в ординаторскую.
– Всё, Андрей Иванович, мы его обмыли. Он в пятой палате.
– Не обмыли, а обработали, – усмехнулся врач в густые чёрные усы. За это время он успел закинуть рюмочку хорошего виски и поэтому стал ещё более благодушным.
«Почему другие всегда дежурят спокойно? Мне же всегда подкинут больного в 2—3 часа ночи. Он подошёл к палате и осторожно открыл дверь. Психиатр был человеком подчёркнуто интеллигентным, и это свойство сохранялось у него даже на такой работе. Больной, зафиксированный, марлевыми вязками уже лежал на кровати. Как Нилин и предполагал, тот уже не спал. Бредовые больные редко засыпают надолго. То, что больной – бредовый, было видно сразу. Несёт всякую ахинею, связанную с космосом, перегара нет, в глазах —тревога, одет, кстати, солидно. Костюм хоть и разорван, но из дорогой ткани. Похоже на острый психоз. Внезапное умопомешательство.
– Что с вами случилось, друг мой? Кто преследовал? Больной внимательно посмотрел на врача и улыбнулся.
– Что, успокоились? Видите, как лечение помогает? – профессионально бархатным голосом мурлыкал Нилин.
Мужчина продолжал на него смотреть. Улыбка не сходила с его лица. В конце концов, он прыснул и неудержимо захохотал. Смех был надрывным и каким-то лающим. Истерика длилась несколько минут. Истощённый последним взрывом активности, больной откинул голову набок и снова заснул. Теперь надолго: видно, психический взрыв его сильно утомил, к тому же такие круги по парку нарезал.
В палату заглянула молоденькая медсестра Аня.
– Ему что-нибудь нужно на ночь?
– Да нет, наверно. Вдруг если ночью разбушуется, кольнём, ещё раз… Ты поглядывай за ним. Врач поднялся и тяжело пошёл в ординаторскую. Там ещё с пол-часа оформлял историю болезни. После этого, допив остатки виски, прилёг на скрипучий диван и быстро уснул. Больше пациентов ночью не привозили.
В 43 года доктор Нилин выглядел старше. В психиатрию он пришёл достаточно поздно, мединститут закончил в тридцать лет. До этого служил сверхсрочником в морской пехоте. В 24 года, как он любил говорить, «резко сменил курс», т.е. ушёл в медицину. Почему-то уже с первого года учёбы его привлекла именно психиатрия. Всё, что касалось человеческого внутреннего мира, было для него крайне любопытным. Взять хотя бы чтение. На флоте любили книги, но в основном дело ограничивалось детективами, фантастикой или, на худой конец, приключенческой литературой. Андрей уже тогда зачитывался писателями, которые считались «знатоками души», «психологами». Достоевского, Толстого (разумеется, Льва), Стендаля, Бальзака и еже с ними он почитал за своих первейших друзей. Нет, никто и никогда не смел, называть его «реалистом»; романтического в нём доставало с лихвой. Частенько по праздникам кутил с друзьями, иной раз даже попадал на гауптвахту за те или иные шалости. А вот с женским полом как-то сразу не пошло. Женщины у него были, но как-то всё складывалось не по-серьёзному. Настоящей подруги жизни так и не нашёл. После окончания института холостяковал в своей однокомнатной квартире, умел хорошо приготовить еду, шил, стирал, гладил: в общем, не деградировал. Такой образ жизни стал ему до боли привычен. Главным делом жизни он считал свою работу; его уважали, ценили, часто награждали. Отсутствие женского глаза сказывалось только в одном: физически он себя подзапустил. На выходные дни из дома уже не выходил, или валялся на диване с книгой, или мучил пультом телевизор. Жизнь текла своим чередом, казалось, что так будет вечно…
Сегодня с утра, после ночного дежурства, Андрей был в хорошем настроении. Шеф похвалил за дельную статью в престижном психиатрическом журнале. Санитарка Прокофьевна неожиданно вернула крупный долг, о котором он уже два года как позабыл. А тут ещё председатель профкома тихо шепнула на ухо, что его просьба о путёвке в профилакторий будет решена положительно. Нилин умел радоваться мелким удачам. Как всякий закоренелый холостяк, он по-настоящему ценил жизнь и всё то, что её раскрашивало. Только со вчерашним больным не всё ему было понятно. Дело в том, что Андрей считал себя отличным профессионалом. А тут… Стыдно сказать, но впервые за многие годы он не мог определиться с диагнозом. Вначале всё было ясно, но позже тот поток информации, который на него свалился, никак не хотел укладываться в привычную схему характера болезни. До обеда Нилин три раза беседовал со своим пациентом, и каждый раз выходил с новым диагнозом.
В первый раз они вообще толком не поговорили. Больной тихо лежал в кровати и смотрел в одну точку. Типичная окоченелость тела и стеклянные глаза указывали на острый приступ кататонической шизофрении. Когда через час врач опять зашёл в палату, тот уже сидел на кровати и с аппетитом уплетал больничную кашу.
– Как дела? – спросил Нилин.
– Отлично! Лучше всех! – ответил больной и с видимым удовольствием принялся за какао с булочкой. Причём ел он с такой радостью, что Андрей резонно подумал: «Никакая это не кататония. Типичная маниакальная симптоматика!».
Но наибольшее потрясение он перенёс, когда забрёл в палату прямо перед обедом. На этот раз больной был предельно сосредоточен и настроен на диалог.
– Я вас, наверно, уже достал?
– За это я получаю деньги.
– Хороший ответ. Когда вы зашли в первый раз, я медитировал. Во втором случае просто дурачился. А сейчас пришла пора серьёзно поговорить.
– Ну, давайте поговорим. Кто вы и откуда?
– Это не столь важно. Для меня безопаснее пока сохранять инкогнито.
– Вы разведчик? Понимаю.
– А вы, доктор, не сильно-то веселитесь. В большую беду попал не только я, но и вы… все вы, кто тут работает.
– Давайте дальше.
– Я имел контакт с инопланетянами.
– Хорошо. Я слушаю.
– Вы мне не верите, и я вас понимаю. По характеру своей работы вы нередко слышали подобные заявления, верно?
– В принципе, да.
– Вы ставили этим бедолагам диагноз «шизофрения» и затем лечили нейролептиками, не так ли?
– Всё верно.
– А вы никогда не задумывались о том, что информация об инопланетянах могла быть достаточно достоверной? Вы что, эксперт-уфолог? Почему вы делаете профессиональное заключение в той сфере, в которой абсолютно некомпетентны?
– Гмм. Вот тут вы не правы. Диагноз выносится не на основании какого-то отдельно взятого симптома; диагностируя заболевание, мы опираемся на группу признаков…
– Хорошо. Вы имеете в виду мои «космические фантазии» плюс то возбуждение, в котором я пребывал? Это и есть основа вашего диагноза?
– Во многом да! – Нилин начинал непрофессионально злиться, и это ему уже не нравилось.
– Но ведь моё так называемое психомоторное возбуждение и тот шок, в котором я находился, легко объясняются ситуацией. Если предположить, что я действительно столкнулся с инопланетным разумом, и эта встреча оказалась, мягко говоря, некомфортной, то как же мне по-другому себя вести? Посмотрел бы я на вас, если бы вы пережили всё то, что так неожиданно свалилось на меня!
– Зачем мы попусту дискутируем? Так называемых контактёров много, а вот достоверных фактов их встреч с инопланетянами что-то маловато…
– Послушайте! Это высокоразвитые цивилизации, и они не заинтересованы в распространении о себе информации. Об этом вы могли когда-нибудь задуматься?
Андрей считал себя махровым материалистом, и этот разговор был ему откровенно неприятен. С другой стороны, типичные шизофреники обычно уже в первой беседе начинали повествовать о своих «марсианских» путешествиях, а этот все тянул кота за хвост и не давал главной информации. Может, он симулянт? Сбежал из тюрьмы и несёт тут всякую лабуду… Странный случай!» – думал про себя озадаченный доктор, которого все признавали блестящим диагностом.
– Я могу всё рассказать, но только при двух условиях!
– Каких? —
Я бы с удовольствием всё открыл, но у меня нет гарантии, что эта информация не утяжелит мой диагноз.
Говорите, что считаете нужным. В этой палате чужих ушей нет.
Я благодарен вам, что меня уже с утра развязали, и до сих пор не делали никаких инъекций. Это что, чисто человеческая жалость или типичная неуверенность в диагнозе?
Где вы работаете? – Нилин почувствовал, что опять теряет нить беседы.
Ну, скажем так, в одном из засекреченных центров экспериментальной психологии. Только не вздумайте приписать мне ещё бред величия.
И над чем вы работаете?
О, вы хотите влезть в государственную тайну. А не боитесь, что за вами теперь будут следить спецслужбы?
Я уже ничего не боюсь. Продолжайте.
Этот клоун одновременно и раздражал, и притягивал к себе. Такой завуалированной бредовой системы Андрей в своей практике ещё не встречал. Ну, скажи что-нибудь про пресловутых «зелёных человечков», я вкатаю тебе махровую шизофрению, распишу в назначениях нейролептики и пойду домой отдыхать после дежурства.
– Я уже много лет занимаюсь регрессивным гипнозом.
– Вы психотерапевт? – Нилин решил ничему не удивляться и продолжать беседу невозмутимо и по-дружески. Только таким путём и можно вытянуть бредовую симптоматику. То, что его больной вероятнее всего психолог, его ничуть не смущало. Среди «душеведов» психические заболевания встречаются так же часто, как и у обычных людей.
– По образованию я действительно психотерапевт и психолог.
– Я кое-что слышал про регрессивный гипноз, но глубоко этой темы не касался.
Андрей сознательно лгал. Уже много лет он занимался гипнозом и имел достаточно обширную практику. Не обошёл вниманием и регрессивный гипноз, так как о нём в последние годы много писали, особенно за рубежом.
– Регрессивный гипноз – очень забавное явление. Вы погружаете человека в глубокий транс, и когда он уже полностью в ваших руках, т.е. четко выполняет все ваши команды, вы начинаете постепенно сдвигать его во времени. Из взрослой жизни в юность, а потом, если захотите, и в детство.
– Я где-то слышал, что таким образом можно избавиться от некоторых нажитых болезней.
– Конечно, если вам сейчас сорок, а близорукость вы подцепили в студенческие годы, то будет логичным вернуть вас в тот период, когда ваше зрение было идеальным, то есть в детство. Затем психотерапевт возвращает вас опять в сораколетний возраст, но оставляет то, детское, а значит – полноценное зрение. И всё, очки больше не нужны!
– Эх, вернуть бы ещё свою молодость!
– Наука над этим работает. Но речь сейчас не об этом.
– Послушайте, Денис, или как вас там – перебил его Нилин, – всё то, что вы здесь вешаете мне на уши очень подробно изложено в книге известного питерского профессора Скворцова. В нашем городском книжном магазине эта книга лежит на стеллаже «новинки». Вы там её брали? Эти слова вырвались у Нилина не спонтанно, просто ему уже надоело слушать все эти байки. Он, молча, поднялся и двинулся к дверям.
– Доктор, не уходите! – серьёзным и каким-то хриплым голосом вдруг окликнул его больной. Нилин обернулся, и они встретились глазами.
– Я и есть тот самый профессор Скворцов Денис Викторович из Питера!
В городской психиатрической больнице было принято все выписки больных решать коллегиально. Главный врач Мерзликин Сергей Сергеевич отличался воистину выдающимся консерватизмом. Комиссия из трёх врачей-психиатров, которую он возглавлял, долго пытала больного, прежде чем выносился вердикт:» выписывается домой для амбулаторного наблюдения участкового психиатра».
Когда Андрей заявил Мерзликину, что его больной, продолжающий до конца сохранять своё инкогнито, абсолютно здоров, тот чуть не подпрыгнул в своём начальственном кресле.
– Как это здоров? Больной поступил в психозе, вы с ним толком и не работали, и вдруг уже на четвёртые сутки считаете, что его надо выписывать?!
– Всё, что случилось с этим человеком, объясняется обычной реакцией на сильный стресс. Этот «больной» в психическом плане здоровее нас с вами!
– Андрей Иванович, перестаньте молоть чушь! Я запрещаю вам его выписывать.
– Сергей Сергеевич, я требую, чтобы вопрос о выписке этого человека решался комиссионно. В конце концов, вы сами установили это правило.
Мерзликину нечего было возразить, и он назначил комиссию после обеда.
Удовлетворённый Нилин запыхавшись, вбежал в палату.
– Денис, всё получилось! Как мы и рассчитывали, вначале шеф взбеленился, а потом всё-таки назначил комиссию.
– Андрей, ты прекрасный коммуникатор. Теперь у нас всё получится.
После обеда Скворцов в сопровождении Нилина переступил порог кабинета главного врача. Мерзликин сидел в своём кресле; по обе стороны от него важно расположились два его зама – Тимощук и Слоновский. Эти лицемеры всегда поддакивали главному, независимо от того, что он изрекал. В углу кабинета, за маленьким столиком, с бумагами сидела главная медсестра. По приказу Мерзликина она тщательно протоколировала все комиссионные разборы.
– Проходите и садитесь! – главврач указательным пальцем ткнул на два стула, стоящих посреди кабинета.
«Лобное место», – невольно усмехнулся Нилин.
Пока они со Скворцовым усаживались, в кабинете царила гробовая тишина. Мерзликин с каким-то отвращением листал Скворцовскую историю болезни.
– Ну-с, господин хороший, расскажите нам, как вы себя чувствуете? Чем вам помог доктор Нилин?
Скворцов задумчиво посмотрел на главного врача и произнёс тихо, но внятно:
– Да, помог. Я полностью здоров.
– А как ваша фамилия, имя, отчество вы нам скажете? – настаивал Мерзликин.
О проекте
О подписке